Марина Цветаева. Письма. 1928-1932 - Марина Ивановна Цветаева

месяц этого лета налаживала поездку С<ергея> Я<ковлевича> в горы, две недели шила Муру 2 пары штанов, другие две налаживала Алин отъезд в Бретань (к Лебедевым, помните?) — Потом ремонт квартиры: переделка кухни в ванную и ванной в кухню, — фантазия хозяйки, за которую нам надбавила по 100 фр<анков> в месяц — ремонт, т. е. чужие люди в квартире и по окончании работ груды известки, которую потом неделю выгребала. Наконец возвращение С<ергея> Я<ковлевича> и мысли (не только мысли, а письма, хождения: время!) — о его устройстве, попытка пока беспоследственная, ибо кризис и большинство кинематогр<афических> предприятий стоит.

Через месяц, т. е. 1-го октября, очередной терм: 1300 фр<анков> и неуплоченных налогов на 600 фр<анков>. Французский мой Мо́лодец (Gars, работа 8-ми мес<яцев>) не понадобился никому. Проза в три листа «История одного посвящения» тоже лежит, ибо очередной № «Воли России» пока не выходит. (Очевидно, и у них «кризис».) И «Gars» и «История одного посвящения» должны были мне дать вместе 2750 фр<анков>, — т. е. и терм и налоги, и еще бы осталось на жизнь. Д<митрий> П<етрович>С<вятополк>-Мирский, все эти годы помогавший на квартиру, платежи прекратил. Другая знакомая, собиравшая в Лондоне 500 фр<анков> ежемесячно, известила, что помогавшие больше не могут, но что она, пока, будет давать 300 фр<анков> [1473].

Словом, если надеяться на чехов, в месяц у нас 300 + 375 = 675 фр<анков> на четверых, когда одна квартира стоит 500 фр<анков>, не считая отопления (100 фр<анков>). Сейчас жили на остатки с вечера. И С<ережа> и Аля были приглашены, т. е. сто́ила только дорога.

Вот мои внешние дела, ибо — клянусь Богом — моей души они не касаются. А о внутренних — в начале письма: нет времени на свою душу, где-то есть и просыпается при малейшей перемене — хотя бы погоды! — но лучше бы уже совсем не просыпалась: одна растрава.

Стихи все-таки писала: ряд стихов к Пушкину, теперь — Оду пешему ходу. Но — такая редкая роскошь (в России, даже Советской, я из стихов не выходила) — тропинка зарастает от раза к разу.

Не смогла дописать, спешно кончаю, обнимаю.

                             МЦ.

P.S. Если получите печатный (на машинке) листок — не удивляйтесь: Вам такие вещи не нужны, но другим они импонируют.

Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 92–93 (с купюрами). СС-6. С. 395–396. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 150–152 (с небольшими уточнением по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2009. С. 192–193).

50-31. С.Н. Андрониковой-Гальперн

Медон. 7-го сен<тября> 1931 г.

               Дорогая Саломея!

Сердечное (и как всегда — запоздалое) спасибо [1474].

А Вы знаете что́ написано на могиле Рильке?

               Rose! о reinster Widerspruch! Lust

               Niemandes Schlaf zu sein unter so viel Lidern! [1475]

Rose! о pure contradiction! Joie

                                    Volupté

De n'être le sommeil de personne sous tant de paupières! [1476]

Правда похоже на персидское: и роза, и краткость, и смысл.

Пишу хорошие стихи, свидимся почитаю.

Из интересных встреч — приезжий художник из России, мой тамошний четырехвстречный друг (о́н считал, я — нет), кстати товарищ по школе живописи Маяковского и Пастернака, много рассказывал [1477].

Мои внешние дела ужасны: 1-го терм — 1200 фр<анков>, и у меня ничего, ибо с Мо́лодцем (франц<узским>) в Commerc'e сорвалось, а очередной № Воли России с моей прозой о Мандельштаме (3 листа — 750 фр<анков> просто не выходит, и возможно что не выйдет вовсе [1478]. С<ергей> Я<ковлевич> тщетно ищет места. — Не в Россию же мне ехать?! где меня раз (на радостях!) и — два! — упекут. Я там не уцелею, ибо негодование — моя страсть (а есть на что!)

Саломея милая, у Вас нет последнего № N<ouvelle> R<evue> F<rançaise> с исповедью Мирского? [1479] Если да — пришлите, мне он необходим хотя бы на час.

Вера [1480] разошлась с П<етром> П<етровичем> и сейчас где-то на Юге, у сестры Д<митрия> П<етровича>, куда уехал и он. У меня по поводу всего этого — свои мысли, невеселые.

Аля в Бретани, лето у меня каторжноватое, весь день либо черная работа, либо гулянье с Муром по дождю под непрерывный аккомпанемент его рассуждений об автомобиле (-би́лях) — марках, скоростях и пр. Обскакал свой шестилетний возраст (в ненавистном мне направлении) на 10 лет, надеюсь, что к 16-ти — пройдет (выговорится! ибо не молчит ни секунды — и все об одном!)

Целую Вас, иждивение получила, спасибо за все.

                             М

Впервые — ВРХД. 1983. № 138. С. 180–181 (публ. Г.П. Струве). СС-7. С. 142–143. Печ. по СС-7.

51-31. М.Ф. Ларионову и Н.С. Гончаровой

Meudon (S. et О.)

2, Avenue Jeanne d'Arc

8-го сентября 1931 г.

Дорогие Михаил Федорович и Наталья Сергеевна, Направляю к Вам художника Николая Васильевича Синезубова, моего московского приятеля и ближайшего друга Сергея Михайловича Романовича [1481], с большой просьбой помочь ему с французской визой. Ему совершенно необходимо остаться в Париже, и вся надежда на вас двоих.

Сердечный привет. Наталья Сергеевна, Вы меня забыли!

                             М. Цветаева

Впервые — Цветы и гончарня. С. 42. Печ. по тексту первой публикации.

52-31. С.Н. Андрониковой-Гальперн

Meudon (S. et О.)

2, Av<enue> Jeanne d'Arc

10-го сентября 1931 г.

               Дорогая Саломея,

Наши письма — как часто — разминулись (встретились). А сейчас пишу Вам вот по какому делу: приехал из Берлина — работать в Париже — известный в России художник Синезубов