Фауст. Сети сатаны - Пётч Оливер

– Еще, еще! – просила Грета. – Пой дальше!

– Знаешь что, Бербель? – спросил Иоганн у куклы и сел на лежанку рядом с Гретой. – Я покажу вам, как надо обращаться с яблоками.

Он достал яблоки из мешка и принялся жонглировать ими. Грета и Валентин следили за ним с разинутыми ртами.

– Вы видите пять яблок! – воскликнул таинственным голосом Иоганн. – Фокус-покус-локус, а теперь их четыре! – Одно яблоко внезапно исчезло. – Черный кот наоборот, и вот их всего три!

Затем исчезло и третье, и четвертое яблоко, и в руке у Иоганна осталось только одно.

– Вот видишь, – сказало он Грете. – Яблоками можно жонглировать, их можно прятать и… – тут он надкусил яблоко, – их можно есть.

– Эй, это мое яблоко! – рассмеялась Грета.

Иоганн вздрогнул. Девочка смеялась! В застенке этот звук казался таким же чуждым, как ангельский хор.

И вместе с тем этот смех был знаком ему до боли.

– Я отдам тебе яблоки, если ты позволишь себя осмотреть, – неуверенно произнес Фауст.

Грета кивнула. Иоганн подступил ближе, проверил, нет ли у нее переломов, очистил укусы на руках и натер мазью озябшие ступни. В конце концов он разорвал плащ на полосы и замотал ей ноги. Руки у него дрожали, и холод был здесь ни при чем. Смех Греты развеял последние сомнения.

Смех, какого Иоганн не слышал уже много лет.

– А ты придешь еще? – спросила Грета с набитым ртом. Фауст снова наколдовал ей яблоки, и она поедала уже третье. – Возвращайся и покажи мне новые фокусы, пожалуйста!

– Я… постараюсь, – ответил Иоганн дрогнувшим голосом. Он почувствовал, как к глазам подступают слезы, и отвернулся. – В следующий раз я прихвачу башмаки.

– И осмотришь мою Бербель, – добавила Грета. – У нее что-то с левым глазиком.

Фауст кивнул.

– Хорошо. Обещаю, я…

Кто-то ударил в дверь, и снаружи раздался голос тюремщика.

– Полчаса истекли! Выходите, или останетесь тут с ней!

– Я вернусь, даю слово, – сказал на прощание Иоганн.

Он поднялся и вслед за Валентином вышел из камеры. Когда же оглянулся, Грета подмигнула ему, и взгляд ее был исполнен надежды и тоски.

– Возвращайся, – сказала она негромко.

И дверь с грохотом захлопнулась.

Пока друзья шли к выходу, никто не проронил ни слова. И только когда они вышли на свет, Иоганн повернулся к Валентину.

– Так ты… – начал он дрожащим голосом. – Ты…

– Пойдем в какой-нибудь трактир, – прервал его старый друг. – И там я все тебе расскажу.

Друзья двинулись через площадь. Торговцы уже расставили свои лотки и зазывали покупателей, предлагая соленую рыбу, дичь, яйца и птицу. Но Иоганн ничего этого не замечал. То, что произошло сейчас в тюрьме, целиком занимало его мысли. Вся его жизнь перевернулась с ног на голову.

Они выбрали трактир поскромнее и заняли стол в тихом закутке. Когда грудастая служанка поставила перед ними две кружки подогретого вина, Валентин наконец-то прервал молчание.

– Да, это она, – сказал он. – Дочь Маргариты. Твоя дочь, – добавил он. – Ты видел ее глаза? Это твои глаза, Иоганн Фаустус. Сомнений быть не может.

Иоганн сидел, как парализованный. Он был словно окутан тяжелым пологом, сквозь который едва проникали разговоры гостей, звон кружек и прочие звуки.

«Моя дочь», – думал он.

Но как это могло произойти? Маргарита покончила с собой еще в Гейдельберге, не в силах вынести отчаяния. Так рассказывал Валентин. Даже если она была беременна, ребенок не мог выжить. Только если…

Фауст посмотрел на Валентина. Тот грел озябшие руки о кружку и опустил голову, словно избегал его взгляда.

– Маргарита не накладывала на себя руки, – прошептал Иоганн. – Ты… ты солгал мне тогда.

