АНАЛОГИЧНЫЙ МИР – 2 - Зубачева Татьяна

Женя решительно открыла дверь ближайшей кабинки. Ну вот, а если закрыться изнутри и прислониться к перегородке, то можно и поспать.

ТЕТРАДЬ СОРОК ПЯТАЯ

Рассел стоял в тени полуобгоревшего дома на границе Цветного квартала и ждал. Войти в Цветной он не рискнул. Он, конечно, дурак и, как его сегодня уже многократно называли, псих, но не настолько.

Здесь баррикады не было, но цветные довольно часто мелькали в еле видимом просвете между домами. Подождём, пока в таком патруле не появится индеец. Если он ещё жив, конечно. И тогда… Кем бы ни был, но этот парень имеет право знать о судьбе Джен и девочки. Сортировка — он уже узнал это — сорвалась. Никого из найденных и отобранных до места не довели, расстреляли или забили на месте или за ближайшим углом. Так что… судьба девочки столь же однозначна, как и судьба Джен. Как сказал индеец тогда? "Если с ней что, по стенке размажу"? Нет, не совсем так, но слова не важны, важен смысл. Плохих вестников дикари убивают, так что… пусть. Тогда кончится этот кошмар. Тихий захолустный Джексонвилль оказался… Бомбёжки, обстрелы, бои — всё тебя миновало, и вот сейчас… Хэллоуин. Праздник всякой нечисти. Ты так любил когда-то этот праздник. Толпы ребятишек и взрослых в смешных, нелепых, комически страшных костюмах бродят по улицам, стучась в дома и требуя угощения. Тыквы, превращённые в светящиеся черепа, на крылечках и в окнах… Бесшабашно весёлый праздник. Лучшее воспоминание детства для всех. Какие воспоминания о Хэллоуине будут у детей, спящих сейчас в этих тёмных домах? Хэллоуин. Ночь оживших мертвецов.

Рассел поёжился. Сколько ему ещё стоять здесь? А если этого чёртова индейца пришибли? Хотя нет, просроченного спальника так просто не убить. Если только, как там… да, если он в наручниках, прикован к стене, а у тебя автомат. Но лучше близко не подходить. Да, случалось видеть…

Когда Мартину сказали о чудном беляке, что торчит у пожарища, будто ждёт кого-то, желающих пойти и вздуть, а если получится, то и придавить нашлось много. Мартин хмыкнул.

— А пока мы его утюжить будем, здесь полезут?

— Схожу посмотрю, — предложил Эркин.

Мартин поглядел на него. Увидел спокойное, снова отвердевшее лицо и кивнул.

— Давай, сходим вдвоём. Так где его видели?

Провожатым пошёл курносый толстогубый мальчишка с неразличимым под толстым слоем грязи цветом кожи. Эркин его раньше не видел. Наверное тоже прибежал сегодня прятаться от своры. Когда парнишка показал им издали, за каким домом беляк топчется, Мартин развернул его за плечи и лёгким шлепком по затылку послал в обратном направлении. Эркин кивнул и перешёл на ближнюю к беляку сторону. Мартин с пистолетом наготове остался на другой стороне.

— Только не загораживай его, — Мартин старался говорить тихо, но его шёпот прозвучал для Эркина слишком громко.

Он недовольно дёрнул головой и тихо, скользя, а не ступая, пошёл к смутно белевшему пятну плаща, уже догадываясь, кто это. А зачем… а вот сейчас и посмотрим.

Рассел вздрогнул: так неожиданно возник рядом индеец. Вздрогнул, но не отступил. И заговорил первым.

— Я искал тебя.

— Зачем?

— Я думал, — Рассел словно не заметил, что к нему опять обратились без положенного "сэра". — Я думал, ты имеешь право… Ты должен знать. О Джен.

— Что?

— Она… её больше нет.

Рассел выдохнул это и теперь ждал. Но индеец молчал. Стоял, засунув руки в карманы, словно сам себя держал. И когда заговорил, его голос был безжизненно ровен.

