Очерки о проклятых науках. У порога тайны. Храм Сатаны - Станислас де Гуайта

И он отправился на войну.

Поборник прогресса и компромиссов во всем, он тотчас же пошел на уступки вкусам столетия: сильно отличаясь в этом отношении от другого посланца Свыше, появившегося в прошлом году на мировой арене под именем (возможно, слишком синтетическим) Иоанна-и-Петра, который, с большой пышностью приняв крещение на пляже Аржелес-ле-Бена от одного парнишки и двух девчурок, торжественно оседлал огромного белого коня, созданного по образцу Апокалипсиса и окрещенного таким же образом, который откликается на зодиакальное имя Стрельца… «Иоанн-Креститель» оказался более современным: справившись в железнодорожном расписании, он всего-навсего сел на скорый поезд П.-Л.-М. и запросто сошел в Париже.

Что он собирался делать в Париже? Читать проповеди народу? Нести евангелие бульварным зевакам? Дать распять себя на кресте из лопастей «Мулен де ля Галет»?.. Вовсе нет. И дело не в том, что для пророка последняя перспектива не была соблазнительной: несомненно, было бы оригинально походить одновременно на Мессию и Главу Апостолов, переживая поочередно, по воле зефира, страсти Господа Нашего и муки св. Петра!..

Как бы то ни было, эта замечательная участь ему не «улыбалась».

Его целью было — прежде чего — посетить знаменитого теософа, который, на самом деле, обладал определенным состоянием и которого он, «Креститель», считал сказочно богатым. Убедить X***! Покорить его! Привлечь его к себе! Какая победа и какая удача для святого Кармеля!

Вначале «Иоанну-Крестителю» хватило ловкости (или везения) завладеть доверием аббата Z***, восторженной и щедрой натуры, в то время ученика X*** и одного из лучших его друзей. Упомянутый церковнослужитель прямо-таки влюбился в Кармель и предложил выступить в качестве посредника и представляющего лица. Мог ли он предвидеть, что понтифик хотел проникнуть к его учителю не для того, чтобы обменяться с ним своими познаниями, но с целью эксплуатировать, по мере возможности, эту «золотую жилу»?..

К сожалению, X***, проинформированный (стараниями аббата Ш***, брата одной из жертв «Иоанна-Крестителя») о моральных достоинствах и обрядах этого расстриги, наотрез отказался его принять. Но последний не унывал; он воспользовался доброй волей аббата Z***, для того чтобы превратить в форменную резиденцию небольшую гостиницу на улице В… Но как новообращенный ни рассыпался в дифирамбах в адрес «Илии» и «Иоанна-Крестителя» во время своих ежедневных визитов, X*** благоразумно стоял на своем.

Тогда верховный понтифик изменил тактику.

Он написал непосредственно госпоже X***, умоляя об аудиенции и клянясь Богом, что излечит эту даму от хронического недуга, от которого она так давно страдала. Мадам X*** уступила его просьбе в смутной надежде на возможное облегчение: она велела ответить «Крестителю», что его ожидают, и назначила день и час.

Когда X*** узнал о результатах этих махинаций, он выразил превеликое недовольство и заявил, что не потерпит, чтобы этот низкопробный колдун был допущен к изголовью его больной жены до того, как он сам предварительно не расспросит столь подозрительного визитера…

В это же время у X*** ежедневно бывал один ученый брамин, посвященный южных пагод Индостана и равно сведущий как в герметической стезе, так и в пути левой руки: этот брамин, на которого X*** пришлось сетовать впоследствии, вызвался взглянуть на «Иоанна-Крестителя» и вскоре велел его впустить, поскольку осмотр не выявил в нем прохвоста, которого следовало бы опасаться, по крайней мере, в образованной среде.

Затем в покоях мадам X*** произошла сцена, которую нужно было видеть.

Брамин заявил, что берется «обнажить» колдуна, скрытого под внешностью доктора, предполагая, что он является (в чем некоторые его обвиняли) опасным некромантом. Поэтому брамин прикинулся гоэтом, и даже шарлатаном, чтобы выудить секрет своего собеседника.

— Так, значит, вы посвященный? — спросил он его в упор своим глубоким и зычным голосом.

— Ну, конечно, — ответил весьма озадаченный понтифик.

— В таком случае — вашу руку, Собрат! Чудесно… Один — я был связан по рукам и ногам; но вдвоем мы перевернем весь мир!.. Да, кстати (воскликнул брамин, филолог с безупречными познаниями), каким языком вы владеете? Что касается тайных языков, у нас есть китайский, санскрит, древнееврейский, зендский, эфиопский…

— Я не знаю не одного языка из тех, что вы назвали.

