Гордая птичка Воробышек - Янина Логвин

— Да…

— Я убью себя! И ты никогда меня больше не увидишь!

Игорь на мгновение застывает, затем больно впивается губами в мой сжатый рот, надсадно целуя.

— Он успел кем-то стать для тебя, да? — отрывается, зло полоснув щетиной по щеке, чтобы, запрокинув голову, запустить пальцы в мои волосы. Не отрывая взгляда, вытаскивает из них шпильки, позволяя длинным прядям рассыпаться по плечам. — Да, моя девочка? Успел? Потому что мне не нравится, как ты это сказала. Рыба, Филин, пошли вон! — резко бросает за плечо, нашарив пальцами и расстегивая на мне застежку пояса брюк. Стягивая с меня свитер, роняя куда-то под ноги очки. Легко пресекая властным напором мои отчаянные попытки борьбы.

— С каких пор ты стал таким стеснительным, Грег? С другими девчонками ты очень даже… — мужской голос, отпустив смешок, тут же трусливо обрывается от рыка.

— Вон, я сказал!

Брюки ползут с бедер, спина упирается в стену, и вслед за свитером мой кошмар стягивает с меня футболку. Проводит ладонью вдоль позвоночника к трусикам, сминая ягодицу и тесно прижимая к себе.

— Ненавижу тебя! Не смей прикасаться ко мне, слышишь! Не смей!

— Чем он лучше, Женька, ответь? Лучше трахает тебя, чем я?.. Так ты не мучь, скажи, чего хочешь! Как тебя трахнуть так, чтобы ты застонала подо мной? Чертова сука! Чтобы осознала, что моя и никого больше!

Руки Грега становятся еще смелей и нетерпимее, губы безжалостней, и вот уже бюстгальтер летит прочь, а грудь сминается в жадных пальцах.

— Отпусти, сволочь… Больно! — не знаю, кажется, я плачу. Поклялась никогда перед ним… и вот опять.

— Не могу, Женька, так долго ждал. — Грубая мужская пряжка ремня касается оголенного живота. Пальцы пробираются между ног, бесстыдно вздергивая тело вверх. — И что в тебе такого, что я схожу с ума, как последний дурак? Раскрой секрет, моя девочка. Твой запах грешен и искусителен, а кожа так нежна, что не устоять… Я знал, что ты будешь моей, когда тебе исполнилось лишь двенадцать, и я впервые увидел тебя шагающей из школы. Так зачем сопротивляться неизбежному?

— Я не игрушка, Игорь, я человек. Меня нельзя пообещать, купить или продать. Нельзя просто взять! Я не хочу тебя! Не хочу! Когда же ты это поймешь!

Игорь смеется, но в его сиплых коротких выдохах мало веселости. Как и нежности в терзающих тело пальцах.

— Не хочешь меня, говоришь? А кого же ты тогда хочешь? — тонкие губы вновь у моего лица, а рука жестко ложится на скулы, сдавливая их. — Кто тебя возбуждает так, что ты сама готова расставить ноги? Готова встать на колени и заставить кончить одним касанием языка, впустив в свой рот?.. Кто? Твой пидор-танцор, ненаглядный Виталик, который предпочел проблемам со мной две сотни баксов, уйдя в тень? Или сегодняшний прыщавый женишок, что поскупился моей девочке даже на новые шмотки?.. Скажи, Женька, что ты позволяла ему, что так трясешься за его шкуру? Что этот жлоб делал тебе такого, чего не делал я?

Я знаю, что сейчас будет больно, — не от удара, нет, Игорь еще ни разу не ударил меня, — но от того, что в ненавистной близости он не станет жалеть мое тело. И все же бросаю ему в лицо, отчаянно отдирая мужские пальцы от своей кожи. Заставляя непослушные губы изогнуться в подобие улыбки.

— Всё! Я позволяла и делала ему всё, слышишь! Всё! И то, в чем отказала тебе!

