Сталин - Дмитрий Волкогонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ни одна фотография Сталина не могла быть опубликована без предварительного одобрения самого "вождя" или позднее - Поскребышева. Сталин любил каноническое изображение своей личности: фотографии в солдатской шинели - воплощение "пролетарской строгости", держащий на коленях или за руку ребенка - "отец своего народа", в форме генералиссимуса - "великий полководец, победитель". Может быть, поэтому бесчисленные скульптуры, портреты, фотографии Сталина удручающе однообразны и невыразительны. Работая над книгой, я смог найти большое количество его фотографий. Но наиболее впечатляющи те, которые сделаны случайно, без позирования. Самые интересные в этом смысле фотографии Н.С. Власика и Н.С. Аллилуевой, но качество их таково, что они, к сожалению, едва ли могут быть воспроизведены в книге.
Сталин, заботясь об упрочении своего единовластия, исподволь способствовал формированию в стране целой иерархии руководителей, которые стояли на более низких ступенях власти. Можно было уже в начале, допустим, 30-х годов взять подшивку центральной газеты и обнаружить неофициальную табель о рангах. Конечно, на вершине пирамиды - "лучший ученик Ленина". В отчетах пишут, что зал стоя приветствует вождя. Аплодисменты переходят в овации. Непременно здравицы, "ура". Единодержцу долго не дают говорить. Восторг неподдельный. Состояние экзальтации. Настоящее идолопоклонение. Нет предела превосходным степеням, славящим эпитетам.
А вот как пишет газета о Молотове, Кагановиче. Ворошилове: "В президиуме появился славный соратник Сталина". Бурные, продолжительные аплодисменты. Могут даже назвать по имени-отчеству. Здесь же непременные эпитеты: "стойкий большевик-ленинец", "сталинский нарком", "руководитель сталинской школы"...
Дальше, когда речь идет о руководителях пониже (наркомы, секретари обкомов, руководители крупных ведомств), эпитеты уже более "взвешенные": "верные большевики", "отличные чекисты", "самоотверженные руководители"... Но хотя эти люди стояли значительно ниже на иерархической лестнице, они возглавляли целые республики, области, наркоматы и до 1934 года часто именовались "вождями" (регионального масштаба).
Те же, кто находится еще ниже, ведут работу по претворению "гениальных" планов индустриализации, коллективизации, организуют подписки на воздушные флотилии, проводят митинги и шествия, участвуют в раскулачивании и заполняют доски почета. Многим из них в конце десятилетия сильно повезет, если останутся живыми, тогда они наверняка поднимутся на следующую ступень. Вакансий будет много. Во времена сталинского единовластия табель о рангах составляла одну из важнейших основ цезаризма. Чем меньше народовластия, тем больше начальников.
Сталин понимал, что в народе, особенно среди крестьянства, еще не были изжиты подспудные "царистские" традиции. Века забитости и темноты не могли не оставить глубоких следов, какой-то иррациональной веры во всемогущество любого правителя, особенно находящегося в столице. Среди крестьян культовые настроения были связаны не только непосредственно со Сталиным, но и с властью вообще.
Сталину часто писали простые люди. Ответы готовились в его большом секретариате, поручавшем местным органам помочь в просьбах заявителей. Иногда Сталин собственноручно отвечал на некоторые письма. В архиве генсека удалось обнаружить десятки фотокопий этих ответов. Вот один из примеров:
"Ленинград. Семье Климкиных.
Дорогие товарищи!
Из-за перегруженности опоздал с ответом, за что прошу извинения. Выражаемое Вами пожелание уже выполнено мною. Направлены облигации: на 100 рублей в распоряжение ЦК МОПРа438 и на 300 рублей - в распоряжение колхоза "Пламя Революции" в Хоперском округе - одного из застрельщиков массовой коллективизации деревни.
Высылаю детишкам карточку, как они этого просили.
Привет!
7.04.30 г. И. Сталин"439.
Позднее каждое такое письмо становилось предметом широкой пропагандистской кампании в районе, области, крае как пример "простоты и заботы вождя о народе".