– Как ты лгал мне на протяжении долгих месяцев. – Валентин вздохнул. – Иоганн, в тот миг я тебя ненавидел. Я хотел лишь, чтобы тебе стало больно, так больно, насколько это вообще возможно. И поэтому сказал тебе, что Маргарита мертва. В действительности ее увезли чуть раньше. Я встретил ее в Вормсе, она была в соседней камере. Дважды в день, когда меня волокли в пыточную, я мог мельком взглянуть на нее. Ее красота помогала мне выносить самые страшные муки… – Он подул на вино и сделал глоток. – Ночами мы переговаривались шепотом. Я многое узнал про тебя, Иоганн. Каким ты был в Книтлингене, о чем мечтал, как показывал свои фокусы. Вижу, ты до сих пор не позабыл их. – Валентин улыбнулся. – Ты, похоже, был славным малым.

– Но Маргарита… – тихо вымолвил Иоганн. Язык его не слушался. – Почему?..

– При первом же допросе в Вормсе выяснилось, что она беременна. – Валентин горько рассмеялся. – Конечно, Маргарита уже знала об этом, и знала, кто отец ребенка. Другого быть просто не могло. Маргарита была монахиней, и ты – единственный, с кем она вступала в связь.

Он водил пальцем по столу, словно рисовал лицо Маргариты. Солнце между тем поднялось над крышами и заглядывало в окна трактира. Стаканы сверкали в ярких лучах.

– Ее не трогали, пока ребенок не появился на свет, – продолжал Валентин. – Таков закон. Даже в пытках существуют правила, они четко прописаны в Бамбергском своде. Прежде чем меня освободили, Маргарита взяла с меня обещание, что я позабочусь о ребенке, когда ее не станет.

– И?.. – выдохнул Иоганн.

– Как только ребенок родился, Маргарита созналась, что состоит в союзе с дьяволом. Но палач проявил милосердие. Он задушил ее прежде, чем разгорелся огонь. Она почти не мучилась.

Валентин уставился куда-то в пустоту. Вокруг смеялись гости, гремели кружки и царило такое умиротворение, что Иоганну хотелось взвыть. Ему хотелось кричать, плакать, но слез не было. С тех пор как Фауст плакал в последний раз, прошло много лет. Это было в тот самый день, когда он узнал о смерти Маргариты.

Только теперь она умерла по-настоящему.

И заново родилась.

– Перед смертью Маргарита словно и не принадлежала этому свету, – продолжил Валентин. – Она до последнего была убеждена, что дьявол вернется на землю. То и дело говорила о темном духе, которого увидела в лесу. И что архангел Михаил отвернулся от нас.

Иоганн закрыл глаза.

Темный дух… архангел Михаил…

Неужели это никогда не закончится? Он скитался столько лет, и куда бы ни отправился, всюду его поджидало зло.

Потому что ты носишь его в себе…

– Гретхен не жила на улице, – вздохнул Валентин. – Я разыскал ее в приюте Вормса. Забрать ее оказалось нетрудно – никто не горел желанием растить дочь ведьмы. Я никогда не говорил ей, кто ее настоящая мать. И про тебя она ничего не знает. Знает только, что мать умерла при родах, а я прихожусь ей дальним родственником. – Он улыбнулся и на краткий миг вновь стал тем усердным студентом, каким был в Гейдельберге. – Она зовет меня дядей Валентином. Ну разве не прекрасно? Мы чудесно жили вместе, хоть Гретхен порой и поднимала на уши всю комтурию. Упрямая до жути и склонная к плутовству и трюкачеству. Видно, это она переняла от тебя.

Иоганн сидел за столом, пытаясь совладать с собой. Столько нового и неожиданного свалилось на него за последний час. Если Валентин прав, то его дочери грозила та же судьба, что постигла Маргариту. Он должен сосредоточиться, придумать что-нибудь! Какой толк от всех его знаний, если он не сумеет уберечь свою дочь?

Дочь, которой никогда не сможет быть отцом…

В последующие дни Иоганн лихорадочно размышлял над тем, как вызволить Грету из тюрьмы. Эта задача казалась ему неразрешимой, как поиски квадратуры круга, – даже великому Архимеду она оказалась не по зубам.

Вечерами они часто сидели с Карлом и Валентином в библиотеке. Рыцари редко появлялись в этом зале, который стал для Валентина местом постоянного обитания. Из мебели здесь стояли лишь шаткий стол и несколько стульев. Зато полки вдоль стен ломились под тяжестью книг и пергаментов, часть из которых лежала на полу. На столе тоже высились стопки книг. Под потолком висела люстра; свечной воск капал с нее на стол и застывал там белыми лужицами. Сатана лежал, свернувшись у Иоганна под ногами.