Падение башен. Нова - Самуэль Дилэни

— Так уж и быть, — сказал Катин. — Жертвую тебе ладью.

Они уселись за шахматную доску.

Они сыграли уже три партии, когда по холму разнесся голос Лока:

— Всем по своим проекционным камерам. По курсу — какое-то сложное боковое течение.

Мышонок и Катин выскочили из своих стульев-пузырей. Катин согнулся, пролезая в маленькую дверь под винтовой лестницей. Мышонок пробежал по ковру, перепрыгнул через три ступеньки. Он перешагнул через ящик с инструментами, бухту кабеля, три валяющихся колечка замороженных ячеек памяти — они таяли в тепле и там, где высыхали лужицы, выступала соль — и уселся на койку. Он схватил кабели и подключил их.

Ольга с готовностью замигала сверху, по бокам и сзади него.

Боковое течение: красные и серебряные блестки, зажатые в горсти. Капитан вел корабль поперек потока.

— Вы, должно быть, отличный гонщик, капитан, — произнес Катин. — На какой яхте вы ходили? У нас в школе был яхт-клуб, который арендовал три яхты. Я как-то собирался вступить в этот клуб.

— Помолчи, и следи за своим парусом.

Здесь, на самом краю галактической спирали, было мало звезд. Гравиметрические изменения тут очень слабы. Полет в центре галактики с его более сильными течениями требует возни с дюжиной различных рабочих частот. А здесь капитану достаточно было напасть на следы скопления ионов.

— Куда, мы, по крайней мере, летим? — спросил Мышонок.

Лок показал координаты на неподвижной матрице и Мышонок прочитал их на движущейся.

— Где была эта звезда?

Возьмите понятия типа «далекая» и «уединенная» и «тусклая» и попробуйте дать им четкое математическое определение. Они при таком подходе теряют смысл.

Но до того, как это сделать, они дадут понятие о звезде.

— Моя звезда, — Лок прижал парус к борту, чтобы ее можно было разглядеть. — Это мое солнце. Это моя нова со светом восьмисотлетней давности. Смотри в оба, Мышонок, а теперь — пошел сразу вниз! И если твой парус захлопает, и это задержит меня хотя бы на секунду…

— Продолжайте, капитан.

— …я забью столик Тай тебе в глотку. Вверх пошел!

И Мышонок повел корабль вверх так, что потемнело в глазах.

— Капитаны из этих мест, — задумчиво произнес Лок, когда потоки поредели, — когда они попадают в мешанину течений центра, они не могут двигаться в потоках таких густых скоплений, как Плеяды. Они избегают мощных течений, начинают крутиться и по уши залезают во всякие сложные маневры. Половина несчастных случаев, про которые ты слыхал, произошла с эксцентричными капитанами. Я несколько раз говорил с такими. Они говорили, что здесь на краю, были капитаны из Плеяд, корабли которых почти затягивало в гравитационные воронки. «Вы чуть ли не спите на своих парусах», — говорили они. Он засмеялся.

— Знаете, вы ведете корабль уже очень долго, капитан, — сказал Катин. — Тут довольно чисто. Почему бы вам не отдохнуть немного?

— Я чувствую, что мои пальцы погружены в эфир достаточно глубоко, чтобы выдержать еще одну вахту. Ты и Мышонок остаетесь на местах. Остальным марионеткам — обрезать свои веревочки.

Паруса опали, сложились, каждый превратился в тонкий карандашик света. Потом и свет пропал.

— О, капитан фон Рей, о чем-то…

— …о чем-то мы должны поговорить…

— …сперва. Нет ли у вас еще…

— …не скажете ли, где у вас…

— …я хочу сказать, если все нормально, капитан…

— …блаженство?

Ночь легко вошла в их глаза. Паруса несли их к булавочному проколу в бархатной портьере.

— Они, наверное, здорово развлекались с его помощью на рудниках Табмена, — произнес через некоторое время Мышонок. — Я думал об этом, Катин. Когда капитан и я рыскали по склону Золота в поисках наркотика, нам встретился один тип, который старался уговорить нас остаться там. И я подумал: штеккер есть штеккер, а гнездо есть гнездо, и если я нахожусь на одном конце, то для меня нет большой разницы, будет ли на другом конце парус звездолета, сеть ли для охоты на аквалата или ротор рудничного комбайна. Я думаю, можно пойти туда на время.

— Да будет тень Аштона Кларка парить над твоим правым плечом и охранять твое левое.

