Она и Аллан - Генри Хаггард

Голос зулуса дрогнул, и я подумал, что он плачет, потому при слабом свете я увидел, как он коснулся глаз рукой. Я отвернулся и зажег свою трубку.

— Макумазан, — продолжал он, — мне кажется, что я ненадолго сошел с ума, потому что я яростно кричал на них, думая, что слова могут ранить их, как не может сделать холодная сталь. И когда я это сделал, они исчезли, все еще улыбаясь и разговаривая. Нада нюхала цветок, который теперь переместился ей на грудь. После этого я заторопился и внезапно встретил короля дикарей, Резу, которого я убил несколько дней назад. Я подступил к нему с топором, думая, не хочет ли он вступить в борьбу еще раз.

— И что же он, Умслопогаас, сделал?

— Я думаю, что он почувствовал меня, потому что повернулся и отпрыгнул, а когда я попытался догнать его, то уже никого не увидел. Я побежал и нашел Балеку, «сестру» Чаки, которая — не говори это никому, Макумазан, — была моей матерью. И она увидела меня. Ненадолго она увидела меня, того, кто теперь стал старше и суровее, она увидела и узнала меня, потому что подошла и улыбнулась и, кажется, прижалась губами к моему лбу, хотя я не почувствовал поцелуя, и она уняла боль моего сердца. Потом она тоже ушла, а я внезапно упал куда-то, оказавшись в какой-то глубокой норе или, возможно, в аду.

Затем я проснулся в доме белой ведьмы и увидел тебя, спящего рядом, а ведьма склонилась над моей кроватью и улыбалась через тонкое покрывало, которым она была накрыта, потому что я увидел смех в ее глазах.

Я разозлился на нее из-за тех вещей, которые я видел во дворце снов, мне в голову пришла мысль убить ее, чтобы избавиться от нее и от магии, которого приносит людям зло. Я совсем потерял рассудок, поэтому вскочил, поднял топор и направился к ней, а она встала и стояла передо мной, громко смеясь. Затем она сказала что-то на языке, которого я не понимал, и показала на меня пальцем. В следующий момент я почувствовал, что меня как будто схватили гиганты и крутили до тех пор, пока я не выбился из сил. Что все это значит, Макумазан?

— Ничего особенного, я так думаю, Умслопогаас, кроме того, что Королева имеет такую власть, по сравнению с которой власть Зикали ничто, и может вызвать видения, проплывающие перед глазами мужчины. Я видел те же самые вещи, что и ты, и те, кого я любил, тоже не обратили на меня внимания и были заняты только собой. Более того, когда я проснулся и рассказал это царице, которую называют Та-которая-повелевает, она посмеялась надо мной, как и над тобой, и сказала, что это был хороший урок для моей гордыни, поскольку в гордыне я подумал, что мертвые думают только о живых. Но я думаю, что ее урок состоял в том, чтобы унизить нас, именно ее ум создал те картинки, которые мы видели.

— Я тоже так думаю, Макумазан, но как она узнала о деталях твоей и моей жизни, не знаю, если только Зикали не рассказал ей об этом, говоря с ней, как мудрецы говорят друг с другом.

— Я думаю, что с помощью своей магии она вытянула из нас эти истории, а затем показала их нам, повернув их по-своему. Может быть, она что-то вытянула из Ханса или Гороко, других зулусов, и так она отплатила нам за нашу службу, но больные быки и бесплодные коровы — не очень хороший скот, Умслопогаас.

Он кивнул и сказал:

— Хотя все это время я считал себя сумасшедшим и думал, что знаю, что все женщины лживы, а мужчины последуют туда, куда их поманят, я никогда не верил, что мой брат, женоненавистник, и Нада — любовники в подземном мире и забыли меня, товарища одного из них и мужа другой. Я думаю, Макумазан, что мы встретились с наградой за нашу глупость.

Мы пошли искать такие вещи, которые Великий, живущий на Небесах, не разрешает видеть никому, и от того, что мы узнали, мы стали еще несчастней, чем были, потому что такие сны сжигают сердце, как горячее железо прижигает ногу быка, ставя клеймо, и никогда не вырастут волосы на том месте, где обожжена кожа.

— Тебе, Хранящий Ночь, я скажу так: «Смирись с тем, что ты видел, что бы это ни принесло тебе — богатство или известность». А себе я скажу: «Владеющий Топором, довольствуйся своим топором, который может принести тебе удачную битву и славу». А нам обоим я скажу: «Пусть мертвые спят не потревоженные, пока мы не присоединимся к ним, что случится уже скоро».

