Семко - Юзеф Игнаций Крашевский

Красива как ангел, чудо! Но почему едет такая грустная, так дрожит?

А вот и старец кардинал, и Бодзанта, и епископ Малы, и духовенство с цепями и крестами на руках. И двенадцать девиц, и матроны, важные, как королевы, и торжествующий отряд польских панов. Они едут гордые, казалось, глазами говорят народу: У нас есть король!

Самый красивый из юношей, на самой выносливой лошади, белой, как молоко, – это юный Спытек из Мелштына, с поднятым забралом, позолоченный шишак, на нём звезда. Его глаза смеются, а ему улыбается толпа.

С седой головой, в собольем полушубке, опираясь на золотые широкие стремена, – это Ясько из Тенчина. Рядом старец сплошь в дорогих камнях – это пан Краковский…

Кто их сосчитает? Едут целым полком в золоте и атласах, гордые, весёлые, маленькие короли… а толпа им бьёт поклоны. Они ей дали королеву, короля… Дальше – венгры с телегами, на которых едут сокровища. Их окружает стража… Едут кареты, огромные фуры, покрытые кожей, дальше – верховые кони, челядь, конюшие, слуги…

Медленно, торжественно всё движется к замку, а народ проталкивается к костёлу, в который сначала должна зайти королева, и где архиепископ с товарищами благословит её на счастливое царствование. Но там и для достойных панов, и старшины места не хватало, и они стоят на замковых дворах.

Колокола радостно бьют… толпы поют – на улицах безумствует народ. Городские шуты, пёстро наряженные, крутятся и дурачатся; из окон слышны лютни… Незнакомцы здороваются друг с другом – все словно родные братья.

В окне дома, прикусив губу, сидит Бобрек.

Всё это время ему казалось, и ещё чувствовал, будто бы кто-то его кусал и вырывал у него тело. Он спрашивал у своих немцев, они ответить ему не могли – только головами кивали.

– Великий день! – пробормотал один.

– В такой день бабы побили бы самое сильное войско, – прибавил другой, – такие дни для человека раз в жизни.

– И на две жизни редко один раз случается, – договорил другой.

Бобрек молчит и смотрит.

– Даст ли это им силу? – бормотал он себе. – Орден сидит тихо, но мощь собирает… в замках оружие, золото в погребах…

Он рассмеялся.

– Если бы я был серадским королём Семко, – воскликнул он, – я сегодня бы, пожалуй, умер.

Семко смотрел из окна, а когда проезжала королева-ребёнок, он встал, как вкопанный, и побледнел, как стена.

Такой женщины он не видел и не мечтал. Она не похожа ни на какую другую, точно была родом не из этой земли.

Проезжая рядом с домом, она подняла глаза из-под тёмных ресниц на него, и этот взгляд пронял его до костей… он как бы был упрёком. Он хотел вырвать трон у этого ангела? Он невольно отпрянул… Канцлер стоял за ним, сложив руки, словно молился. Вздохнул.

– Её хотят короновать? Разве её сегодня уже не короновали великим почётом?

Бартош из Одоланова первый раз в жизни почувствовал себя слабым, сказал себе в духе, что против этой силы, что шла с этим походом, воевать железом было безумием.

Что в этот день делалось в замке, не знал никто. Поставили стражу, женщины привели королеву в освящённые Мало комнаты и заперли двери, чтобы молилась, отдыхала… Кто знает? Чтобы поплакала, может.

Молодой воевода принимал у себя дома панов, не только польских, но и венгерских, во главе которых стоял Эмрик Бобек, отец прекрасной Эльзы, сверкающей у бока королевы. Воевода Эмрик, чистая кровь старых вождей Атиллы, чёрный мужчина с огненными глазами и улыбающимися губами, с кривой саблей сбоку и свисающим с плеча плащиком, имеет в гостях первое место. При нём старшие и свои: Добеслав с пурпурным от усталости лицом, Ясько из Тенчина со своей седой бородой, Ян из Тарнова, Гневош из Далевиц и многие другие.

Все лица сияют и глаза смеются.

Слуги накрывают столы, лютнисты уже бренчат на струнах, три шута у двери ждут сигнала, чтобы забавлять гостей, а тут разговор идёт весело, как волна под порывами ветра, иногда его прерывали окрики.

– Воевода, – воскликнул Флорек из Забора, одного с ним клича, – вы знаете, кого я видел в окне, глядящим на въезд нашей королевы?

– Кто тебя угадает?

– Ставлю дюжину, что никто, – смеясь, воскликнул Флорек, и чуть задержался.

Спытек ударил его по плечу.

– Может, тебя так удивило прибытие сюда Семко Мазовецкого? – сказал он с толикой иронии, потому что почти был уверен, что Флорек говорил о нём.

Тот, кого таким образом спросили, опустил голову.

– Я вижу, что вы лучше осведомлены, чем я думал, – прибавил он, – я проиграл дюжину.

– Но я их не выиграл! – ответил Спытек. – Я ничего не ставил.

– Что вы думаете об этом прибытии Мазовецкого? Что будете с ним делать? Ведь за Князь вы должны требовать возмещения, а я сомневаюсь, что ему на всех кредиторов хватило бы остатков княжества, – отозвался Флорек.

– Что потеряно во время войны, трудно найти у кого-то, – сказал Спытек довольно равнодушно. – Ни от тебя дюжины, ни от него за поджёг я ничего требовать не буду. – А если вы встретитесь?

– Я готов подать ему руку, если он поклонится королеве и откажется от старых мечтаний, – добавил Спытек. – Сейчас каждый должен чем-то пожертвовать для согласия и мира.

В это время хозяина оттащили, а Флорек остался удивлённый и задумчивый.

Пиршество у воеводы, на которое прибывали всё более многочисленные гости, вскоре собрало всех самых знатных вельмож; а за столами не было слышно ничего другого, кроме похвал молодой пани и восхищения ею. Все были согласны, их оживляло одно чувство.

Значительнейшая часть, не исключая хозяина, рада была ускорить день коронации, чтобы какая-нибудь новая помеха не вынудила ждать в этом состоянии бескоролевья и неопределённости, которое открывало ворота интригам и коварству.

Поэтому решили не обращать внимания на то, что короны были в Буде, чтобы не ждать, когда их выдадут. Ювелиры должны были незамедлительно сделать новую. Послушный во всём архиепископ не создавал ни малейшей трудности, а прибывший кардинал Димитр, архиепископ Стригоньский, и ксендз-епископ Чанадский этому также не сопротивлялись.

Уже даже назначили на день Святой Ядвиги, на 15 число этого месяца, этот праздник, к которому все готовились. Ясько из Тенчина и Спытек рьяней других поддерживали дело. У стола уже велись переговоры о том, чтобы придать празднику как можно больше великолепия. Все прибывшие на встречу молодой госпожи должны были задержаться, чтобы сопровождать в этот день великолепный кортеж короля и королевы. Этот достойный пир у воеводы протянулся долго; а когда утомлённые дорогой