Ключ от всех дверей - Соня Ролдугина

Кирим сказал, что любит меня. Он не мог лгать под действием эликсира… Но кто знает — быть может, под любовью лорд Багряного Листопада подразумевает нечто иное…

"Любовь — желание обладать безраздельно", — говорил законченный эгоист Холо.

"Любовь — это необходимость быть рядом", — считал мой принц, Лило.

"Стремление принадлежать", — словно возражала им Карле.

А уж какими разными словами только не воспевал это чувство поганец… тьфу ты… величайший менестрель из всех, Суэло Аметист!

Что же такое любовь… для меня?

Немного насмешливое и безгранично преданное «госпожа», затаенная властность под показной покорностью, золотая россыпь в черно-фиолетовой глубине, намек на улыбку, нахальный и уверенный взгляд, который становится таким нежным, когда украдкой, пока я не вижу, скользит по моему лицу… и ладонь, на которую можно опереться, и тихий шепот:

"Все будет хорошо, Лале… Я не оставлю вас…"

— Мило… — выдохнула я и зажмурилась, ныряя под воду.

На сей раз задержалась на глубине надолго, пока в груди не закололо, а под веками не заплясали искры.

Я люблю своего ученика. Я хочу быть с ним — прямо сейчас. Но… имею ли на это право?

Еще три дня назад ответом стало бы уверенное "Да!". Но теперь… Сколько раз по моей вине Мило оказывался в шаге от гибели, а то и от участи худшей, нежели смерть! Я слишком долго закрывала глаза на его чувства, а потом — просто играла на них, зная, что он не посмеет меня оттолкнуть. Сама запретила мальчику произносить слова любви, чтобы не чувствовать себя обязанной, придумала глупые отговорки — "признания в глазах", "вовремя протянутая рука"… Не важно, говорил Мило или нет — он любил. А я знала это, все время знала — и принимала его чувства.

А потом — осквернила их, разделив ложе с Киримом. Пусть — околдованная, но это не может быть оправданием. Ведь волшебство карты не порождает новых желаний. Оно лишь усиливает те, что уже есть. А это значит, что даже не встреться Кирим на моем пути, однажды я бы причинила Мило такую же боль.

Моя любовь — это зависимость, жалкая попытка убить свое одиночество. Она разрушает все, к чему прикасается.

Так ядовитая лозаПитает к вишне жажду-страсть:Обвиться, голодно припастьК живительным, целебным сокам.

И мне ль, садовнику, не знать,Что гибелен такой союз:В плену любви жестоких узПогибнет дерево до срока.

Чувства к Лило были сильными и яркими, словно пламя. "Великая любовь — великое благо", — говорят побережники в Доме Волн, но с этим утверждением согласятся и жители Амиро, и Волки из Дома Зверей, и обитатели далеких северных гор. Мне и юному принцу был вручен бесценный дар, но мы не сумели распорядиться им правильно. Он принес больше горя, чем счастья, разрушил мою жизнь… и Лило. Принц не вынес своего медленного старения-угасания, в то время как я оставалась юной.

А я не выдержала разлуки.

Лило не смог забыть меня и начать все сначала, когда этого потребовала жизнь, ведь я занимала все его время, целиком, жаждала внимания каждую минуту… Чувство вины от вынужденной разлуки сломало его. А ведь он был таким сильным, мой принц!

Мило же — всего лишь мальчик. Такая, как я, может искорежить ему судьбу. После того, как Авантюрин едва не провалился в тени, пытаясь заставить меня… ревновать? Сожалеть? Не знаю… сомнений не осталось.

Шутовка Лале должна переступить через свои чувства и держаться как можно дальше от одного пылкого, влюбленного мальчишки.

От одной мысли о том, что мне придется покинуть Мило, сердце пронзила острая боль.

Нет. Я не вынесу. Сойду с ума снова — на этот раз навсегда, без возврата. Но и продолжать причинять боль ему я не могу.

"Как хорошо, что Тирле скинула меня на Сумеречные пути! — пронеслось внезапно в голове. — Наверняка все, кто был тем днем в зале, сбросили шутовку со счетов. Из теней не возвращаются… И Мило знает об этом".

Значит, для него я уже… мертва?

Какой замечательный… шанс.

— Надо запретить слугам распространять весть о моем возвращении, — произнесла я вслух, чтобы придать себе уверенности. — Пробраться тайком во дворец, разузнать обстановку… Расспросить того же Тарло. А потом уже решить, стоит ли воскресать.

Буду ждать знака судьбы — хотя бы три дня. Нечто, что подскажет мне верное решение, поможет определиться с выбором. И если он окажется не в мою пользу…

Я всегда могу наблюдать за Мило издалека.

Возможно, мне даже будет довольно этого.

Возможно…

— Вылезай из купальни, Лале, — вздохнула я, закрывая мокрыми ладонями лицо. — Пора.

Без помощи Мило и с тем ограниченным временем, которое осталось в моем распоряжении, и думать было нечего о привычных косичках с колокольцами на концах. Пришлось просто подсушить волосы отрезом мягкой ткани и утянуть их лентой в низкий хвост. Без своей неповторимой прически и яркой краски на лице, в простом дорожном платье — темно-серые бриджи, белая блуза, пепельный сюртук с тонким черным поясом — я была непохожа на саму себя. Из зеркала на меня смотрела вполне взрослая женщина — немного грустная, очень усталая и маленькая… Но все же за девочку-подростка ее уже не приняли бы даже с пьяных глаз.

Потемневшие от влаги рыжие волосы четкими кольцами вились по плечам. Отросшая и аккуратно зачесанная набок челка щекотала скулу. Капелька воды с мокрой шевелюры медленно катилась по щеке. Я сняла ее пальцем и лизнула — пресная влага с горковато-сладким запахом ванили.

Управляющий был понятливым человеком. Он пообещал хранить мою тайну хотя бы четыре дня. И если бы о живой и здоровой Лале Опал ничего не услышали бы по прошествии этого срока, то мужчина должен был огласить мое завещание, в котором все богатства рода Опал отходили бы Мило Авантюрину, верному вассалу своей госпожи.

Конечно, деньги и страх развязывают любые языки. Если мой ученик пожелает — он легко может расспросить управляющего и узнать, что я осталась в живых после погружения в тени. А посему без поддержки Ее величества мне не обойтись. Придется навестить и ее.

Но сначала — к Тарло.

Шаг — и я очутилась в мастерской.

Несмотря на слишком поздний — или ранний? — час, в комнате горел яркий свет, а Мечтатель застыл за мольбертом. Рядом, в глубоком кресле, где обычно сиживала нахальная рыжая шутовка, устроился уютно, откинув голову на спинку, Танше. Гитара лежала поперек коленей, и сильные пальцы менестреля нежно оглаживали струны — беззвучно.

Художник посмотрел на меня поверх мольберта. Выражения голубых глаз было не различить — слишком много всего там смешалось.