Дочь для трона - Ханна Уиттен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Путь, который не уводил бы ее в бурлящую тьму, оставляя его опустошенным, лицом к лицу с человеческой природой и одиночеством. Путь, который допускал бы одновременное существование в мире обеих сестер Валедрен – и дочери для трона, и дочери для Волка.
Такого пути не было. Не было с той поры, как погибла Гайя, с той поры, когда Короли сломали Диколесье. Мир не мог вместить и Первую, и Вторую Дочерей, позволив им оставаться свободными и ничем не скованными.
Это нужно было исправить. И путь был лишь один.
– Я тебя люблю, – прошептала Рэд ему в губы, не зная, от чьих слез они соленые на вкус. – Я тебя люблю.
Эммон не ответил. И не было нужды. Мучительная судорога у него в горле сказала достаточно.
Рэд поцеловала его. Не жарко, не полным желания поцелуем, каких между ними случалось так много. Она отказывалась думать об этом поцелуе как о прощании, но он был благословением и словно бы завершением чего-то. Она запустила пальцы ему в волосы, склонила его голову к себе, и он с прерывистым стоном обхватил ее обеими руками, прижимая к груди так сильно, что у Рэд перехватило дыхание.
А потом Эммон застыл. Позвоночник у него оцепенел, подбородок запрокинулся к небу, осыпающемуся снегом.
Позади него стоял Файф, касаясь рукой спины Эммона, с перекошенным от напряжения ртом. Знак Сделки у него на предплечье сиял зеленью и золотом так ярко, что ему приходилось отводить глаза, и так горячо, что на лице у Файфа застыла болезненная гримаса.
Такова была природа его новой Сделки, которую до недавнего времени никто из них не понимал. До тех пор, пока Рэд не осознала все с помощью Диколесья, побегами и бутонами рассказавшего о том, что ей потребуется.
Файфу суждено было стать проводником. Сосудом, пусть и временным.
Он бросил на нее взгляд, в котором сожаление оттенял гнев, но, заговорив, обратился к Волку:
– Мне жаль. Эммон, мне так жаль, но я знал, что ты не отдашь ей магию, а она должна получить всю.
Диколесье сочилось из Эммона медленно – они срастались долгие годы, и на то, чтобы все расплести, требовалось время. Плющ исчезал из его волос, острия крошечных рогов втягивались обратно в лоб, зелень вокруг радужек выцветала и белела.
Лес вытекал из него, оставляя после себя лишь человеческого мужчину, и, тени ее раздери, он был самым прекрасным из всего, что Рэд доводилось видеть.
Файф морщился, Знак Сделки у него на руке разрастался по мере того, как Диколесье переходило от Эммона к нему. У локтя Знак застыл, горя золотом и зеленью – став сосудом для магии. Даря возможность забрать ее у одного из них и передать другому.
Словно бы лес заранее знал, что любовь между его Волками может разрушить миры.
Весь мир сгорит прежде, чем я причиню тебе боль. Так сказал Эммон, признаваясь в своей любви к ней еще до того, как посмел выразиться прямо. Диколесье услышало его, Диколесье поняло, что это правда. И создало защитный механизм.
Эммон рухнул в снег, закрыв глаза. Лицо у него казалось спокойным, грудь вздымалась и опускалась ровно. Рэд впервые видела его необремененным лесом, обычным молодым мужчиной с носом с горбинкой, с темными волосами и загадочными шрамами, и от этой картины ей хотелось плакать.
Она сняла алый, расшитый золотом плащ. Обернула вокруг него. Она не хотела, чтобы он слишком замерз.
Лира, Раффи и Каю стояли в стороне, словно никто из них не хотел оказаться слишком близко к тому, что происходило между Волками и человеком, заключившим Сделку с их лесом. Каю казалась встревоженной, Раффи – растерянным. У Лиры же глаза были огромными и влажными, и она прижимала ладонь ко рту, словно стараясь не всхлипнуть.
– Думаешь, он нас простит? – прошептала Рэд.
Файф посмотрел на распростертую фигуру Волка – бывшего Волка – вместо того, чтобы смотреть на нее.
– Он простит тебе что угодно.
Все они знали, что порой любовь делает чудовищные решения необходимыми. Все они знали о собственной способности сжигать миры дотла.
Лира наконец подошла ближе; ее темные кудри серебрились от снега, светясь вокруг головы. Она не требовала объяснений и не засыпала их вопросами. Она все прочитала между строк, и по раскрашенным золотом венам Рэд, и по вьющейся магии, заключенной в сосуде Знака Файфа. Сглотнув, она протянула руку, дрожь в которой была заметна лишь на фоне окружавшей их снежной белизны.
Рэд взяла ее ладонь. Лира не склонна была к объятиям, так что Рэд сдержала свой порыв, хотя ей хотелось крепко обхватить женщину и прижать к себе.
– Спасибо, – сказала она. – Вам обоим.
– Не веди себя так, будто это прощание. – Лира мотнула головой, сохраняя каменное лицо вопреки тому, что в глазах у нее стояли слезы. – Не смей.
Она стиснула губы. Рэд сглотнула.
Кисть Файфа стала бушующей смесью зелени и золота: принадлежавшая Эммону часть магии Диколесья, пойманная и скованная, ждала, когда Рэд ее заберет.
Не давая себе времени передумать, та впечатала руку в ладонь Файфа.
Пауза. Потом Диколесье рванулось к ней и полилось внутрь, распускаясь между костями. Быстрее, чем в первый раз, когда она впустила корни, и не так больно – теперь ее тело привыкло к этому, привыкло вмещать нечто нечеловеческое. Перед глазами у нее полыхнуло золото, на миг ослепляя ее, а когда все прошло, она стала лесом, целиком и полностью.
Нить чужого сознания, сплетенная с ее собственным, громко шумела, потрескивая ветками и шурша листьями на ветру. Ее чуть было не захлестнуло этим шумом, но потом он стал затихать, оставляя место и для собственного разума Рэд.
Когда подобное сделал Эммон, у Диколесья еще не было такого опыта, и оно не знало, как помещаться в кого-то, не заглушая его личность целиком. Теперь же оно улеглось в ней так, чтобы его можно было нести.
Звуки растущих ветвей и шелест