— Спасибо, — помолчав немного, Мышонок спросил, — Катин, а почему люди всегда вспоминают Аштона Кларка, когда кто-то собирается сменить работу? Нам говорили у Купера, что парня, который изобрел разъемы, звали Сокет или как-то наподобие…

— Соукат, — поправил Катин. — Он мог бы счесть твои слова за неудачную шутку (соукет — англ. — разъем, гнездо). Аштон Кларк был философом и психологом двадцать третьего века, чья работа помогла Владимиру Соукету разработать свои первые разъемы, присоединенные к нервам. Оба они пытались что-то сделать с понятием работы. Работа, как ее понимало человечество до Кларка и Соукета, очень отличалась от того, что мы имеем сейчас, Мышонок. Человек шел в офис и управлял компьютером, коррелировал грандиозную массу данных, поступающих из торговых отчетов о продаже, скажем, пуговиц. Или чего-нибудь столь же архаичного, в центральных районах страны. Работа этого человека была жизненно важна для производства пуговиц, по этой информации можно решить, какое количество пуговиц выпускать в следующем году. Но, хотя этот человек и делал важную работу для производства пуговиц, имел пай фирмы, получал от нее материальное и моральное поощрение, но он мог работать неделю за неделей и не видеть ни одной пуговицы. Он получал определенное количество денег за управление компьютером, на эти деньги его жена покупала пищу и одежду для него и всей семьи. Но при этом не было прямой связи между тем, где он работал и тем, как он ел и проводил свое свободное время. Оплачивали ему не пуговицами. Поскольку фермерство, охота и рыболовство стали вовлекать в себя все меньшую часть населения, разделение между работой и образом жизни человека — что он ел, что надевал, где спал — становилось все больше и больше для всего большего числа людей. Аштон Кларк показал, что это приводит к психическим срывам. Для присущих всем чувств свободы действия и самоутверждения, которыми человек обладал, начиная с неолитической революции, когда он впервые стал сеять зерно, одомашнивать животных и жить в одном выбранном им самим месте, появилась серьезная угроза. Эта угроза появилась во времепа промышленной революции и многие люди увидели ее раньше Аштона Кларка. Однако Аштон Кларк шагнул еще дальше. Если в технологическом обществе сложилась такая ситуация, что между человеческим трудом и модус вивенди не существует никаких иных прямых связей, кроме финансовых, в конце концов, работнику необходимо почувствовать, что он непосредственно изменяет вещи своей работой: придает вещам форму, производит вещи, которых раньше не было, перемещает вещи с одного места на другое. Он должен затрачивать энергию на свою работу и видеть происходящие изменения своими глазами. В противном случае он бы чувствовал, что жизнь его пуста.

Живи он, однако, в другом столетии, никто бы, возможно, и не слышал бы сейчас об Аштоне Кларке. Но технология достигла такого уровня, что можно было сделать кое-что из того, о чем говорил Аштон Кларк. Соукет изобрел штеккерные разъемы и усилители биотоков, и целую технологию, в соответствии с которой машины могут управляться непосредственно нервными импульсами, теми самыми импульсами, которые заставляют двигаться руку или ногу. И это было революцией концепции работы. Подавляющее большинство работы стало сводиться к труду, который вооруженный машиной человек выполнял «непосредственно». Раньше были фабрики, управляемые единственным скучающим человеком, который включал тумблер утром, спал половину дня, записывал пару цифр перед обедом и выключал все перед тем как уйти. Теперь же человек шел на фабрику, подключался и мог подтаскивать исходные материалы левой ногой, делать тысячи тысяч точных деталей одной рукой, производить сборку другой и отправлять готовые изделия правой ногой, осматривая все их своими собственными глазами. И он был удовлетворен своим трудом в гораздо большей степени. По своей природе большинство труда могло быть преображено в работу, совершаемую с помощью подключения и выполняться с большей эффективностью, чем раньше. А в тех редчайших случаях, когда производительность труда была чуть менее эффективна, Аштон Кларк показал, что это психологически выгодно обществу. Аштон Кларк, как о нем говорили, был философом, вернувшим человечество к труду. При такой системе большинство эндемических психических расстройств объяснялось последствиями чувства отчуждения старого общества. Происшедшая трансформация превратила войны из событий крайне редких в невозможные вообще и (после первоначального потрясения) стабилизирует экономические связи между мирами вот уже восемьсот лет. Аштон Кларк стал пророком рабочих. Вот почему до сих пор, когда человек собирается сменить работу, ты призываешь ему в помощь Аштона Кларка или его дух.