Матка - Татьяна Шуран

Я, помню, говорил об этом с Белей, и она ответила, что правильно, как только поднимаешься на новый уровень, сразу возникает сомнение в себе. Высвобождается энергия, новые возможности появляются, и человек пугается: выдержит ли он все это, достоин ли он своих успехов, сможет ли продолжать? Она сказала, что тут часто бывает искушение поломать все достигнутое со страху и вернуться побыстрее в свой панцирь из недовольства якобы непреодолимыми препятствиями. И что тут хорошо помогает сразу же назначить себе новую цель космических масштабов, по сравнению с которой все текущие неприятности покажутся ерундой. И начать ее всеми силами добиваться. И постепенно психологическое состояние выровняется. Хороший совет, действенный. Но я еще от себя хочу добавить: ничуть не хуже помогает изрядный, заслуженный отдых! (смех) Нет, на самом деле, отдыхать тоже надо уметь. Восстановить силы, расслабиться — да просто отвлечься, не все же решать вселенские проблемы! Только, понятно, отдых должен быть своевременным: если о нем вспоминаешь в самый ответственный момент работы, то это типичная ошибка слабовольных людей; а вот когда дело сделано, а ты все еще не можешь успокоиться, тогда самый подходящий момент, пусть через силу, заставить себя остановиться и наконец уже искренне, недвусмысленно себя похвалить! (смех) Ну и пойти пить-гулять, разумеется…

(Евгения Липатова) — Согласна. Кого учили работать, а кого и отдыхать! Я например, помню, всегда гордилась, что если какая-работа — со всем справлюсь, все выполню. Думаю: ну, я к дисциплине привычная, мне любое испытание нипочем! А потом вдруг Беля — всем работу раздала, а мне говорит: "Юджиния (это она меня так называет) идет два часа загорать и купаться". Я даже возмутилась, заспорила: как, я ведь лучше всех, быстрее всех работаю! Да сколько я дел переделать успею, пока остальные будут через пень-колоду возиться! Ну, она, конечно, прикрикнула… Вот тут-то и началось настоящее испытание! Делать нечего, маюсь я это на своем принудительном отдыхе, и начинаю понимать, что, действительно, не умею остановиться, расслабиться… пожить в свое удовольствие… будущего боюсь. Все привыкла колотиться, надрываться, старалась проблемы перерешать еще до того, как они появятся. А Беля мне строго обозначила: два часа в день, хочешь не хочешь, бросай все — и ничего не делать! Погулять там, в ванне с минеральной водой полежать, музыку послушать… Я как-то ей говорю: "Ну разве так надо жить, когда кругом разруха?" А она отвечает: "И кому ты нужна усталая, задерганная? Запомни: кто не умеет развлекаться, тот и работать толком не способен. Зря ты считаешь, что радоваться жизни — это легкомыслие какое-то. Радоваться жизни — это искусство, и первостепенно важное. Если ты не умеешь отдыхать и веселиться, то надо учиться. А если не хочешь, то надо себя заставлять". Вот и все тут! (смеется)

(Илья Обвинцев) — Точно-точно! Знакомая тема. Меня Беля заставляла по два часа в день музыку слушать. Баха. Иной раз заглянет проверить, как я приобщаюсь к культуре — может, заснул или сбежал уже, — и посмеивается: "Давай-давай, мучайся! Припадать к прекрасному нужно себя заставлять!" (смех) А что со мной было, когда она велела мне стихи сочинять! (смех)

(Дина Перцева) — А меня Беля, помню, заставляла ходить на шпильках и со стаканом воды на голове — отрабатывать осанку, походку. Ты, говорит, красивая девчонка, но ведешь себя, как пацан. А я всегда стеснялась, что у меня высокий рост, длинные волосы, стройная фигура — ну, вроде все об этом мечтают, вот и будут завидовать. Потом еще танец какой-то разучивать, типа балета. А я ведь в детстве ходила на хореографию и даже сама сочиняла какие-то композиции… А потом как-то забылось все… Вроде как решила, что это в жизни не пригодится.

(Арина Высокосова) — Когда работаешь над раскрытием своих возможностей, про которые сама толком не знаешь… начинаешь замечать… что вот бывают такие периоды, когда как будто найдет что-то… и все само собой складывается. Вроде без усилий получаются вещи, о которых раньше и подумать не могла. А потом начинается спад, и попробуй, повтори! Время ушло… То есть, я хочу сказать, существуют какие-то циклы, в которые ты включаешься иногда. И идешь как на гребне волны. Только мы осваиваем это методом тыка, все так непредсказуемо получается. А ведь есть же, наверное, какие-то закономерности, макро-ритмы, или я не знаю. Вот было бы неплохо сверяться с какой-нибудь табличкой мировой жизненной активности, чтобы уж делать все согласованно.

(Валерий Мельников) — Может быть, в древности, ритуалы все эти. Может, они и настраивали на такие вот паттерны. Макро-ритмы. Тот же самый календарь майя, где время мерялось целой этажеркой циклов разной длины. И мифы с их запутанными сюжетами. Может, они как раз об этом, обо всех изменениях выше человеческих. В зашифрованном виде.

(Дарья Чарусова) — А мне обидно казалось. У всех какие-то сверхъестественные тренировки, а мне все какая-то простая, незамысловатая работа. Я переживала: что же это я, такая бесталанная? Неужели мне и попробовать нельзя научиться чему-нибудь особенному?

А однажды Беля ко мне заходит и вдруг говорит: "Напрасно ты, Дарья, думаешь, что ты чем-то обделена, что-то теряешь. Зачем ты судишь по всем этим внешним эффектам и причудливой муштре? Такие фокусы нужны, чтобы хоть как-то разбудить волю человека. Но сами по себе они ничего не значат. Главное в человеке — это не припадки экзальтации и суеты. А уравновешенность и способность к систематическому труду, терпение, верность и цельность. Все эти качества — редкий дар. Хоть они и кажутся неброскими, но польза от них бесценна. Потому что серьезную работу можно поручить только по-настоящему надежному исполнителю. Я на тебя очень рассчитываю, Дарья. Вот я со всеми работаю, а с тобой я отдыхаю".

(Светлана Подснежина) — А я хочу сказать, что, когда пришлось потерять всех близких, поняла, что такое настоящее родство… Ведь у меня все умерли, ну, как и у многих тут… Когда все пропало, не осталось больше ни работы, ни семьи, ни будущего, стало понятно, до какой степени человек на самом деле одинок. Что вот есть твоя жизнь, и до нее никому нет дела. Вот как мы раньше жили, все по какой-то накатанной схеме, в какой-то системе, общество создавало иллюзию значимости, если человек играл заранее предопределенную роль, а без нее… Я поняла, что доверие, внутреннее согласие — это и есть настоящее родство. Дом — он не в документах, и не в крови, и не в географическом месте каком-нибудь. Дом внутри. Всем хочу сказать спасибо, вы стали моей семьей.

(Артемий Хромченко) — Я помню, еще перед вторжением было много разговоров о конце света. И как все это представлялось? Живут, стало быть, люди, ни о чем не подозревают, вдруг — яркая вспышка, и ничего нет. А теперь я понимаю, что все постепенно, медленно происходило. Просто мир меняется, и он не хочет тебя ни уничтожить, ни спасти, он просто тебя не замечает. Это твое личное дело, найдешь ты свое место в новом мире или нет, сможешь ли измениться, встроиться. Иначе жизнь будет продолжаться без тебя. Это и есть конец света. Конец самомнения. И в то же время это — начало ответственности. И свободы. (пауза) На самом деле, я думаю, нам повезло, что довелось через это пройти.