Жребий викинга - Богдан Сушинский

Когда в сорок пятом Гаральд добрался со своей «варяжской гвардией» до берегов Швеции, при дворе правителя объединенного королевства Норвегии и Дании Магнуса Доброго (или Благородного), его племянника, сразу же занервничали. Там незамедлительно сформировалась «лига Гаральда», даже не пытавшаяся скрывать, что намерена поддержать Византийца, как его теперь нередко называли, в борьбе за норвежский трон и великую Норманнию.

Возглавлял эту партию самый богатый норвежский ярл Торберг Арнасон, по прозвищу Торберг-Вампир. Этот магнат, обладавший не только в Норвегии, но в Швеции и Дании огромными стадами, несколькими бойнями и кожевенными заводами, а также ткацкими мануфактурами, оружейными да гончарными цехами и целым флотом торговых судов, был яростным сторонником того, что сначала Норвегия должна основательно познать своего собственного короля и укрепить свою норманнскую державу, а уж после этого устанавливать протекторат над всеми прочими норманнскими землями.

И если до поры до времени Арнасон и приглушал свои взгляды, то лишь потому, что не видел достойного претендента на своего кумира, то есть конунга, способного отнять корону у безвольного, впавшего в мистику норвежско-датского короля Магнуса. А заодно — поставить на место явно зарвавшегося датчанина Свена II Эстридсена, который в любое время готов поднять восстание против норвежца, чтобы стать единоличным правителем всех датских земель. И вот теперь такой конунг появился — Гаральд Суровый.

«А ведь и в самом деле, — рассуждал Торберг-Вампир во время первой встречи с конунгом конунгов, которая состоялась в одном из шведских замков ярла. — Когда еще, в какие времена, Норвегия, Дания или даже Швеция видели у себя молодого претендента на престол, который имел бы такой опыт войны, умудряясь добывать себе военную славу чуть ли не во всех странах мира? Кто еще назовет мне воина, который, спасаясь в изгнании, вернулся бы с такой добычей, таким количеством золота, серебра и дорогих камней?»

«Вы слишком состоятельный человек, чтобы расточать похвалу перед кем бы то ни было, пусть даже перед конунгом. Поэтому хотелось бы знать, что за ней стоит».

«Теперь все зависит от того, как в будущем вы сумеете распорядиться своей славой и своим богатством».

«Я всегда полагаюсь на жребий викинга», — ответил тогда Гаральд.

Ярлу давно перевалило за сорок; это был приземистый человек, поражавший немыслимой шириной не только плеч, но и всей своей фигуры. Могло показаться, что в какое-то время, еще в юности, он перестал расти вверх и в течение многих лет раздавался в ширину. При всем этом он всегда оставался человеком вполне добродушным, вот только добродушие это никак не увязывалось с его до крайности замкнутым и угрюмым внешним видом. Уже хотя бы потому, что это была внешность разбойника или палача.

«Свою воинскую добычу, — назидательно произнес Торберг-Вампир, — вы должны поменять на добычу истинно королевскую, то есть на трон. А полагаться теперь уже должны не на жребий викинга, точнее, не столько на жребий, сколько на волевых, влиятельных людей, часть из которых я готов представить вам в качестве королевского двора».

«Кроме военного опыта, в Византии у меня появился немалый опыт имперских интриг. Поэтому скажите прямо, — предложил ему Гаральд, — налаживая связи со мной, вы стремитесь к власти? Хотите стать конунгом Северной или Восточной Норвегии, претендуете на пост наместника короля в Дании или в Англии? Словом, каковы ваши условия? Каким бы ни был ваш ответ, на наши отношения он не повлияет».

«Мне хочется властвовать в этом мире, но не властью монарха, а властью денег и связанной с ними свободы. С меня этого достаточно».

«В таком случае мы сумеем быть полезными друг другу».

«Потому что у нас есть то, чем каждый из нас может быть интересен», — смиренно заметил ярл.

Как показали дальнейшие события, Торберг-Вампир душой не кривил: корона ему и в самом деле была ни к чему. Достаточно того, что он взял у короля взаймы значительную часть его сокровищ, благодаря чему, а также королевской протекции, почти молниеносно прибрал к рукам все армейские поставки, а значит, и большую часть ремесленных цехов. Прекрасно разбираясь в торговых делах, он нахраписто скупал земли, дома и корабли.

А что же король получил взамен? Многое, и прежде всего — мощную поддержку ярла Торберга-Вампира во всех государственных делах; целый легион своих людей, которые стали опорой королевской власти в разных уголках Норвегии, и, наконец, красавицу-дочь Тору, мудрую и кроткую, которая не очень-то предавалась выяснениям того, кем она является для короля — любовницей, женой или полурабыней-полуналожницей. Иное дело, что во всех житейских ситуациях она вела себя так, словно королевы Елисифи как таковой попросту не существовало. Вообще, в природе.

При всей ее показной кротости у Торы всегда хватало твердости поставить под сомнение: кто в этом королевском дворе истинная королева, а кто — наложница. Широкобедрая, крепкая, с суровым пронзительным взглядом столь редких среди норманнок черных глаз, она всегда чувствовала за собой не только постельную власть над королем, но и финансовую мощь отца, а главное, династическую незыблемость положения двух сыновей, неоспоримых наследников трона. Гаральд знал, что больнее всего ранило и угнетало Елисифь именно то, что Тора откровенно игнорировала ее, причем делала это вроде бы без скандалов, но слишком уж продуманно, порой изысканно.

— Слышал, что вы отбываете к английским берегам вместе с королевой Елисифью, наследным принцем Олафом и обеими дочерьми?

— Уже велел им собираться. Но завтра сыновья Магнус и Олаф пройдут посвящение в конунги.

— В конунги?! — искренне удивился прелат Ордини, чтобы затем неискренне добавить: — Какая важная для всего христианско-норманнского мира новость!

Гаральд подошел к окну, из которого открывался вид на значительную часть залива, сплошь уставленного судами. Отсюда с высоты холма, на котором возвышался Фьорд-замок, было хорошо видно, как этих судов много и как почти на каждом из них суетятся мореходы, погружая на борт бочонки с соленым мясом, рыбой, а также с пресной водой и всячески подготавливая их к плаванию.

Но, даже осматривая предзакатный залив, Гаральд не мог забыть о прелате. «Слишком уж неожиданно он появился в Осло и слишком настойчиво выясняет, почему я намерен идти в Англию. Конечно, это можно объяснить любопытством папского окружения, но ведь до сих пор прелат даже намеком не определил отношение Святого престола к моему “натиску на Британию”. А ведь не может быть, чтобы Рим оставался беспристрастным к подобным вояжам викингов».