Три удара колокола - Павел Кошовец

РоЗелун подозревал, что за это его по головке не погладят. Тем не менее, он не собирался унывать - и не из таких ситуаций благодаря своим, мягко говоря, нестандартным увлечениям, он ускользал. Ничего, - усмехнулся про себя, - он знает, как вернуть к себе доброе расположение, он обязательно реабилитируется...

Его враг пошатнулся - несносный вербарец пропустил удар в голову, и пусть жало пики скользнуло в сторону, хорошо видно было, что толстячек едва не хлопнулся с коня.

Сзади раздалось бравое гиканье. Наконец-то! Это всадники РоШакли соизволили присоединиться к веселью.

Эх, захватить бы борова живым! Вот тогда бы он рассказал ему о правилах поведения в приличном обществе! Он выбил бы из него вместе с зубами "пожалуйста" и "больше так не буду", когда стилет вскроет мошонку...

Неожиданно конь под ним пошатнулся, а в следующий удар сердца передние ноги его подломились, и наездник кубарем слетел через гриву.

РоЗелун успел сгруппироваться, и сразу же напружиненный подскочил, готовый к отражению атаки. Что это было?!

Перед ним из бьющейся, ржащей и кричащей темноты соткалась невысокая, коренастая фигура в характерном для гномов колпаке. Кто это? Откуда он взялся?

Но додумывать вопросы времени не осталось, ибо фигура нанесла первый удар топором, от которого кавалерист защитился своим полуторником. Каким-то чудом, интуитивно он почувствовал удар в бок с другой стороны и отшатнулся.

Вовремя! По кольчуге бессильно скользнуло лезвие. Ещё шаг назад, вновь уходя от топора, и затылок упирается во что-то живое. Конская голова. РоЗелун радостно посмотрел вверх и... увидел ненавистные прищуренные глаза... В следующий удар сердца карающий меч таки настиг его, срубив кромку шлема и уйдя глубоко в пространство между плечом и шеей, подрезав позвонки, запустив фонтан крови, отчего голова завалилась набок, удерживаемая остатками жил и кожи...

Ностромо видел, как барон зарубил наконец-то дракона. И тут же, словно из него выпустили все жизненные силы, глаза его закатились, и он стал заваливаться со своего скакуна. Но гном был тут как тут, придержал вербарца - ух и здоровый же! - отмахнулся топором от наскочившего всадника, вновь полоснув по боку коня. Схватил под уздцы жеребца ВерТиссайи.

Сложившаяся вокруг сумятица была как нельзя кстати - отблески костров фактически не давали света, а факелоносцы иной группы всадников, которых он расслышал, ещё сюда не добрались.

Перебросив верёвку, он прихватил бессознательное грузное тело, набросил на него сине-красный плащ кавалериста и стал осторожно вести животное в сторону не утихающей схватки...

Это было невероятно сложно, практически невозможно, но он не смел бросить барона в силу... А кто его знает, почему? Даже Ройчи - гному так хотелось думать - не попрекнёт его, выяснив обстоятельства. И пусть они сами себе пообещали не ввязываться в войны и прочие авантюры (а как еще назвать это наглое вытаскивание барона из-под носа полчища разъярённых врагов?), не вписываться ни за кого, если это будет связано хоть с минимальны риском для члена команды, но... Но гном не мог и не желал поступить иначе. Хотя бы попробовать!

Носторомо забыл, что он устал, забыл о том, что не всесилен, поэтому, рыча, набросился на трёх, неожиданно выросших на пути всадников, и те, не в силах опознать в темноте неясное чудище, предпочли просто уйти с дороги, он смог произвести на дважды раненого, охрипшего и едва стоящего сержанта - пехотинца такое впечатление, что тот практически беспрекословно продублировал - прохрипел команды, и изрядно поредевшая полусотня, пропустив командирского жеребца с непонятным баулом, замотанным в кавалерийский плащ поперёк седла, слитно отошла к воротам, где её предпочли выпустить. А беснующиеся всадники ещё какое-то время носились по плацу, глупо цепляясь друг к другу, гоняясь за непонятными призраками, пока две разные части и так не очень дружные изначально, не занялись взаимными обвинениями, перешедшими в лёгкий мордобой... Но тут уж вмешался лейтенант стражников. Раздав зуботычины и правым, и виноватым, потребовал огня, и спустя всего лишь пятнадцать минут они смогли опознать по манжетам РоЗелуна.

А барона так и не отыскали.

Глава 14.

Эльф сразу так и не понял, что произошло.

Он уже простился с жизнью, когда в попытке помочь здоровому наёмнику, спрыгнул с неустойчивой крыши повозки в самую гущу солдат. Удар по затылку изрядно подпортил его самомнение. Ещё рефлекторно он пытался действенно отражать и наносить удары, но его нож вслепую только глупо натыкался на добротные доспехи, зато ему надавали тумаков за всё его пребывание в этом весёленьком человеческом королевстве (стоит отметить, что практически все людские государства отличаются подобным специфическим юмором и повышенной травматичностью). Поэтому больше не испытывая судьбу, он постарался поудачней сползти по борту и завалиться под колесо их транспорта. При этом успел зацепить за руку наёмника и последним рывком - аж в голове что-то взорвалось, выдернуть его за собой.

Может то был результат не только напряжения, ибо когда какое-то неопределенное время спустя Листочек очнулся, затылок его был весь в крови. И обстановка значительно изменилась...

Его недолго несли за руки и ноги, потом бесцеремонно бросили в закрытый со всех сторон, кроме торца и небольших окошек, закуток, где жутко воняло, но до ужаса надоевшие гремящие звуки боя словно бы отдалились. Кто-то рядом тяжело ворочался и стонал каким-то грудным тонким выдохом - эльф понял, что находится в повозке. Он попытался отодвинуться - нечто острое и неприятное кололо в бок, и неожиданно замер.

Первый робкий шальной лучик заглянул в это неэстетичное и неприятное место и ослепил на удар сердца его... А потом из этого луча появилось мурзатое, но счастливое лицо ангела и голосом принцессы Руфии произнесло:

- Всё хорошо. К нам пришла помощь.

Листочек попытался улыбнуться в ответ, но не помнит, удалось ли ему это, постарался приподняться, несмотря на слабый протест девушки - и у него получилось. Ведь оставалось ещё несколько дел, которые - коль он живой - нужно сделать. И вывалился наружу.

Как на свет народился, в прямом смысле слова. А снаружи отрадная картина: надоевшие до смерти в прямом смысле слова пехотинцы ощетинились смертельным железом локтях в пятидесяти от них. Выглядели они не столь блистательно, как вначале их встречи. В связи с этим эльф испытал вполне человеческое чувство гордости по не зря проведенному времени.

Он оглянулся вокруг, пристально осматривая брусчатку. Вид которой был отвратителен и только профессиональный забойщик скота, возможно, не почувствовал бы дискомфорта. Даже профессиональному солдату, разменявшему нное десятилетие хочется блевать...