Магический круг - Кэтрин Нэвилл

В разгар Второй мировой войны, когда союзники высадились в Неаполе сразу после падения правительства Муссолини, немцы полгода со всей решимостью защищали Монте Кассино. Налеты авиации союзников превратили эту гору в груду камней. Однако немецкие отряды — несмотря на то что уже вывезли в безопасное место все ценные сокровища и архивы монастыря — продолжали защищать его руины в отчаянных попытках удержать эту гору.

— Монте Кассино защищали фанатично по приказу самого Гитлера, — сказала Зоя. — Точно так же в ходе вторжения в Россию он стремился завладеть горным Памиром в Центральной Азии, поскольку лозоискатели и геоманты убедили Гитлера, что итальянский Монте Кассино — одна из ключевых точек обширной энергетической сетки, покрывающей землю.

— Да, да, как раз об этом я рассказывал Ариэль прошлым вечером, — заметил Вольфганг. — Видимо, эти места связаны с грядущей эрой. И действия Гитлера также.

— Верно, — согласилась Зоя. — Есть и еще одно подтверждение. Согласно составленному для него гороскопу Везунчик мог умереть только от своей собственной руки, поэтому приближенные к нему люди называли его «несокрушимым человеком». Последнее покушение на его жизнь в бункере «Волчье логово» совершил двадцатого июля тысяча девятьсот сорок четвертого года Клаус Шенк фон Штауффенберг, красавец, герой войны, аристократ и мистик. Его имя символично связано с грядущим веком: Schenk означает «виночерпий», a Stauf — «высокая пивная кружка». Поэтому многие считали Штауффенберга будущим «разливщиком», который станет церемониймейстером нового времени, сокрушив Великого Противника. Еще более важным считалось то, что, подобно Вотану, Штауффенберг потерял — а возможно, отдал! — на этой войне один глаз. Но опять-таки Везунчик оправдал свое прозвище, — добавила Зоя. — Позже, сам решив свести счеты с жизнью, он совершил своеобразный ритуал: цианид, пуля и огонь — кельтская тройная смерть, как в «Гибели богов».

— Слишком шикарное описание для вашего персонажа, изначально одержимого манией убийства, — заметила я. — Достаточно просто вспомнить о том, какую смерть приняли Муссолини и Гитлер: первого вывесили на городской площади, как набитую колбасу, а второй сгорел, облившись бензином. Едва ли это можно назвать героическими или благородными способами смерти и уж конечно не «Гибелью богов». Не говоря уже о том, сколько миллионов погубил до этого сам Гитлер во время холокоста.

— А вы знаете, что означает слово holocaust? — спросила Зоя.

— В переводе с греческого holo-kaustos означает «полностью сожженный», верно? — ответил Вольфганг. — В Греции жертвенное животное называли благой жертвой, если оно «полностью пожиралось огнем». Это означало, что боги приняли все, что им послали. Греки обычно приносили жертвы за полученные ими дары, в то время как семиты совершали подобные обряды во искупление прошлых грехов племени.

О господи, о чем они говорят? Мне пришлось вспомнить, что я нахожусь в родстве с обоими этими индивидуумами, которые сидели здесь и так философски, даже беспечно болтали о самом ужасном и широкомасштабном убийстве в мире, словно это был некий древний религиозный обряд. Разве не достаточно сказать, что своими преступлениями Гитлер заслужил то, чтобы его подожгли как суфле из алтея, когда, подделываясь под древнего тевтонского героя, он совершил языческий ритуал, приобщив к нему шестерых детей, собачку и пеструю компанию приятелей в подземном бункере в преддверии Вальпургиевой ночи? Уже одно это было достаточно отвратительно. Но их дальнейшие рассуждения — если я правильно поняла — были еще хуже.

— Вы, наверное, шутите! — воскликнула я. — Не хотите же вы сказать, что смерть Гитлера была частью какого-то чудовищного ритуала, включавшего массовые убийства, — попыткой очистить землю и родословие всего человечества ради предсказанного божественного воплощения нового века?

— Все несколько сложнее, — сообщила мне Зоя. — Когда вы пришли, я говорила, что расскажу, какого мага не хватает в deux magots. Некоторые считают, что Балтазара, принесшего в дар горькую мирру для слез раскаяния. Но на самом деле не хватает Каспара, принесшего ладан, символ добровольной жертвенности.

— Таким же символом была смерть Каспара Хаузера, — сказала я, вспомнив историю, поведанную мне Вольфгангом по дороге в монастырь Мелька.

— Ты была когда-нибудь в Анспахе на могиле Каспара Хаузера? — спросила Зоя. — На том маленьком, обнесенном каменной стеной кладбище всегда полно цветов. Слева от его могилы — надгробный камень с надписью Morgenstern, что значит «утренняя звезда», пятиконечная звезда Венеры. А на камне справа — Gehrig — «копьеносец», небесный кентавр Стрельца, от древнего верхненемецкого слова Ger — «метательное копье». Случайность? Нет, скорее некое послание.

