Гордая птичка Воробышек - Янина Логвин

– Бывает, мам. Ты у меня очень хорошая.

– Ну, не знаю, – вздыхает она, в смущении приподняв плечо. – Нет, он мне, конечно, нравится, – продолжает заливаться румянцем, – но, Жень, какая свадьба в моем возрасте? Он же сумасшедший, он застольем не ограничится. А все эти его партнеры с супругами… Господи, как будто мне вас мало! Нет, дочка, я все же откажу ему. Как-то это слишком нахраписто. Я к такому не привыкла.

– Ты уже отказывала.

– Не понимает.

– Мам?

– А? – вскидывает она на меня глаза.

– Прекрати истерику.

– Думаешь, у меня нервный срыв? – говорит мама почти шепотом и тут же добавляет, закрепляя на моих волосах фату последней шпилькой: – Ну вот, доченька, кажется, все!

– Думаю, ты слишком долгое время была одна, по-настоящему одна, и заслуживаешь право быть счастливой. И потом, мам, ну, какой такой возраст? Ты что себе придумала? Тебе сорок лет, у вас еще могут быть дети.

– Женька, с ума сошла? Сплюнь! – хмурится мама. – Скажешь тоже! Мне, вон, братьев твоих – охламонов бестолковых – на ноги поднимать надо, в люди выводить, и так никаких нервов на них не хватает, а ты говоришь…

– А мы все слышим! – доносится из спальни обиженный голос брата, и почти сразу же за ним в дверном проеме показывается всклокоченная темная голова Даньки, со свежей царапиной под глазом.

– Мать, соглашайся! – скалится он. – Это же все равно, что выйти замуж за космонавта! Нет, даже круче! Ты видала, сколько у Босса охраны? А тачек? У него даже «Хаммер» есть, на крокодила похож, мы видели!

– Данил, не начинай, при чем здесь это?

– А что я-то? Сама не видишь, что ли? Он на тебя запал, сразу видно. Как гоблин на Бемби! Да и Ба говорит, что мужик нормальный, просто понтовый немного, – ну так кто сегодня без недостатков? Подумаешь! А еще нам с двойником Колян уроки верховой езды обещал дать!

– Какой еще Колян? – распахивает глаза мама, а я смеюсь.

– По всей видимости, мистер Конли, мам, тренер Валдая.

– Что? Ах вы, паразиты, и когда только успели! Ох, Данька, чувствую, схлопочете вы с Ванькой у меня по шее!

– Сначала дотянись, ма! А потом грозись! Вау, сеструха! – поднимает брат вверх большой палец, прежде чем через секунду скрыться у себя в спальне. – Ты классная! Так и вижу, как твой женишок пускает слюни! О, точно! Ма, а можно я Илюхе на свадьбу слюнявчик подарю и подпишу «жених»? А то опозорит нашу Женьку.

Руки мамы тут же упираются в бока.

– А ну брысь, остряк! Поговори у меня! С табуреткой приду и достану! Ох, Женечка, – оборачивается она ко мне, вскидывая руки к груди. Смотрит с таким искренним восхищением, с каким могут смотреть на дорогого сердцу человека лишь близкие люди. – Какая же ты у меня красивая, дочка! Как фея! Господи, и когда только вырасти успела? Как жаль, что Саша тебя сейчас не видит, он тебя так любил.

Я замечаю блеснувшие в ее глазах слезы, смеюсь, чтобы не расплакаться самой, и обнимаю маму за шею.

– Мама! Мамочка! – зарываюсь носом в шелковые волосы, красиво уложенные волной, крепко-крепко прижимая к себе. – Я так тебя люблю! Так люблю! Очень-очень!

– Думаешь, видит? – всхлипывает она.

– Конечно!

– Ну! Что тут у вас? Готовы? Невский отзвонился, что уже едут! – вихрем врывается в комнату нарядная Танька, сбрасывая с рук к стене корзину с атласными лентами и сердечками. – Мы с девчонками подъезд украсили, шары надули, все этажи лентами перетянули… Короче, – вскидывает она руку в кулаке вверх, – «Но пасаран!», они не пройдут! Мы тебя, Воробышек, даже Люкову за дешевый «фиг» не отдадим!

Когда мама выходит из комнаты, чтобы успокоить расшумевшихся братьев, я ловлю помрачневшую Крюкову за руку:

– Как ты, Тань? Извини, что я так поздно узнала. До сих пор поверить не могу, что Вовка тебя бросил. Ведь все хорошо было! Может, ты что-то не так поняла?

Она на мгновение пускает во взгляд печаль, но вот уже с усилием возвращает улыбку на лицо.

– А чего не понять, Жень? Первый раз, что ли, Крюкову бросают? Посмотри на меня, – указывает пальцем на хорошенькую черноглазую девушку, с обрезанными до плеч густыми темно-каштановыми волосами, в коротком ярко-оранжевом платье и зеленых босоножках. – Я странная, резкая, угловатая, не очень умная, а еще одеваюсь, как пугало. Оказывается, его маме стыдно за меня перед родственниками. Нет, Вовка любит меня и готов вернуться, если я изменюсь – повзрослею! Если я буду не я. Но что это за чувства? И что за условия? Разве можно любить человека за то, что он кто-то другой? Не такой, каким его создала природа? А-ай, – вздыхает она, – к черту! К черту Серебрянского с его чопорными критериями! Что, на свете парней мало? Всегда найдется охочий потискать даже такое пугало, как я.