— Полноте! Но ведь посвященному необходимо — я бы даже сказал «обязательно» — знать хотя бы один из сакральных языков эзотеризма… Ну, да ладно! Говорите ли вы хотя бы по-гречески? По-немецки или по-русски?.. Быть может, по-английски?

— Нет, я не знаю английского.

— Ну и ну! Но какой же язык вы знаете, помимо французского?

Совершенно сбитый с толку, «Креститель» рискнул ответить:

— Латынь.

— Optime![584] — воскликнул индиец и тотчас экспромтом произнес речь на чистейшем языке Саллюстия и Цезарей.

Его собеседник, пожелав ответить, запнулся на первом же слове.

— Хорошо, — сказал брамин, — я вижу, вам больше нравится говорить по-французски. В конце концов, можно быть могущественным магом, не блистая филологическими познаниями…

— Я… просто… немного… подзабыл.

— Ладно, ладно! Не будем терять драгоценного времени: сразу же — за работу! Не хотите ли набить руку и вызвать вашу…

— Bonne Deus![585] Вызвать!..

— Вашу матушку?

— Нет, сударь, нет… я не осмелюсь… я не знаю… эти ужасные действа… Религ…

— Вы, случайно, не боитесь?

— О нет, но…

— Но это же как… А вы, мадам X***, не позволите ли вы нам вызвать вашу матушку?

— Мою матушку? Ну, ладно!..

При этом неожиданном ответе «Креститель» побледнел и, хотя это происходило среди бела дня, зашел за большое кресло, чтобы тайком перекреститься.

Мадам X*** и индус обменялись невыразимыми взглядами. Затем брамин заговорил грубым голосом, который из очень громкого стал громовым:

— Итак, Сын Шломо-бен-Элохим, каковы ваши привычные ритуалы? Вы используете мертвую голову или змеиную кожу?

У бедняги подкосились ноги. Он залепетал:

— О нет! Никогда… Никогда… Господи! Эти отреченные науки!.. У меня совсем другие методы: молитва, высшее повеление Духам Света силою…

— Чего?

— Силою… Илии…

— Довольно! Объедините свои намерения с моими: встаньте! Я буду читать заклинания, общие для вашей и моей религии. Левая рука — в воздухе, правая — крепко прижата!.. Все пальцы левой руки тоже сжаты, за исключением большого и мизинца!.. Вы поняли?

И брамин, с невероятным воодушевлением и серьезностью, дал волю своему прихотливому воображению, примерно в таком духе:

«Мать Милосердия[586], ты крестишь Эфиром и центральным Огнем, небесной и наднебесной Водой! Отвори нам зодиакальный источник, но не нормальных отливов, а обратных приливов, дабы Духи, откликаясь на наш призыв, явились к нам задом наперед в своем нисхождении, подобно тому, как шли они, обратив свой взор к Тебе, когда поднимались в твоем свете по лестницам Бесконечности!

Дух, умоляю тебя; Душа, заклинаю тебя; жизненный флюид, повелеваю тебе вступить в верховный союз с Сыном Неба, чью руку я держу и который соединяется со мной в заклинательном ритуале!

Ангел с мертвыми очами, повинуйся мне, белый цветок из склепа, пустое подобие того, кого оставила земная жизнь и кто взбирается ныне по горным тропам!.. Ангел вечной Майи, отвори свое остывшее святилище, дабы вновь принять святое пламя, что низойдет по моему зову!

Душа-Дух, взываю к тебе, вызываю тебя, заклинаю тебя! Снизойди по моему повелению во флюидическую темницу нового эмбрионата… Мы принудим тебя к этому, я, N***, и он, Креститель, объединенные волей во Зле и во Благе, per fas et nefas…»

Понтифик Кармеля больше не мог этого выносить. Он грузно повалился на пол, не став на колени, а, скорее, распластавшись на животе. Когда брамин искоса взглянул на него, го увидел, что он валялся на полу, торопливо крестясь и в ужасе перебирая зубами четки…

— Кретин, — пробормотал уроженец Востока.

Возможно, у Крестителя свело живот от страха. Дело в том, что он даже не стал искать предлога, чтобы уйти, но тотчас раскланялся с растерянным видом…

— Учитель, — воскликнул брамин, когда дверь за ним захлопнулась, — я узнал то, что хотел узнать: этот плут безвреден. Он способен оказывать влияние лишь на слабые умы и робкие натуры… Он — круглый идиот, и я ручаюсь в том, что он ничего не смыслит в Гоэтии[587]. Он никогда всерьез не вступал на Путь левой руки, и если он однажды попытается это сделать, то умрет со страху, прежде чем успеет сорвать хотя бы один из тех чудовищных и гибельных цветов, которые собирают там бесстрашные искатели преступлений и безумия…