— Послание? — удивилась я.

— Этот кентавр пожертвовал жизнью, чтобы поменяться местами с Прометеем в подземном царстве Гадеса, — сказала она. — Его смерть по-прежнему связывают с суфизмом и с восточным мистическим учением. Пятиконечная звезда Венеры считается символом жертвы, требуемой для посвящения в пифагорейские таинства. Я полагаю, что послание, высеченное на могиле Каспара Хаузера, означает то, что перед началом каждой новой эры должны быть принесены жертвы, добровольные или принудительные.

Зоя загадочно улыбнулась. Холодный взгляд ее аквамариновых глаз, казалось, пронизывал меня насквозь.

— И в нашей истории есть такая жертва: смерть племянницы Везунчика, дочери его сестры Анжелы. Вероятно, она была единственной женщиной, которую Везунчик беззаветно любил, — пояснила Зоя. — Она училась вокалу в консерватории, как Пандора, и могла бы стать прекрасной певицей. Но она застрелилась из револьвера Везунчика, хотя причину этого так никогда толком и не объяснили. Ее звали Гели Раубаль, сокращенное от Ангели — «маленький ангел». А это имя происходит от греческого angelos — «вестник». В общем, вы понимаете, что, как и в случае с Каспаром Хаузером, это мог быть символический вестник, умерший ради стремлений других людей.

— И к чему же стремились эти другие? — спросила я.

— Познать таинство вечной жизни — магический круг Пандоры, — сказала Зоя. — То есть, проще говоря, обрести дар жизни после смерти.

ВЕСТНИК

Вера (фракийцев) в бессмертие требует следующего ритуала… Каждые пять лет они бросают жребий, выбирая одного человека на роль вестника к Салмоксису… чтобы попросить то, что они хотят… При этом часть людей держат копья, устремленные наконечниками вверх, а остальные, взяв избранного посланца за руки и за ноги, подбрасывают его на эти копья. Если он умирает, то считается, что бог благосклонно отнесся к их просьбам, но если он выживает, то его обвиняют в дурной репутации и посылают вместо него другого вестника.

Я слышал и другой рассказ от греков… Жил на Самосе некий человек по имени Салмоксис, он был рабом в доме Пифагора… После получения свободы, скопив состояние, он вернулся в свою родную Фракию… где пригласил к себе вождей и научил их, как избежать смерти, чтобы ни он сам, ни они, ни их потомки никогда не умирали.

И среди учеников, избежавших большого пожара, были Лидий, Архипп и Салмоксис, тот самый раб Пифагора, который, говорят, научил пифагорейской философии кельтских друидов.

И спасся только я один, чтобы возвестить тебе.

Иисус взял хлеб и благословив преломил и, раздавая ученикам, сказал: примите, ядите: это есть Тело Мое. И взяв чашу и благодарив… сказал: пейте из нее все; ибо это есть Кровь Моя…

Матфей, 26, 26–28

И сделает Господь Саваоф на горе сей для всех народов трапезу из тучных яств, трапезу из чистых вин, из тука костей и самых чистых вин. И уничтожит на горе сей покрывало, покрывающее все народы, покрывало, лежащее на всех племенах. Поглощена будет смерть…

Исаия, 25, 6–8

Густой ковер расстилавшихся перед ней сочных изумрудно-зеленых лугов смягчил ее душу, ожесточившуюся за очередную долгую зиму, проведенную под игом римлян. Высокая и гордая, стояла она на высоком травянистом холме в плетеной колеснице, легко держа поводья. Свежий утренний ветер взметнул над ее широкой спиной распущенные, ниспадавшие волнами до талии рыжие волосы.

Прошлый год прошел значительно тяжелее, чем предыдущие пятнадцать лет римского владычества. Молодой император Нерон оказался куда более алчным, чем его отчим Клавдий, которого, поговаривали, отравил сам Нерон.

Теперь коренных бриттов жестоко притесняли стихийные потоки римских колонистов и гарнизоны легионеров. Лишь несколько месяцев назад, когда умер ее муж, ее саму, благородную княгиню царских кровей из племени икенов, и двух ее юных дочерей изнасиловали римские легионеры, вытащили из дома и принародно избили железными прутьями. Ее обширные земельные владения захватили по приказу императора Нерона, а все фамильные богатства и сокровища наряду со всей остальной награбленной добычей увезли в Рим. Но, несмотря на эту трагедию, она понимала, что с ней обошлись лучше, чем с другими: множество простых бриттов заковывали в цепи и отправляли на строительство римских городов, римских крепостей, римских акведуков и римских дорог. Какой же реальный выбор теперь остался у бриттов? Только свобода или смерть.