– Глупая ты, Танька! И дурочка! – мы обнимаемся, а Крюкова признается:

– Воробышек, так тоскливо без тебя в общаге, скучно. Жаль, что ты бросила универ. Но знаешь, прав Колька: этот факультет тебя бы в конечном счете добил!

– Илья хочет, чтобы осенью я поступала на гуманитарный.

– Этой осенью? – изумляется Танька, распахивая карие глаза. – А как же, – очерчивает в воздухе перед собой живот, – человек?

– Возможно, на вечерний. Говорит, что справимся.

– Сумасшедший он у тебя, Женька.

– Это точно.

– Ох, что-то я волнуюсь, – оглядывается Крюкова, обмахиваясь ладошками, – хоть бы девчонки не напортачили чего! Слова выучили, – загибает пальцы, – конфеты взяли, мелочь с пшеницей в кульки набрали… Уф, кажется, все. Как думаешь, Жень, свидетель про шампанское не забыл? Нам нужно много для парка и набережной, а еще прохожих угостить – обычай такой, чтобы счастьем с людьми поделиться. В машинах места всем хватит?

– Думаю, свою пару-свидетельницу Виктор точно в Гордеевске не оставит, – улыбаюсь я подруге. – И надеюсь, скучать не даст.

– Не понимаю, – ворчит Танька, – Люков что, не мог кого поприличнее найти? Только Бампера мне в провожатых и не хватало.

– Да ну, Тань, он симпатичный! – возражаю я. – Нахрапистый, конечно, но веселый. Я бы даже сказала – обаятельный. Не знаю, почему он тебе так не нравится? Он Илье хороший друг.

– Потому что он самоуверенный, – задирает нос Крюкова, – большой и конопатый, а я терпеть не могу наглых и рыжих!

Нам остается совсем немного времени, и я иду взглянуть на мальчишек. Помогаю маме завязать на братьях галстуки и привести в подобающий вид их лохматые головы.

– У-у-у-у! – раздается за окном отдаленно-множественный звук машинных гудков и вместе с ним у меня словно что-то обрывается внутри. И тут же поднимается к плечам новой жаркой волной – всего ночь, а я уже так соскучилась по Илье.

– У-у-у-у!

– Едут! Едут! – с криком влетает Танька. – Женька, там такая вереница из машин – хвоста не видно! Как на свадьбе у принцессы Дианы! Невский только что звонил – местная номенклатура дорогу перекрыла, чтобы Босс с сыном и со свитой к тебе проехать могли! Представляешь размах, да?! А нам еще в его поместье свадьбу гулять!.. Антонина Макаровна! – выбежав из комнаты, орет Танька на весь подъезд. – Что там ваши старушенции, готовы?! Жених уже на подходе! Смотрите с выкупом не прогадайте! Стрясите, как следует!

– Не прогадаем, милочка! – откликается бабуля. – Не пропустим к нашей Женьке! Встанем грудью! Захочет увидеть невесту – пусть сначала раскошелится!

– Женя! Же-е-ень! – улица за окном взрывается гудками, и как только все смолкает, я узнаю любимый голос Люкова: – Вор-ро-обышек!

– Ку-уда?! Не выглядывать! – командует Крюкова, преградив мне путь к окну и подбоченившись. – А пусть еще поорет! Мы девушки гордые, красивые, на фиг нам сдались какие-то слабаки! Как по мне – так слишком тихо!

Она стремительно распахивает окно и кричит в ответ:

– Тихо! Не слышно ничего! Ты что-то сказал?

– Женька! Же-е-ень! Я тебя люблю!

– Мало каши съел! Она тебя не слышит! Что?! – кривляется, приставив ладонь к уху. – Что ты пропищал, комар! Я тебе куплю?!.. Что ты ей купишь, красавчик?!

– Все! – слышу я ответ Люкова и не могу устоять на месте, приближаясь к подруге и от души улыбаясь.

– Тань, отойди…

– Еще чего! – грозит мне пальцем Крюкова, и тут же кричит в окно: – Так что же ты купишь? Давай, жених, поконкретнее!

– Все, что захочет!

– И машину?

– Да!

– И дом?

– Да!

– А электрический степлер и скоросшиватель?

– Что?

Ох, это уже перебор, но что может остановить Таньку?

– Илья! Женька говорит, что если ты не купишь ей электрический степлер и скоросшиватель, она себе другого жениха найдет! Красивее и щедрее!

– Крюкова, с ума сошла? – хохочу я, но подойти к окну в обход Таньки не могу из-за пышной юбки на платье. – Не говори ерунды…

– Ха-ха! Много ты понимаешь, подруга! – отсмеивается она в ответ. – Когда еще удастся так знатно потроллить Люкова!

– …Люблю! – слышим мы тем временем. – Женька! Воробышек! Я тебя люблю! Люблю, слышишь! И всегда буду любить! Только тебя! Буду стоять под твоим окном и кричать, как дурак, пока не впустишь! Куплю я тебе этот чертов скоросшиватель, только красивее не ищи!