Шардик - Ричард Адамс

ЧАСТЬ V. Зерай

39. За Врако

В Бекле Кельдерек слышал о местности к востоку от Кебина — «помойке империи», как выразился о ней один из провинциальных губернаторов, — провинции без поместий и правительства, без доходов и без единого крупного города. В тринадцати лигах ниже по течению от Ортельги Тельтеарна круто поворачивала и дальше текла на юг, мимо восточной оконечности Гельтских гор. К югу от гор и к западу от Тельтеарны простиралась глухая местность с лесистыми грядами и увалами, топкими болотами, ручьями и дремучими чащами, без дорог и селений, если не считать нескольких деревушек, чьи обитатели питались рыбой, мясом полудиких свиней и скудными плодами земли. Многие беглецы и преступники бесследно скрывались в этих пустынных краях. В Бекле ходило выражение: «Убил бы гада, да в Зерай не хочется». Непослушным сорванцам матери в сердцах говорили: «Ты закончишь в Зерае». По слухам, из этого уединенного не городка даже, а местечка, расположенного там, где Тельтеарна сужалась до пятисот шагов, любого человека, способного заплатить за услугу, переправляли на восточный берег без лишних вопросов. В былые дни даже северная охранная армия никогда не продвигалась на восток дальше Кебина, и ни один сборщик налогов или налоговый чиновник не пересекал Врако, страшась за свою жизнь. Такой была местность, куда теперь вступил Кельдерек и где он, по милости Эллерота, мог оставаться в живых столько времени, сколько сумеет.

Вынув из заплечного мешка и надев башмаки, Кельдерек быстро зашагал по заросшей узкой тропе. Едва только откроют ворота и снимут охрану у брода, думал он, кто-нибудь наверняка пустится за ним следом в надежде догнать и убить. Хотя он прекрасно понимал, что, скорее всего, погибнет в этих диких краях, и на самом деле не испытывал особого желания спасти свою жизнь, все же он твердо решил не принимать смерть от рук йельдашейцев или других врагов Шардика. Через час Кельдерек подошел к развилке, откуда налево, в северном направлении, вела еще более заросшая тропка. Он свернул на нее и какое-то время пробирался сквозь заросли кустарника у обочины, чтобы не оставлять следов на самой тропе.

Наконец, незадолго до полудня, так и не увидев и не услышав ничего подозрительного, Кельдерек сел на берегу ручья, подкрепился и стал думать, что же делать дальше. В основе всех мыслей, подобная скальному дну бурного потока, лежала уверенность, что он преступил некую незримую, но все же совершенно реальную границу, из-за которой нет возврата. Что означало приключение у Уртских избоин, рассказ о котором поверг встречных пастухов в такой страх и трепет? Что произошло с ним на бранном поле в Предгорье, когда он лежал без памяти, всецело во власти неотмщенных мертвецов? И почему Эллерот пощадил жизнь человека, чье правление привело к тому, что он лишился сына? Размышляя над этими необъяснимыми событиями, Кельдерек сознавал, что они погасили силу и веру, горевшую в сердце короля-жреца Беклы. Теперь он чувствовал себя почти призраком, истощенной душой, населяющей изнуренное тяготами тело.

Самым звучным колоколом из всех гудевших в сердце было известие о Шардике, сообщенное Эллеротом. Шардик переправился через Врако и находится при последнем издыхании, в чем не может быть сомнений. Если он, Кельдерек, еще хоть немного дорожит жизнью, лучше всего для него смириться с этой мыслью. Искать Шардика в подобной местности — значит подвергнуться опасностям и трудностям, выдержать которые у него не хватит ни душевных, ни физических сил. Он либо будет убит, либо умрет в лесистых предгорьях. Шардика, живого или мертвого, уже не вернуть; а для него самого единственный слабый шанс на спасение — направиться на юг, как-нибудь добраться до северной Тонильды, а потом разыскать ортельгийскую армию.

Однако часом позже Кельдерек, уже не прячась, снова двигался на север по тропе, извилисто поднимавшейся в гору. Эллерот, горько думал он, сказал про него правильно. «Поверьте мне на слово, ни он, ни медведь теперь не представляют для нас опасности». Да, так и есть, ведь он жрец Шардика — и только. Боясь презрения Та-Коминиона, силой своего убеждения заставившего его поверить, что бог послал Шардика для завоевания Беклы, он безучастно стоял в стороне, когда тугинду связывали и уводили прочь, как преступницу, а впоследствии взял на себя роль посредника между Шардиком и своим народом. Без Шардика он никто — заклинатель дождя, бубнящий в засуху без всякого толку; шаман, утративший былую магическую силу. Вернуться к Зельде и Гед-ла-Дану с известием, что Эллерот находится в Кебине с йельдашейским войском, а Шардик навеки потерян, — значит подписать себе смертный приговор. Генералы сейчас же, ни дня не медля, избавятся от человека, потерпевшего такой крах. Эллерот знал это — и еще одно знал. В отличие от многих других врагов, он понимал глубокую, страстную веру Кельдерека в Шардика. Подобно тому как разумный хозяин, втайне презирающий личные ценности и верования слуги, понимает тем не менее, что именно в силу своих убеждений слуга этот способен на поступки бескорыстные, а возможно даже, мужественные и жертвенные, — так же и Эллерот при всей своей ненависти к Шардику ясно понимал, что Кельдерек, какие бы надежды его ни искушали, не сможет отделить свою судьбу от судьбы медведя. Вот почему он, уверенный в скорой смерти Шардика, не видел никакого вреда в том, чтобы пощадить короля-жреца. Но почему он посчитал необходимым навязать свою волю всем остальным? Может ли быть такое, что Кельдерек теперь отмечен некой печатью, видимой людям вроде Эллерота? Печатью проклятия, свидетельствующей, что он прошел через заслуженные страдания и обрел неприкосновенность, в которой отныне должен оставаться в ожидании божьего возмездия? При этой мысли Кельдерек, устало бредущий по дикой глуши, тяжело вздохнул под бременем своего несчастья и невнятно запричитал, в точности как полоумная старуха в разоренном безлюдном городе, несущая на руках мертвого ребенка.

Хоть и наслышанный об этих злополучных краях, он все же не ожидал, что они настолько пустынны. За весь день он не встретил ни души, не уловил ни звука человеческой речи, как ни напрягал слух, не увидел ни дымка, как ни озирался по сторонам. С наступлением сумерек Кельдерек осознал, что ему придется провести ночь под открытым небом. В бытность свою охотником он не раз ночевал в лесу, но редко в одиночестве и никогда без оружия и костра. Отправить его за Врако, не снабдив хотя бы ножом и кремнем с огнивом… может, в конце концов, они просто выбрали такой вот жестокий способ убийства? А Шардик, которого он так и не найдет… жив ли еще Шардик? Кельдерек в изнеможении опустился на землю, обхватил голову руками и вскоре погрузился в странное забытье наяву, которое было не сном, а скорее полным истощением ума, больше неспособного цепляться за мысль, проскальзывающего и прокручивающегося впустую, как колеса в вязкой грязи.