Аплодисменты - Людмила Гурченко

Я брожу по красивой Риге, нахожу те уголки, где мало народу. Мне нравится сидеть рядом со старушками. Слушать их пересуды и жалобы на здоровье, любоваться их старыми собачками. Ах, как мне хочется домой, к родителям, к моему папочке! Порой мне так остро этого хочется, что я чувствовала, как моя душа «сжата в тисках». То было прекрасное, теплое, редкое прибалтийское лето. Почему-то я во всех городах выискивала улицы, которые про себя отмечаю так: вот здесь похоже на Харьков, о-о, а это точно наша Сумская! Ну, а это уж прямо наша Холодная гора. Ой, а здесь родная Клочковская… А ведь уже десять лет вроде живу в Москве. Лето… Дочь у родителей в Харькове. Сейчас у них счастливое время. У всех троих. Ах, если вот скоро я нагряну к ним, то надо собираться с духом и очень тонко сыграть, опять, мол, все хорошо. Опять работаю. Суставы побаливают, но уже далеко не так, как два года назад. Уж точно, папа перво-наперво прощупает все кости и будет прислушиваться, «нет ли у дочурки туберкулеза?» Я привезу для него гостинцы — знаменитых прибалтийских угрей. «Давай, Леля, подкорми дочурку як следуить быть. Хай поспит дома. Вот усе и у кучки, уся семья, ах ты ж, мамыньки родныи, якая ж ета радысь. Ладно, не плачь, Лель, што бог дась, главное, чтоб здоровье було! А етага брата в нее ще будить… Ще усе наши окны повыбивають! Не плачь, Лялюша, а то я и сам вже не выдержу». Мама прижимала к себе свое любимое создание — свою «унученьку», — и все мы молча думали об одном: она растет без отца.

Прошло время после картины «Укротители велосипедов». Теперь я ее люблю за то, что она принесла мне редкую возможность еще раз встретиться с большим артистом, одинаково мощно работающим во всех возможных жанрах. Что такое в моем понимании настоящий артист? Это человек, которого я ни на секунду не могу представить ни инженером, ни учителем, ни космонавтом, ни врачом… Но который может быть самым высоким профессионалом в этих профессиях… На экране и в театре, конечно. Это народный артист СССР Олег Иванович Борисов. Тогда хрупкий молодой человек. Годы мало изменили его внешне. Они только углубили его крупное драматическое нутро, его недюжинный актерский темперамент и отточили ювелирный актерский ум. Это один из редких партнеров, очень родной по духу. С ним я могу не видеться годами, но если встречаюсь на кинопробе, на репетиции или сразу на съемке — у меня возникает ощущение, что все это время мы не расставались, а жили рядом, бок о бок. Впервые нас свел в дуэте в своем фильме «Балтийское небо» Владимир Яковлевич Венгеров. Олег Борисов играл летчика Татаренко. Казалось бы, лирический герой, что тут придумаешь? Но актер сумел найти в роли такие разнообразные нюансы, что его герой не уместился в рамках, отведенных Борисову. Даже в той голубой роли было видно, что актер может сделать очень многое. В фильме «Укротители велосипедов» мы встретились в комедийном дуэте. У Олега Ивановича несколько сцен просто блестящих, каскадных. А потом «Рабочий поселок» и его знаменитая трагическая роль слепого инвалида войны. И я рядом с ним, подавая ему с земли палку, абсолютно верила, что Олег действительно ничего не видит. На мой взгляд, это одна из его самых прекрасных ролей. А потом, в небольшой роли учительницы, которая не любит детей, я подыгрывала Олегу Борисову в фильме «Дневник директора школы», где он создал свой, борисовский, глубокий, очень теплый, душевный характер директора-учителя. Еще судьба нас свела в фильме «Вторая попытка Виктора Крохина», где мы играем безысходную любовь двух немолодых, побитых жизнью людей. Во время съемки после слова «мотор» у меня не подрагивала ни одна жилка, мне было очень спокойно и казалось, что рядом со мной такой родной, такой дорогой и знакомый человек. «Олег, сколько лет мы с тобой уже знакомы?» — спросила я его на съемках нашей последней совместной картины «Рецепт ее молодости», — где Олег танцует, поет, играя роль барона Пруса. «Знаешь, лучше этого не произносить вслух, а то прямо страшно…» Много есть хороших актеров. Меньше — прекрасных. Совсем немного — редких талантов. Но таких, как Олег Иванович Борисов…