— Кто?

— Не знаю… они… их было… это же "трамвай"! — с отчаяньем сказал Рассел. — Она пыталась позвонить русским, её схватили…

— Кто? — так же ровно повторил Эркин.

— Ты не знаешь его. Эдвард Сторм. Я… я опоздал и ничего не мог сделать. Ничего, пойми.

— Я понял, — перебил его Эркин. — Всё?

— Да. Нет… О девочке, дочке Джен… ты знаешь?

— Да, — Эркин с натугой выталкивал слова. — Уходи.

— Послушай. Я, правда, я хотел что-то сделать, но я… я не смог.

— Уходи, — повторил Эркин.

Рассел повернулся, медленно, будто ожидая удара, отошёл на шаг, остановился и наконец ушёл, волоча ноги и сгорбившись.

Эркин остался стоять. Мартин, слышавший весь разговор, подошёл к нему, хотел взять за плечо.

— Сейчас, — глухо сказал Эркин.

— У тебя дочь, — ответил Мартин. — Иди к ней.

Эркин медленно выдохнул сквозь стиснутые зубы.

— Да, у меня дочь, — и повернулся к Мартину. — Ей не надо это знать, да?

— Да, — согласился Мартин. — Когда-нибудь потом, когда она вырастет, ты ей расскажешь. Не всё.

— Я понимаю, — Эркин овладел собой. — Пошли.

Когда они вернулись к костру, Мартин коротко сказал остальным:

— Порядок. Убрался, — и Эркину: — Иди поспи. Утром полезут когда, чтобы свежий был.

— И ты иди, — сказал Арч. — Если что, разбудим.

— Ладно, — кивнул Мартин.

С ними в глубь квартала к домам, где укрывались женщины, дети и раненые, ушло ещё с десяток, а может, и больше.

Тогда, у костра, Алиса заснула на руках у Эркина, и Маша с Дашей отвели его с ней к себе, в дом с ранеными, помогли раздеть и уложить Алису. Когда он её укладывал, Алиса проснулась было, но только спросила:

— Ты на работу?

— Да, — ответил он, — на работу. Спи.

И она заснула.

Когда Эркин зашёл в маленькую комнату-закуток, где оставил Алису, она сразу проснулась. Он ещё не успел сообразить, где тут коптилка, а из темноты прозвучало тоненькое и испуганное:

— Эрик?

— Да, Алиса, это я, — ответил он по-русски, чтобы её успокоить.

— Эркин? — спросили из темноты и продолжили по-русски: — Сейчас я свет зажгу.

Затрещала, разгораясь, коптилка, выхватывая у темноты стены и предметы. Когда-то это было подобие спальни. Самодельная широкая кровать занимала почти всю выгородку.

— Я Даша, — сразу сказали ему. — Маша с ранеными, мы меняемся.

— Эрик, — позвала Алиса.

Она сидела на кровати и смотрела на него круглыми и казавшимися сейчас тёмными глазами. Когда Эркин сел на край кровати, а больше-то здесь сидеть и на чем, она залезла к нему на колени, прислонилась и тут же опять заснула. Даша поставила коптилку на крохотный, чудом умещающийся в углу столик и повернулась к нему.

— Ты тоже разденься. Здесь тепло, мы протопили.

Она помогла ему снять куртку так, чтобы не потревожить Алису.

— Мы простыни на перевязки порвали. Ты уж так ложись, — она говорила тихо и спокойно. — Только сапоги сними.

И вдруг опустилась на пол, взялась за его сапоги.

— Ты что? — дёрнулся он.

— Ничего-ничего, — Даша уже стянула с него сапоги, быстро смотала портянки. — Постирать не успеем, хоть просохнут. И ложись, поспи немного. Она так звала тебя, чуть что — сразу: Эрик, Эрик. Я вас курткой твоей и накрою. Шаль мы замыли, вся в крови была перепачкана. Ложись.