В окопах Сталинграда - Виктор Платонович Некрасов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Большинство ребят днем работало, но те, что были в отпуску, весь день проводили в аэроклубе. К четырем-пяти стекались и остальные. Строительство шло полным ходом. Ребята оказались азартными и предприимчивыми. Чего не могли достать Сергей и Сененко официальным путем, ребята доставали неофициальным. Среди хлопцев оказался и шофер, так что транспортный вопрос тоже решился сам собой. Кое в чем помогли летчики с соседнего аэродрома — здесь уж Сергей проявил инициативу. Одним словом, к первым морозам сарайчик с двумя пристроенными к нему «аудиториями», именуемый ангаром, был готов, а в скором времени в «аудиториях» появились и первые учебные пособия. Все ходили измазанные маслом и краской. Впереди была зима, но говорили уже о весне и первых тренировочных полетах.
Так проходил день. Часам к семи Сергей говорил: «Ну что ж, пора закругляться. Жучков, покомандуй тут за меня» — и, скинув комбинезон и помыв руки бензином, отправлялся к Шуре. Правда, случалось это теперь не каждый вечер. Более того, если раньше Сергей приходил «просто так», «от нечего делать» и целый вечер сидел на балконе в плетеном кресле, то теперь он всегда являлся под каким-нибудь предлогом. То ему книжка нужна была — не может ли Шура спросить в своей библиотеке, то вернуть эту самую книжку, то узнать что-то у соседки, Ксении Петровны.
Шура всегда была рада его приходу, но почему-то, когда бы он ни пришел, обязательно была чем-то занята — то стирка, то глажка, то недоделанная чертежная работа. Вытянуть ее из дому не было никакой возможности. Вообще с Сергеем она держалась сейчас иначе, чем раньше. Разговаривая с ним, начинала вдруг дразнить его, попрекать разбросанными по всей комнате окурками, смеяться над его привычкой сидеть в плетеном кресле, положив ногу на перила. Сергей огрызался, но чувствовал себя почему-то неловко и, посидев с полчаса, начинал прощаться. Шура его удерживала, но он говорил, что ему завтра рано вставать, да и Шуре тоже, и уходил.
Как-то раз ему все-таки удалось вытащить Шуру в Дом офицера — кажется, в День артиллерии. Сначала все шло хорошо. Показывали хроникальную картину «Оборона Сталинграда». Сергей с удовольствием узнавал знакомые места и даже стал рассказывать какие-то военные эпизоды, что с ним случалось довольно редко. Но потом, когда начались танцы и какой-то молодой человек с подбритыми усиками пригласил Шуру танцевать, Сергей надулся и до самого конца не проронил ни слова.
Больше в Дом офицера он Шуру не приглашал.
И заходить стал реже. Даже аэроклубовские ребята заметили:
— Что-то вы, Сергей Никитич, по вечерам стали задерживаться. Раньше, как только семь часов, сразу за бензинчик, а теперь…
Сергей делал вид, что не понимает намека.
— Да вот мотор этот. Хочу с ним разделаться. — и возился с ним еще добрый час.
Потом возвращался домой, валился на свою койку, смотрел в потолок, курил.
«Черт его знает, — думал он, — вот так вот и околеешь в этой дыре. Собачья жизнь. Выпить, и то не с кем. Ни денег, ни компании…»
Правда, случай вскоре подвернулся. Возвращаясь как-то из аэроклуба, Сергей столкнулся на улице со своим старым приятелем еще по авиационному училищу Толькой Лукониным. Не виделись они года три, а то и больше. После окончания училища Сергей и Анатолий попали на разные фронты: Сергей — на Юго-Западный, Анатолий — на Центральный, потом воевал в Польше, Германии. Сейчас вернулся из Австрии, ждал демобилизации.
В училище Луконин был худеньким прыщавым парнишкой, которого прозвали Голоусик: на верхней губе, несмотря на все ухищрения и старания, у него ничего не росло. Сейчас это был рослый, румяный, увешанный орденами детина, поминутно оглядывающийся на девиц. Заграничную жизнь он ругал, говорил, что скучно, что хочется домой, но время от времени поглядывал на хорошенькие часики на стальном браслете и несколько раз, ища что-то в кармане, вынимал и клал на стол похожую на сигару самопишущую ручку.
Сергей молча слушал и заказывал еще пива. Из ресторана вышли в третьем часу ночи, когда в зале уже потушили свет. Машин на улице не было, пошли пешком. Днем моросил дождь пополам со снегом, к вечеру подмерзло. Сергей поскользнулся, упал и растянул связки на ноге.
Часто потом, вспоминая этот вечер, Сергей, смеясь, говорил, что причиной всех происшедших после этого перемен в его жизни был Толька Луконин. Не встреть он его тогда на улице, он не попал бы под дождь, и не упал бы, и не провалялся бы неделю дома, и к нему не пришла бы Шура, и не заахала бы, в какой дыре он живет и кто же его обслуживает, кто убирает, кто стирает белье…
Шура пришла к нему на четвертый день его лежания и тут же, в отместку за ремонт, выкинула все окурки из комнаты, достала у соседей ведро и тряпку, вымыла пол, затем всю посуду.
Сергей, лежа на своей скрипучей койке, следил за Шуриными движениями и говорил:
— Бессмысленная трата времени. Все равно завтра опять накидаю.
— А я тебе блюдце для окурков поставлю.
— Привычки нет. Люблю на пол.
— Заберу тогда папиросы.
— Попробуй.
— А чего мне пробовать — заберу, и все. Где твое белье?
Белье оказалось под кроватью. Шура вытащила оттуда все рубахи и прочие принадлежности и связала их в небольшой узел.
— И чему вас в армии только учили? Летчик, называется, старший лейтенант.
Через два дня она принесла белье выстиранным, выглаженным и аккуратно, стопочками, уложила его в чемодан. Потом покрыла стол принесенной из дому скатертью и разложила на ней ужин — плавленый сыр и консервированное мясо.
— И это все? — разочарованно спросил Сергей.
— Все.
Шура пошла к соседке за чайником, а Сергей тем временем, порывшись под кроватью, выудил оттуда недопитую четвертинку.
Весь вечер Шура возмущалась, как может Сергей так жить.
— Грязь, сырость, смотреть даже противно. И солнце здесь, наверно, никогда не бывает. Я б с ума сошла в такой комнате…
— В землянках похуже было, — оправдывался Сергей.
— Так то землянки, а то комната. Война уже кончилась.
— Как для кого…
— Не говори глупостей.
— Разве это глупости?
— Конечно, глупости. У тебя есть работа, хлопцы. Хорошие хлопцы. И работа хорошая.
Сергей улыбнулся:
— Ну? Еще что?
Шура вдруг покраснела.
— А чего тебе еще надо? Честное слово, я никогда не видела таких нытиков, как ты. Все ему не нравится. Осоавиахим не нравится, аэроклуб не нравится… И все ему не нравятся.
Сергей поморщился, почесал нос и сказал:
— Почему все? Вовсе
