Матка - Татьяна Шуран

— Это был только сон.

Беля вынырнула из бассейна и закашлялась, нечаянно хлебнув воды. За высокими, от пола до потолка окнами купальни простиралась бескрайняя звездная россыпь. Отец и мать сидели в плетеных креслах вроде тех, которые ставят на дачах, и смотрели куда-то вдаль. Отец обернулся, взглянул из-под упавших на глаза черных волос и сказал:

— Вылезай, самое интересное пропустишь.

Беля выбралась из бассейна, торопливо отжала волосы и тоже подошла к окну. В неизмеримую темную глубину проваливался далекий голубой шар человеческой планеты.

— Мы уходим, — сказала Матка.

— И я тоже? — удивилась Беля.

Тасманов насмешливо покосился на дочь.

— Посмотри внимательно, — посоветовал он.

Закрыв глаза, Беля прислушалась к своим ощущениям и нащупала поверхность земли: вкрапления нарядных каменных городов среди пустынных просторов одичалой природы и горстки людей, полных любопытства и творческих замыслов, как в первый день мира. Внезапно она заметила и саму себя в кубическом доме с куполом на краю отвесного обрыва; сквозь появившиеся наконец-то в непроницаемых стенах из черного камня высокие, от пола до потолка, окна Беля увидела серьезную молодую девушку с длинными пепельными кудрями, в строгом темном костюме, похожую на прилежную студентку. Сидя за массивным каменным столом, она что-то деловито записывала сверкавшей электрическим светом каменной ручкой на округлой табличке размером с ладонь.

— Мы все время будем с ними, — сказала мать. — Но сейчас мы покидаем их навсегда.

— А что дальше? — машинально спросила Беля.

Матка фыркнула и повела оголенными в вырезе белого платья плечами.

— Впереди целая вечность, — рассеянно заметил Тасманов.

— Никто не знает, что суждено, — неопределенным тоном отозвалась Матка.

Земля терялась в дали; Беля чувствовала, как уходящая жизнь превращается в воспоминание, а воспоминание — в избавление.

— Время истекло, — произнес Тасманов, поднявшись с места.

— Попрощайся, — сказала Матка, повернув к ней непроницаемое лицо.

Беля взглянула на исчезающий отблеск мира, который уже забыла, и сказала:

— Прощайте.