Белье рвется на мне, как ветхий хлопок, опадая куда-то в спущенные к коленям джинсы, руки в мощном рывке задираются над головой. Пах Игоря напряжен и требовательно трется о живот, молния брюк скользит вниз…

— Сука! Ты специально заводишь меня, я знаю! Но ты напрасно думаешь, что я откажусь от тебя. Давай же, моя хорошая, как скажешь! Сейчас я готов сыграть по твоим правилам, но после ты ответишь за свои слова!

Он с силой наваливается на меня, прижимается задыхающимся ртом к шее, кусает кожу, и я зажмуриваю глаза, стискивая руки в кулаки, сдвигая ноги, готовая сопротивляться до последнего. Ожидая от Игоря новые витки гнева, но вместо них слышу вдруг до боли знакомый голос Ильи. Негромким приказом раздавшийся совсем рядом:

— Тихо. Не дергайся и отойди от нее.

Заставивший мир вокруг меня окончательно посереть и уйти из-под ног, рухнув громоздкой тушей в пропасть.

Люков! Вернулся! Сейчас, когда прошлое в лице Игоря настигло меня и незваным гостем вошло в его дом! Когда я привела его за собой, не представляя, какой опасности подвергаю хозяина. Сейчас, когда мой кошмар так зол, что едва ли услышит меня!

Момент собственного унижения отходит на задний план и кажется ничего не значащей ерундой в сравнении с пониманием, что теперь в силах Грега сделать мне по — настоящему больно. В силах сорвать ярость на том, кто не заслужил участи стать заложником нашего прошлого и ответчиком за сегодняшнее. Кто стал мне другом, а в сердце — во сто крат больше, чем друг.

Кто может пострадать по моей вине и кого Грег не пощадит.

Голос Люкова настолько холоден и обманчиво спокоен, что от его звука пространство вокруг нас троих схватывается льдом. И тут же раскалывается, исходит трещинами от мгновенно протянувшегося между мужчинами звенящего напряжения, опадая к ногам ледяным крошевом.

— Мне кажется, или ты намерился в моем доме безнаказанно трахнуть мою девушку?

Спина Грега напрягается, и он коротко оглядывается на парня, сужая взгляд стальных глаз. Закусив тонкие губы, разглядев вошедшего, медленно вскидывает бровь, поднимая и поглаживая пальцем мой подбородок.

— Твою девушку?.. Зая, ты сказала, он твой репетитор, ты солгала?

— Нет! — с отчаянием дергаю я головой, впиваясь пальцами в дутые плечи. — Пожалуйста, Игорь, — обхватываю щеку своего преследователя ладонью, удерживая на себе вспыхнувший тлеющим пеплом взгляд, — не тронь его. Он просто здесь живет. Он ни при чем, слышишь! Я сейчас соберу вещи, и мы уйдем! Уйдем, обещаю…

— Знаешь, что полагается лгунишкам, моя хорошая? — остужает недоброй усмешкой мой пыл Грег. — Наказание с последующим извинением в коленопреклоненной позе. Филин! Рыба! Сюда! — отдает короткий громкий приказ своим шестеркам, и, когда никто не откликается, медленно с удивлением отрывается от меня.

— Говоришь, надо с тобой считаться, парень? — сцеживает злые слова сквозь кривую ухмылку, застегивая пояс брюк. Поворачивается к Люкову, сощуренным взглядом изучая соперника.

— Говорю. Давай выйдем, кто-ты-у-нас-есть, не хочу пугать ее видом твоей крови.

Грег смеется, самоуверенно одергивая на плечах куртку. Заслоняя меня от Люкова, не позволяя видеть его лицо, бросает брезгливо Илье под ноги:

— Много чести, полюбовничек, для зарвавшегося ёбаря. Здесь решим спор. Хотя ты, кажется, не так уж плох, если смог разобраться с моими ребятами. Эх, Женечка-Женечка, удивила, — качает бритой головой. — Ты же у меня, вроде, птичка наивная, а тут такой холодный расчет. Она моя! — вмиг холодеет в голосе, звеня знакомой сталью. — Если ты не понял, парень, я пришел за своей девчонкой. Не мешайся под ногами, раздавлю! Хотя ты и так у меня захаркаешь пол кровью за то, что посмел лапать ее.