Я ходила по рижским переулкам. Я чувствовала, что скоро кончится картина, тогда опять — неизвестность. Эта работа случайная. Случайная. Из нее не вытекало ничего. Ничего. А что же завтра?

НАЗНАЧЕНИЕ

В театр «Современник», гремевший в шестидесятых, я попала случайно. Все, что я видела в театрах, будучи студенткой и после, не уносило меня высоко. И быть на сцене во время действия хотя бы одного из виденных спектаклей мне не хотелось. А для себя, изнутри — эта самая точная оценка — с позиции: твое или не твое. Подсознательно мне хотелось со сцены услышать нормальный человеческий голос. Узнать о жизни такое, что мне очень важно. Проще: мне хотелось театр приблизить к кино, к жизни. Вроде так. Но вот сейчас, сегодня, мне хочется совершенно обратного. Хочется ярких, пестрых, выразительных, небытовых интонаций. Хочется видеть мощный, разносторонний характер-символ, далекий-далекий от невыносимых правдивых-преправдивых узнаваемых интонаций, которыми овладели все в совершенстве. А в общем, дело не в этом, а в том, как время меняет критерии, вкусы, потребности, невозможность существовать вчерашним.

На спектакль «Назначение» меня пригласила актриса, с которой мы встретились однажды на пробах. Потом, как это бывает в кино, жизнь разбросала нас, и вдруг мы встретились у метро на площади Маяковского. Я узнала, что она работает в театре, напротив которого мы стоим. На днях премьера нового спектакля, с репетиции которого она идет. И главное — вот же совпадение — она снимает ту же комнату, у той же хозяйки, где я провела время пика «моей бурной молодой популярности». У той очаровательной женщины, которая, наверное, всегда меня вспоминает, садясь на антикварный диван палисандрового дерева. Моя симпатичная приятельница не просто актриса. Она актриса Редкого взрывного темперамента. Поразительно точный собирательный образ — тип бойкой, обаятельной, с острым юмором, жизнерадостной, жизнелюбивой и жизнестойкой советской женщины. Именно современная советская актриса. Она талантливо умела сочетать полярное — трагедию и комедию. Смешивала их как лед и пламя не только в течение роли, но и в течение одного монолога, одной фразы. В блестящей трагикомической роли Нюты я и увидела ее в спектакле «Назначение».

Это был период самого расцвета театра. И расцвет творчества этой прекрасной актрисы. Актрисы Нины Дорошиной. Сейчас сменилось в театре все. Новое помещение на спокойном и «чистом» бульваре, где нет той прежней бурлящей жизни эпицентра города, когда хочешь или не хочешь, а жизнь с ее горячей, тревожной атмосферой площади Маяковского врывалась в двери театра вместе со зрителями. Да и зритель другой. Новое руководство в театре и новая администрация. И все новые и новые актеры. Сейчас другие моды, волны и напевы. Это тоже интересно. Но почему я не могу забыть того праздничного настроения, связанного с обликом дорошинской жизнеутверждающей женщины? Ведь многое на расстоянии блекнет, меняет свои краски. Но то видение — такое выпуклое, такое неизгладимое и, кажется, такое нужное сейчас. И скажу как на духу: как актриса я не лишена моментов болезненного самолюбия, тщеславия, честолюбия. Но когда Нина Дорошина играла на сцене роль, где я ее дублировала во втором составе, — в тот день я была занята в массовых сценах, — я, стоя в толпе, смотрела на нее с таким восторгом, что изо всех сил прижимала руки к груди, чтобы не зааплодировать вместе со зрительным залом.