— Хорошие слова, Умслопогаас, но они должны были быть произнесены тогда, когда мы начинали наше путешествие.

— Нет, Макумазан, в этом путешествии мы должны были спасти ту Леди Печальные Глаза, и, как мне сказали, она пошла на поправку. Также Зикали хотел этого, а кто может сопротивляться воле Открывателя Дорог? Это было совершено, мы узнали много странных вещей, завоевали славу и увидели, насколько глубока пропасть нашей собственной глупости, потому что мы думали, что откроем секреты Смерти, а мы нашли лишь тех, кого разум ведьмы и ее яд отразили в воде. И, найдя все это, я хотел бы поскорей отправиться с этой призрачной земли. Когда мы уйдем, Макумазан?

— Я думаю, завтра утром, если Леди Печальные Глаза и остальные будут чувствовать себя лучше, а Та-которая-повелевает, сказала, что это будет именно так.

— Хорошо, тогда я посплю, потому что сейчас я устал больше, чем тогда, когда убил Резу в горах.

— Да, — ответил я, — потому что с призраками сложней бороться, чем с людьми, а сны, если они плохие, более утомительны, чем подвиги. Спокойной ночи, Умслопогаас.

Он ушел, а я отправился посмотреть, как себя чувствует Инес. Я увидел, что она спит, но этот сон не был похож на тот, в который ее погрузила Айша. Сейчас это был абсолютно естественный сон, и, глядя на нее, лежавшую на кровати, я думал о том, как она молода и красива. Женщины, которые прислуживали ей, рассказали мне, что она просыпалась, разбуженная Той-которая-повелевает, как им показалось, в хорошем состоянии, у нее пробудился аппетит, хотя она и была удивлена тем, что ее окружает. После того, как она поела, они добавили, что девушка «спела песню», которая, возможно, была гимном, потом помолилась на коленях, «делая знаки на своей груди», и затем снова заснула.

Моя тревога относительно Инес утихла, и я вернулся к себе. Я не хотел спать, поэтому сел около входа, всматриваясь в темноту ночи. Я видел бесчисленные огоньки, которые, казалось, пронзают небо горящим золотом, огромные совы и другие редкие птицы летали в темноте. Они поднимались в огромном количестве из своих укрытий среди руин и летали туда-сюда, как белокрылые духи, то видимые, то невидимые.

Сидя в одиночестве, я много думал, вспоминая, что произошло со мной за эти несколько дней. Мог ли другой человек пройти через все это? Как бы он воспринял все увиденное и кто такая Айша? Была ли она воплощением Природы, как и все остальные женщины? Была ли она человеком или духом, который символизировал ушедших людей, веру, цивилизацию и руины, где она царствовала? Нет, мысль об этом была смешна, потому что подобных созданий не существует, хотя можно не сомневаться в том, что она обладает некоей силой, которая не подвластна простым смертным, так же ее красота и обаяние больше, чем это дано любой другой женщине.

В одном, однако, я был убежден: тени, которые я, казалось, видел, реально существовали в ее собственном воображении и разуме. Здесь Умслопогаас был прав: мы не видели мертвых, мы лишь видели картинки и образы, которые она нарисовала и раскрасила.

Я гадал, зачем она это сделала. Может быть, чтобы показать силу, которой она в действительности не имеет, может быть, чтобы причинить нам боль, или, может быть, как она сама говорила, для того, чтобы преподать нам урок и принизить нас для нас же самих. Если это так, в этом она преуспела, потому что никогда я не чувствовал себя столь опустошенным и униженным, как в тот момент.

Казалось, я спустился в царство Гадеса и там увидел те вещи, которые доставили мне небольшую радость, но и открыли старые раны. Проснувшись, я был ошеломлен, да, едва оправившись от видения дорогих мне мертвых людей, я был околдован всепоглощающей магией любви и очарования этой женщины и свалял дурака, поскольку она оттолкнула меня своим злым коварством. Да, я был унижен, но странно, что не мог на нее сердиться и, более того, из своего тщеславия я поверил в искренность ее дружбы ко мне.

В результате я, как и Умслопогаас, ничего в мире не желал больше, чем уйти из этого проклятого Кора и похоронить все воспоминания среди тех дел, которые фортуна может принести мне. И все равно я рад был, что узнал все это и сорвал цветок такого прекрасного опыта, потому что я никогда не смог бы изгнать из памяти воспоминания об Айше, совершенной в любви и полубожественной в своей силе.