Удалось установить, что Сталин немало внимания уделял не только, как бы теперь сказали, проблемам управления, но и непосредственно "технике единовластия". Он внимательно проштудировал работы В. Воровского "О природе абсолютизма", М. Александрова "Государство, бюрократия и абсолютизм в истории России". Ю. Казьмина "Судьба властелина" и другие аналогичные труды. Можно сделать вывод, что тяга к исторической литературе у Сталина не была бескорыстной, простым читательским интересом. Он искал аналогии, "рецепты", изучал технологию власти, ее психологические нюансы. Так, на- пример, Сталин усвоил, что большое воздействие на сознание и чувства людей производят его речи на различных торжествах, крупных совещаниях в Кремле. В течение 1935 года Сталин выступил в Кремле на совещании железнодорожников (30 июля), колхозниц ударниц свекловичных полей (10 ноября), на совещании передовых комбайнеров (1 декабря), на приеме передовых колхозников и колхозниц Таджикистана и Туркменистана (4 декабря), трактористов (20 декабря) и т.д. Каждое подобное совещание широко освещалось в печати, отражалось в кинохронике. По мере роста популярности Сталин, однако, пришел к выводу, что выступать, "являться народу" нужно реже; в этом случае в той же пропорции растет значимость его общения с людьми. Сталин почувствовал, что затворничество, скрытность дают большие возможности для распространения официальных легенд, мифов, сусальных штампов о "вожде".
Страна, где веками народом правил самодержец, не может легко и просто стряхнуть психологические напластования одними заклинаниями. Нужно время. Поэтому для поддержания и роста своей популярности Сталин делал особый акцент на формирование "веры в вождя", "веры в его заботу о людях", "веры в его справедливость". Все те ошибки, просчеты и преступления, которые совершал Сталин, он всегда объяснял "вредительством", "головотяпством", "тупостью" чиновников, местных руководителей, которые или не поняли или исказили его указания. Эта линия срабатывала безотказно. Ведь даже сейчас есть люди, которые считают, что трагедия Сталина в том, что он "доверился" Ежову, а затем Берии, что Сталин "многого не знал", что размах репрессий был ему "неизвестен". Все это отголоски той утонченной идеологической кампании, которую Сталин вел многие годы. Ее суть внешне бесхитростна: все победы, успехи народа достигнуты благодаря Сталину; все перегибы, злоупотребления, поражения стали возможными в результате неисполнения его воли.
Причины популярности Сталина в народе кроются и в невысокой политической культуре широких масс. Я об этом уже говорил, но хочу вернуться к этой мысли вот с какой стороны. Ленин в одной из своих последних статей "О нашей революции" писал, что для строительства социализма требуется определенный уровень культуры и нужно создавать предпосылки этого уровня440. В данном случае мне хотелось бы подчеркнуть тот аспект этой культуры, который выражает взаимоотношение народа и власти. Сталин, как только почувствовал (а впервые он имел основания для этого в 1927 г. и окончательно - после XVII съезда партии в 1934 г.), что может стать "долгосрочным" вождем, тут же начал более всего заботиться о том, чтобы сделать этот символ привлекательным для людей. В ход пошли фильмы, книги, исследования о сильной личности, диктаторах, "прогрессивных" царях. Наряду с подлинно революционным искусством исподволь насаждались произведения, фактически абсолютизирующие роль отдельной личности. Сталин лично консультировал С. Эйзенштейна и Н. Черкасова, каким должен быть образ Ивана Грозного в одноименном кинофильме.
Нужно сказать, что популярности Сталина особенно активно способствовало окружение "вождя". Говоря словами Саллюстия, эти люди славословием "домогались благосклонности". Сталин был подозрителен, в каждом неосторожном жесте, слове, мысли он видел "знак", смысл, намерение. Есть доказательства, что рутинные, бессодержательные, апологетические статьи в честь его 60-летия, 70-летия Сталин тем не менее внимательно анализировал. Он просматривал наедине кипы журналов, книг, в которых писали о нем. Его тщеславие было ненасытным. Но он умел его скрывать на людях, поддерживая легенду о своей "исключительной скромности". Правда, несмотря на различные заголовки, эти статьи были очень похожи друг на друга. Например, Молотову подготовили статью "Сталин как продолжатель дела Ленина", а Микояну - "Сталин - это Ленин сегодня". Окружение знало об этой особенности "вождя" и соревновалось между собой в поиске эпитетов, возвышенных сравнений, исторических аналогий, которые бы, по мнению авторов, могли еще больше прославить "великого вождя". Сплошь и рядом "хвалителям" изменяло не только чувство меры, но и здравый смысл. В 1939 году, когда еще не были подведены кровавые итоги искоренения "врагов народа", помощники Сталина Поскребышев и Двинский писали о нем как о человеке, которому присущи "величайшая человечность и гуманность". В их статье "Учитель и друг человечества" есть такие слова: "Сталин вошел в революцию с образом Ленина в уме и сердце. О Ленине он думает всегда, и даже тогда, когда мысли его погружены в проблемы, подлежащие разрешению, рука его машинально, автоматически чертит на листке бумаги: "Ленин... учитель... друг..." Как часто после рабочего дня уносили мы с его стола исчерченные этими словами вдоль и поперек листочки"441.