Донская Либерия - Николай Алексеевич Задонский

— Какой замысел? Какая удача? — приподнялся Мазепа. — Ты какие-такие загадки сказываешь?

А разве вашей милости неведомо, что царь домогается получить особу вашу? — в свою очередь удивился писарь.

«Получить?.. Мою особу?.. — задохнулся Мазепа, чувствуя, как холодная испарина покрывает его тело.

— Я полагал, — невозмутимо продолжал Орлик, — что ваша милость осведомлены, какие кондиции предложены его царским величеством падишаху и королю за выдачу вашей милости…

— Дальше! — не выдержал старик. — Дальше сказывай… Боже милосердный!..

— Царь соглашается заключить мир с его королевским величеством, ежели ваша особа будет послана к царскому величеству. А господину Толстому приказано за оную выдачу учинить великие подарки падишаху и визирю…

Тут Орлик нарочно остановился. Он знал, что Мазепа, хорошо знакомый с обычаями блистательной Порты, где взятки и золото решали все дела, поймет, как непрочен каждый день его жизни, и отныне мысль о выдаче «его особы» царю не даст старику покоя.

Писарь не ошибся в расчетах. Мазепа откинулся на подушки и не в состоянии был скрыть охвативший его страх. Неподвижные, остекленевшие глаза гетмана были устремлены в потолок, бледные губы шептали слова молитвы…

Тогда Орлик начал его утешать:

— Ныне мне доподлинно известно, что королевское величество отклонил царское предложение… А падишах приказал сераскиру охранять вашу ясновельможность… Бог милостив! Господа турки, хоть и басурманы, а тоже совесть имеют…

— Иди, Филипп, иди ради бога, — простонал гетман, прекрасно понимавший, что такое совесть в подобных делах.

— Вы напрасно печалитесь, пане гетман… Ей-богу, напрасно. Будем надеяться, что тот царский замысел не исполнится…

— Уйди… уйди… — прохрипел старик, отвертываясь лицом к стене.

Орлик почтительно поклонился и вышел.

…Войнаровский, как и полагал Мазепа, не зная главного — цели мазепинской измены, начал постепенно успокаиваться. Будучи человеком мягким и бескорыстным, Андрий не искал в поступках людей только дурного, но всегда стремился найти в них что-нибудь оправдывающее. Предсмертные слова Семена Палия, мысли о дядиной и своей собственной измене возмутили его душу, вселили озлобление и неприязнь к гетману, заставили искать забвения в вине. Но с некоторых пор Андрий, под влиянием Мотри, постоянно укорявшей его за враждебное отношение к больному дяде, пробовал оценивать случившееся иначе.

«А что если дядя стал жертвой несчастного случая? — думал он. — Что, если батько Палий введен в заблуждение царем? Может, я напрасно обижаю дядю?..»

Он вспоминал свое детство, проведенное в батуринском замке, вспоминал доброе отношение дяди, его заботы и начинал испытывать смущение.

Когда однажды вечером Мотря позвала Андрия к больному гетману, он не мог уже отказаться.

Старик несколько дней не вставал с постели. Страх, вызванный Орликом, не проходил, а усиливался, действуя разрушительно на организм больного. Мазепа похудел, пожелтел, обрюзг…

Печальный вид его пробудил в Андрие жалость.

— Пришел… порадовал… спасибо… — с трудом, тихо произнес Мазепа.

Андрий, опустив голову, молчал. Мотря поправляла лампаду у икон, ее пальцы дрожали:

— Садись, Андрийко… Поговорим… Мы не чужие… Ты да она, — кивнул старик в сторону крестницы, — больше никого у меня нет…

Андрий сел в кресло у постели, поцеловал высохшую руку дяди.

— Я знаю, — медленно продолжал Мазепа, — как ныне все против меня злобствуют… Тебя смутили лживые словеса и бредни… Ты напрасно на меня досадуешь, глупый…

Мазепа погладил склонившуюся голову племянника. Мотря бесшумно вышла, она не хотела мешать. Андрий поднял, наконец, влажные глаза и, захлебываясь от волнения, заговорил:

— Мне тяжело, дядя… Я видел… от нас отвернулась отчизна… народ… У нас нет больше родины… Я не хотел быть изменником. Я думал иначе… Я не хотел…

— А разве я хотел? — перебил Мазепа. — Разве я повинен, что судьба все переиначила?

Я не знаю… Может, ты ошибся. Может, думал другое… Открой правду, дядя…

Какую правду?

— Почему так получилось? Почему все они… все гнали нас, как врагов? Почему тогда… помнишь?.. батько Палий проклинал так страшно?

Мазепа через силу приподнялся. Лицо его приняло величавый вид.

— Бог свидетель, я хотел только счастья своей отчизне, — сказал он, — и не моя вина, что люди поняли меня иначе… У меня не было приватных целей… Я думал об общей пользе народа… Клянусь тебе…

Андрий и на этот раз поверил.

Вошедшая через несколько минут в комнату Мотря застала дядю и племянника в мирной беседе и радостно вздохнула.

V

Мотря плохо разбиралась в событиях. Она была по-прежнему полна огромной любви к Андрию и огромной жалости к крестному.

Мысль о возможности возвращения на родину не приходила ей в голову. Да и родина казалась такой далекой и чужой. Что могло ожидать ее там? Вечные попреки родных, монастырь…

А здесь жили двое близких людей, которые ее любили, окружали постоянным вниманием и лаской… Может быть, придет время, она обвенчается с Андрием, они будут счастливы и в чужой стороне. Но сейчас об этом думать не надо. Крестный болен… И она и Андрий все-таки виноваты перед ним… А этот Андрий еще сегодня сердился на крестного за какой-то «обман», словно он сам его не обманывал… Господи, боже мой! Просто стыдно перед бедным крестным… Как хорошо, что они наконец помирились… Правда, у Мотри есть одна маленькая тайна, скрытая от Андрия, но, право, это такой пустяк, что не стоит открывать… Можно опять их поссорить.

Мотря знает, что крестный хотел не только пользы отчизне, он хотел также быть королем этой отчизны… И она сама когда-то думала о короне… Мало ли кто о чем думает! Не