Донская Либерия - Николай Алексеевич Задонский

Затем в царских шатрах был устроен пир, на который приглашены знатные пленники — генералы и полковники.

Петр, приветливо поздоровавшись с фельдмаршалом Реншильдом, графом Пипером, генералами Шлиппенбахом, Роосом и другими, вернул им шпаги, отдал должное их мужеству.

— Я слышал, господа, — улыбнувшись, продолжал Петр, — что брат мой Карл приглашал вас на сегодня к обеду в шатрах моих, но он не сдержал своего королевского слова… Мы исполним сие за него и приглашаем вас с нами откушать…

Подняв заздравный кубок, он воскликнул:

— Здоровье брата моего Карла и наших учителей!

— Кто же эти учителя, ваше величество? — недоумевая, спросил Реншильд.

— Вы, господа шведы…

— Знатно же вы отблагодарили своих учителей, — заметил фельдмаршал.

Раздался пушечный залп. Загремела музыка. Начался пир.

Часть пятая

I

Принято думать, что полтавский разгром окончательно уничтожил шведскую армию. На самом деле у Карла оставалось почти двадцатитысячное войско, которое на первых порах отступало сравнительно в порядке, пополняясь по дороге свежими шведскими отрядами, стоявшими в ближайших городах и не принимавшими участия в битве.

Но, как обычно бывает после напряженной и острой борьбы, обе стороны — и русские и шведы — испытывали некоторую растерянность. Русские войска остались под Полтавой. Шведов преследовали лишь незначительные отряды генералов Голицына и Боуэра.

Меншиков пировал с царем, его кавалерия лишь на другой день вечером двинулась в погоню за шведами.

А король Карл, потрясенный событиями, окруженный испуганными генералами, даже не позаботился подсчитать свои силы, которые могли еще остановить идущие следом русские войска.

…День стоял знойный. Шведская армия и огромный обоз двигались медленно по широкой, пыльной дороге.

Сидя в покойной коляске Мазепы, король постепенно приходил в себя. Злоба — первое чувство, охватившее Карла, — утихала. На смену пришел стыд за поражение и бегство, а может быть, и раскаяние в своей излишней самонадеянности.

Карлу невыносимо тяжело было видеть позорное отступление своих войск, еще недавно считавшихся непобедимыми. Стыдясь отвечать на приветствия встречавшихся частей, король отвернулся в сторону Мазепы.

Тот полулежал на подушках, бледный, растерянный. Душевное состояние его было ужасно. Мысль о возможности попасть в руки царя страшила теперь предателя до такой степени, что он потерял обычную сообразительность и самообладание, не мог ничего говорить, казался мертвецом.

— Как ваше мнение, гетман, — спросил Карл, — мы можем еще драться?

Мазепа вздрогнул, приоткрыл глаза, но не повернул головы.

— Скорей… скорей уехать… — прошептал он.

— Бегство покроет нас вечным позором, — нахмурился Карл. — Я предпочитаю погибнуть.

— Могут догнать… схватить… Скорее уехать… — не слушая короля, словно в забытьи, твердил Мазепа.

Карл бросил на него взгляд, полный презрения, и прекратил разговор.

Они проехали уже верст двадцать. Дорога свернула к какому-то редкому лесу. Король приказал остановиться. Подъехали генералы Гилленкрок и Крейц, следом за ними подскакал генерал Левенгаупт, подошел отряд драбантов. В лесу быстро поставили походный шатер, внесли туда короля.

— Где Реншильд? — спросил он, беспокойно оглядывая приближенных.

— В плену, ваше величество…

— А граф Пипер?

— В плену.

— А генерал Стакельберг?

— В плену.

— В плену у русских! — воскликнул Карл. — Какая ужасная судьба!.. Ну, генерал, — обратился он к Левенгаупту, — что нам теперь делать?

— Остается поступить так, как я вынужден был поступить под Лесной, — ответил Левенгаупт. — Бросить пушки, снаряжение и уходить быстрей…

— Никогда! — гневно перебил король. — Мы должны сражаться до последней капли крови… Смерть лучше бесславия.

— Я полагаю, — вмешался Гилленкрок, — можно отступить в порядке за Днепр и соединиться с польскими войсками.

— Вы забываете, генерал, — заметил Крейц, — что русские следуют по пятам, а Днепр еще далеко. Кроме того, мы вряд ли сможем переправить весь наш огромный обоз…

— Запорожцы обещают нам в Переволочне несколько паромов и лодки…

— Хорошо, господа, — сказал король. — Я согласен отступить за Днепр, но вся артиллерия и багаж должны оставаться с нами… Мы не отдадим русским ни одной нашей пушки… Если они нападут, будем драться. Прошу вас, господа, привести войска в порядок и не допускать паники.

Через полчаса с распущенными знаменами и барабанным боем перестроившиеся шведские полки с артиллерией и всем обозом тронулись к Переволочне.

Однако на следующий день, выдержав незначительные схватки с передовыми русскими отрядами, шведы поняли, какую помеху представляет для них обоз, и генерал Крейц, без ведома короля, распорядился уничтожить часть тяжелого багажемента, раздав лошадей пехоте.

Теперь отступление шло быстрее, и вечером 29 июня шведы достигли Переволочни.

Но они жестоко ошиблись в своих надеждах. Войска царского полковника Яковлева и казацкого полковника Галагана еще до Полтавской баталии, узнав про измену Кости Гордеенко, ушедшего с частью запорожцев к Мазепе, разорили укрепление Запорожской Сечи, сожгли Переволочню, уничтожили все паромы и лодки. Костя Гордеенко был схвачен и казнен. Большинство обманутых казаков-сечевиков вернулось в русскую армию.

Подойдя к Переволочне, шведы увидели лишь груды развалин. Местность была пустынна. Широкий, быстрый и глубоководный Днепр отрезал беглецам дорогу.

Правда, шведы сумели отыскать на берегу бревна и устроить несколько плотов, но их было мало, и нечего было думать о переправе через реку всего войска. А между тем разъезды уже