Семко - Юзеф Игнаций Крашевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Правда, мать открыто приказала ей отказаться от него ради короны и сама отказалась от всяких обязательств, столько раз и недавно при поручительстве Опольчика повторенных, но наедине с плачущей дочкой утешала её тем, что лишь бы трон получила, Вильгельма на него посадит. Здесь, нынче не видно было ни лучика надежды. Все опускались перед ней на колени, но о её счастье никто не думал и не говорил.
Одна Хильда, обняв плачущую, поняла, что это значило, и умела её утешить. Она тихо шепнула:
– Не плачь, у нас есть тут приятели. Он приедет.
И вдруг королева подняла головку, недоверчиво уставив глаза на Хильду. Слёзы ещё не высохли, но от одного этого воспоминания губы хотели улыбаться.
– Терпения, моя королева, – шепнула старуха. – Всё, что ты желаешь, должно сбыться.
Прекрасная Эльза, дочка воеводы Эмрика, и другие девушки, которые вели пани в спальню, не могли понять, каким чудом Хильда несколькими словами произвела такую перемену.
Ядвига поднялась с наполовину детской радостью, такой же внезапной, как была грусть, рассказывая о своей усталости, об обряде, обо всём том, что его сопровождало.
Каждой из девушек было что рассказать: какую-нибудь забавную подробность, о каком-нибудь опасении… пережитом во время торжества. Ядвига жаловалась на свою тяжёлую корону, на державу, от которой онемела её рука, на плащ, который съезжал с плеч.
Другие описывали физиономии панов, которые сопровождали обряд, которые несли атрибуты власти и смеялись над этим огромным мечом королевы, рукоять которого её ручки не могли бы поднять.
Прекрасная черноокая Эльза в шутку называла свою госпожу – королём, и спрашивала, тот, которого она возьмёт в мужья, пожалуй, будет называться королевой?
Но от этого воспоминания красивое лицо нахмурилось.
Эльза, желая исправить то, что она сказала, поспешила заверить её, что знает от Спытка, своего жениха, что замуж своего короля выдавать так скоро не думают.
Но и это заверение не прояснило лица королевы. Поэтому другая, Офка, что-то вспомнила о лютнистах и песне, о польском цитаристе, который тянул непонятную песню, такую грустную, словно была не свадебная. В закрытой спальне, несмотря на отдаление от комнат, в которых было пиршество, слышен был гул голосов и звуки музыки, флейты и трубы.
У некоторых девушек ножки ещё дрожали от желания танцевать, но глаза склеивались от усталости. Хильда с помощью служанок раздевала свою пани; девушки сплетали волосы, подавали пижаму, снимали тяжёлые драгоценности…
Задумчивая королева поглядывала временами на Хильду, которая давала ей знаки понимания, утешения. Потом уложила её, накрывая, в великолепную кровать и укачивала, обняв, как ребёнка, шепча на ухо:
– Королева, если позовёшь, он придёт!
Из всех этих людей, новых или малознакомых, Ядвига уже выбрала себе таких, какие казались ей более достойными доверия. Ясько из Тенчина, Завиша из Олесницы, Спытек из Мелштына имели лица, которые объявляют друзей; старый епископ Маленки, которого любил её отец, был ближе других. Но при одной мысли довериться одному из них её лицо покрывал румянец.
Между тем опережали друг друга, чтобы развлечь юную королеву, у которой никаких других дел не было, кроме как принимать почести, поклоны, подарки, допускать людей поцеловать её руку. Каждый день старшие дамы шептали ей, кого она должна была пригласить к столу, а каждую из них главным образом опекал один из окружающих. Подруга Эльза Эмриковна, улыбаясь, заступалась за Спытка, её умная мать – за Ясько из Тенчина, который был особенно приятен королеве и любил её как отец. Сама Ядвига постоянно просила маленького епископа, чтобы не покидал её и не забывал о ней. Подскарбий Димитр из Горая, подкоморий Гневош о котором тихо шептала Хильда, который был очень предан королеве, тоже были очень частыми в замке гостями.
Влезал и Владислав Опольский, который со своим молчанием, мрачным лицом, гордой физиономией и желанием править произвёл на Ядвигу неприятное впечатление.
Вскоре после коронации на краковском рынке прошёл дополняющий её обряд, где мещане принесли королеве клятву верности и преподнесли подарки.
Всё это какое-то время развлекало, позволяло забыть о заботе и сиротстве, но с возвращением в замок, в пустые комнаты бедной королеве стало грустно. Она чувствовала себя ужасно одинокой, несмотря на многочисленный двор. Часть дня заполняли молитвы и костёл, другую – приём гостей, которых всегда было полно, оставшуюся часть дня… девушки и она проводили у прялки. Вечером Хандслик и лютнисты пели песни, которые напоминали о Вене, и на её глазах появлялись слёзы.
Время года не позволяло ни познакомиться с прекрасными окрестностями Кракова, ни выехать в путешествие; суровая и холодная осень извещала о грядущей долгой зиме. Редко когда вдалеке на горизонте Эльза могла увидеть и показать королеве Татры, синей цепью отделяющие от Венгрии, которые стояли там, как стена на страже… Так начиналось правление молодой пани.
Для своих гостей, для тех, кто её там окружал таким почтением и любовью, порой доходящей до восхищения и обожествления, Ядвига старалась показывать радостное лицо, и однако всё чувствовали в нём подавленную грусть. Это выражение невольной грусти на личике, вероятно, придавало ей новую прелесть, очаровывало; но какое ей было дело до почестей, когда должна была дрожать за своё будущее?
Только одна Хильда знала глубину её сердца и причину, в силу которой красивые глаза так грустно смотрели, умоляя.
Ежедневный гость в замке воевода Спытек, который приходил туда для королевы, равно как для своей Эльзы, в этот день при епископе Радлице начал говорить о том, что когда-то главный враг Ядвиги, тот, который был претендентом на корону и даже был уже выбран королём, которого хотели ей навязать мужем, с некоторого времени находился в Кракове. При напоминании о том, что его хотели навязать ей мужем, четырнадцатилетняя королева сильно покраснела; в глазах появилось энергичное выражение, какой-то детской смелости, и она отважилась ответить:
– Есть ли у кого право навязывать мне мужа?
Этот вопрос слегка смутил епископа, которому, казалась, он был больше адресован, чем Спытку.
Епископ был человеком простодушным и правдивым.
– Милостивая пани, – сказал он, – навязывать никто не имеет права, но если бы вы захотели выбрать такого, который был бы вреден и опасен для королевства, увы, отцы этого государства могли бы воспротивиться.
Ядвига подумала, и повернулась к Спытку.
– Князь Мазовецкий здесь? А я не
