Меч на ладонях - Андрей Муравьев

Испанец попробовал что-то возразить, но юная госпожа только шевельнула ручкой, и старик притих.

– Ваша должность позволяет вам находиться в замке с тем, чтобы помогать мне в минуты опасности и давать советы, но от командования вы отстраняетесь… – Иоланта де Ги посмотрела на осунувшегося рыцаря и добавила уже менее официальным тоном: – Это наименьшее наказание, которое вы заслужили.

Д'Кобос кивнул.

– Что же касается командования нашим войском, то… – Она сделала паузу. – Я предлагаю этот пост рыцарю Тимо, оказавшему нам неоценимую помощь в недавней кампании.

Горовой попробовал открыть рот, но властная ручка хозяйки окрестных земель прервала высказывание казака.

– И дарую ему и его верным друзьям Улугбеку, Константину и Захарию, – баронесса слегка запнулась, произнося сложное для восприятия европейца имя, – тысячу солидов из тех же средств за помощь при обороне замка и отыскание казны.

Иоланта перевела взгляд на подъесаула, застывшего после ее слов, и его ученого товарища и сделала жест, призывая их к ответным словам. Но время шло, а оба «полочанина» так и не раскрывали ртов. После нескольких секунд молчания, во время которых Тимофей Михайлович переваривал свалившееся на него предложение работы, а Улугбек обдумывал дипломатичный ответ, Иоланта негодующе сдвинула брови – от звания коннетабля, то есть главы военных сил, даже такого маленького государства, редко отказываются однощитовые рыцари без гроша за душой, да еще и недавно положенные.

Сомохов шагнул вперед. Первым делом он поклонился и речисто поблагодарил за высокую оценку их труда по защите замка и поиску виновников хищения казны. Он решил не называть вором того, кто, по-видимому, останется приближенным. Кроме того, он напомнил баронессе, что все они находятся в квесте, путешествии, от которого зависит их честь, следуя на край цивилизованного мира на поиски потерянного артефакта важного, но тайного для непосвященных значения. Напустив тумана, он от имени Горового отклонил предложение остаться в замке, но еще раз любезно поблагодарил за деньги, дарованные им из возвращенного хозяйке сокровища.

Иоланта, поняв, что ей отказали, недовольно сверкнула глазками, сжала кулачки, но настаивать не стала. Только процедила, что от таких возможностей не отворачиваются, но Бог им судья. После чего милостиво разрешила всем покинуть ее, ибо она устала после всего пережитого и хочет побыть одна, но добавила, чтобы копать в саду начинали немедленно. Она спустится через полчаса посмотреть.

Все присутствовавшие откланялись и быстро вышли из зала. Впечатлений за час было больше, чем можно переварить.

Через неделю на постоялом дворе у перекрестка южной Миланской и старой Венецианской дороги встретились две необычные компании. В первой ехал здоровенный, по местным понятиям, однощитовой рыцарь на рослом германском жеребце. За ним следовали оруженосец, оседлавший более дешевого андалузца, и две телеги, одной из которых правил восточного вида рослый купец в алеманской шапочке, а второй – молодой итальянец в стеганом жакете лучника или дешевого мерсенария[167]. Вместо товаров или разборного шатра на телегах были сложены короба и завернутый в тряпье продолговатый тюк, на многочисленных ухабах и ямах издававший металлический звон. Такой груз возить положено скорее купцам да коробейникам, нежели благородному сословию, но сказать слова упрека или насмешки в глаза компании решился бы только последний идиот – уж больно сурово выглядели высоченные рыцарь и его оруженосец. Еще бы больше удивились встречные, если б узнали, что в коробах хранятся не пряности и не ткани, а перегонные реторты и мешки с какими-то порошками, забранными из лаборатории старого Бернавоззо, а в тюке завернут не отрез полотна, а ствол кованой пищали с романтичным именем Ева.

Вторая компания выглядела более обыденно для путников на дороге: двуколка со съемным верхом, влекомая двумя смирными лошадками, внутри которой сидела миловидная синьора со своим ухажером. Правда, внимательный наблюдатель и тут бы заметил несуразности: вокруг скромной повозки на меринах скакали четверо вооруженных до зубов слуг, а у синьора, ростом не уступавшего варягам византийского кесаря, на поясе висел не выходной ножик для чистки апельсинов или кинжал для разделки мяса на пикнике, а боевой меч и странного вида металлическая рогулька в кожаном футляре.

Встреча их не была запланирована, но тем больше было изумление и радость узнавших друг друга путников в придорожном трактире с обыденным названием «Кубок и Колесо».

Когда повозка с Малышевым подъехала к заведению, на стол Горового и остальных русичей уже подали горячее. За чавканьем они даже пропустили момент появления в зале того, на чьи розыски компания и выехала из гостеприимного Ги два дня назад.

В проводники рыцарь взял паренька из молодой дружины, который и вел Костю в путь по тайному ходу. От него и от Захара казак и ученый узнали о том, что фотограф захватил богатого пленного и собирался получить за него выкуп в Милане. Раз Костя не появился ни в замке, ни в городе, значит, его следы необходимо искать в пределах этого итальянского города, правильно рассудили русичи. После недолгих проводов они пустились в путь. Баронесса не настаивала на том, чтобы кто-нибудь из них остался. После того как они получили причитавшуюся им долю найденной казны, Иоланта де Ги демонстративно старалась не обращаться ни к рыцарю, ни к его свите, которые пренебрегли высокой честью, оказанной ею. «Полочанам» это было даже на руку.

– Вот уж кого не ждал встретить?! – радостно заорал Малышев, едва только узнал знакомые лица.

– О! Цэ ж Костик! – заворчал Горовой. – А мы тебя шукать до Милану збирались. А ты тута. О, цэ!

Улугбек Карлович и Захар молча обняли потерявшегося товарища. Последнее время у всех невольно мелькали мысли о том, что Малышева они уже могут и не увидеть в живых. Похожее испытывал и сам фотограф, впервые оказавшись один вдали от своих обретенных собратьев по несчастью. Теперь же все сомнения рассеялись, и у каждого из присутствующих товарищей будто камень с души свалился.

– Хозяин! Вина! – первым заревел Костя. Его спутница дипломатично присела за соседний столик, но Малышев подхватил ее на руки и тут же представил остальным:

– Алессандра Кевольяри, моя спутница. – Лицо Кости светилось от счастья.

Услышав это, Захар и Тимофей Михайлович только изумленно переглянулись, а Улугбек Карлович понимающе улыбнулся. Ученый, по его собственному мнению, уже давно прошел тот возраст, когда одна пассия может заменить другую в сердце за какую-то неделю. По крайней мере, он сам так думал.

Алессандра происходила из купеческого флорентийского рода Деколлини, делавшего деньги на поставках оливкового масла и южных сортов вина на более богатый север. В четырнадцать лет отец сосватал за нее своего делового партнера из Милана, купца Рубио Кевольяри, которому на тот момент было без малого шестьдесят. В этих местах это считался почтенный, но еще вполне зрелый возраст, и отец невесты с чистым сердцем пристроил третью из своих пяти дочек за богатого и одинокого ломбардца. Супружеское счастье Алессандры длилось всего три года и закончилось в тот момент, когда шхуна, груженная бочками с оливковым маслом, пошла на дно от рук марокканских пиратов, унося с собой и нелюбимого мужа. Свидетелей смерти было предостаточно из числа спасшихся, и в права наследства молодая вдова вступила сразу. В отличие от большинства итальянок, которые оказывались в такой же ситуации, она не отдала капитал в рост венецианским или генуэзским торговым домам, не отправилась домой к отцу (к его радости) и отшила все притязания на имущество многочисленной набежавшей родни покойного. Мужнина торговля в маленьких ручках синьоры Кевольяри не только не потерпела убытков, а, благодаря природным качествам новой хозяйки, даже получила новый толчок и начала развиваться.

Сама новоиспеченная вдова вела первые полгода обретенной свободы довольно замкнутый образ жизни, но по мере становления на новом поприще начала появляться в свет, шокируя матрон и кумушек своими фривольными отношениями с мужчинами и свободным поведением.

Это было то, что сумел разузнать о своей новой знакомой Малышев за пару дней, которые он отходил от «удара воротами». И ничего из услышанного ему не мешало проводить со своей пассией все больше времени, тратя на ее прихоти и шалости солиды из тех, что остались после загула на свадьбе. Впрочем, Алессандра, как вполне обеспеченная дама, могла себе позволить значительно больше своего ухажера, но, как и все влюбленные, с удовольствием принимала знаки внимания, будь то новые серьги, зеркало в серебряной оправе или платье византийского шелка. И когда новый любовник изъявил желание съездить в Ги узнать о своих друзьях, красавица-вдова заявила, что поедет с ним. Костя с радостью согласился.