Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если хорошо поставить дело, оно сулит много выгод. Это трудовые ресурсы численностью <…> человек [число в тексте вымарано. – К. М.], равные всем трудовым ресурсам Болгарии. [Эти ресурсы] не нуждаются в страховании и заработной плате; они могут выполнять массу работы, возводить огромные объекты.
В Советском Союзе заключенные использовались на строительстве нескольких каналов. Если мы все сделаем правильно, это принесет экономическую и политическую пользу. Потому что мы не уничтожили их, мы можем позволить им работать, и, возможно, в будущем, через какое-то время, они превратятся в хороших людей (хао жэнь)[580].
Как показывает приведенная цитата, советский ГУЛАГ был важным ориентиром в дискуссиях внутри китайского руководства. Советники из СССР предоставляли китайским властям подробные проекты [Kaple 1998]. В этой области в первые годы существования КНР опирались не только на данные советников, но также на книги и статьи, переведенные с русского языка на китайский. Сами трудовые лагеря призваны были стать наиболее успешной и наиболее социалистической формой карательного воздействия. Они должны были перевоспитывать преступников и в изобилии производить материальные блага. Под прикрытием пропаганды правительственные документы того времени свидетельствуют, что трудовые лагеря создавались как «проект под ключ», основанный на советских разработках и с учетом возможностей относительно небольшого китайского бюджета.
Резолюция, принятая 15 мая 1951 года, явилась ключевым документом, заложившим организационные основы лаогай[581]. Одним из важных вопросов, затронутых в ней, был вопрос о надзоре за тюрьмами. Совещание одобрило решение, согласно которому заведование тюремной системой отныне вверялось Министерству общественной безопасности. В резолюции также содержались подробные нормативные положения, наметившие внутреннюю структуру лаогай [Сунь Сяоли 1994: 22]. Осужденные, приговоренные к пяти годам заключения и более, должны были распределяться по отрядам (дадуй), находившимся под управлением провинциальных органов лаогай. Основное производство и строительные проекты, разрабатываемые в соответствии с потребностями государственного переустройства, планировалось поручать отрядам лаогай. Отряды эти в организационном плане представляли собой крупные трудовые лагеря; они образовали ядро системы лаогай[582]. Одной из важных особенностей системы (по аналогии с советским ГУЛАГом) являлось то, что ставка в ней делалась преимущественно на саморегулирование (например, посредством деления заключенных в лагерях на политических и уголовных), и охраны было немного. Приговоренные к срокам от одного до пяти лет направлялись в небольшие лагеря лаогай, подчинявшиеся районной или уездной администрации. Поэтому они оставались поблизости от своего местожительства и под контролем местных властей. Осужденные на срок менее года должны были трудиться под надзором (гуаньчжи), им разрешалось работать на прежней работе и жить дома. Подчеркивалось, что помимо организации труда и производства лагерям следовало заниматься перевоспитанием преступников. Воспитательная работа включала в себя политическое, идеологическое, культурное, а также гигиеническое направления. Высокие трудовые и воспитательные показатели следовало поощрять различными привилегиями, вплоть до условно-досрочного освобождения, за плохое поведение наказывать (самое суровое наказание – увеличение срока заключения).
Наконец, резолюция призывала к созданию административного аппарата системы лаогай. Органам общественной безопасности на всех уровнях предписывалось открыть специальные бюро для управления объектами лаогай. Провинции и крупные города должны были направлять в эти бюро по 20–30 чиновников, районы – по 5–10, уезды – 2–3 человек. Положения об административной структуре системы весьма примечательны, особенно в сравнении с советскими. Китайское руководство явно не хотело учреждать отдельное централизованное ведомство для управления системой лаогай, как было в Советском Союзе. Вместо этого был использован существующий аппарат общественной безопасности. Все крупные подразделения или лагеря лаогай, таким образом, управлялись провинциальными органами общественной безопасности, а не центральным ведомством из Пекина. В то время как в Москве существовало Главное управление исправительно-трудовых лагерей (ГУЛАГ), Министерство общественной безопасности в Пекине не имело непосредственной власти над большинством учреждений лаогай [Applebaum 2003][583]. За исключением нескольких межпровинциальных инфраструктурных проектов, Одиннадцатое управление министерства (шии цзюй) ограничивалось условным присмотром за провинциальными бюро общественной безопасности, которые, в свою очередь, надзирали за повседневной деятельностью лагерей[584].
С мая 1951 года началась широкомасштабная организация системы лаогай. Для координации деятельности центральное руководство создало совместные административные комитеты, где в различных подразделениях и на разных уровнях управления работали сотрудники ведомств общественной безопасности, финансов, водоснабжения, государственного строительства, тяжелой промышленности и железных дорог. Комитеты занимались реализацией конкретных шагов по обустройству учреждений лаогай. Важным вопросом, обсуждавшимся на собраниях, был вклад системы трудовых лагерей в народное хозяйство. Директивы центральной власти требовали, чтобы учреждения лаогай взялись за важные экономические задачи в рамках государственного переустройства. Эта миссия, разумеется, являлась и основным назначением советского ГУЛАГа. Как отмечалось выше, настаивая на вкладе системы лаогай в экономику, китайские власти подражали Советскому Союзу. Задействование отрядов лаогай на строительстве гидросооружений (на реках Хуанхэ, Хуайхэ) представлялось правительству особенно уместным. Центральные партийные органы также торопили местное руководство изыскивать способы быстрого перемещения большого количества заключенных в новые исправительные учреждения, чтобы они могли без промедления начать деятельность. Несколько месяцев спустя, в сентябре 1951 года, прошел Четвертый всенародный съезд по общественной безопасности. На нем опять подробно обсуждался вопрос тюрем [Ян Сяньгуан 1989: 24]. Министр Ло Жуйцин в своем сообщении обратил особое внимание на задачу исправления контрреволюционеров. В деятельности лаогай должны были сочетаться труд и политика, наказание и перевоспитание. Несмотря на сделанный министром акцент на перевоспитании, окончательная резолюция сосредоточилась на организации труда в лагерях. С самого начала были разногласия, чему отдать предпочтение в системе лаогай: труду или исправлению. Хотя вслух заявлялось о приоритете перевоспитания, в начале 1950-х годов власти делали акцент на тюремном труде и производстве. Они рассуждали практически исключительно об экономической роли лагерей, редко упоминая об исправлении. В этом положение лаогай также зеркально отражало проблемы ГУЛАГа. Поначалу идея перевоспитания занимала видное место в повестке советской пенитенциарной политики, но с наступлением 1930-х годов быстро забылась [Khlevniuk 2004].
Инициативы правительства вскоре дали ощутимые результаты. К июню 1952 года к работе были привлечены 62 % осужденных.
Тюремный труд сделался заметным экономическим фактором. Переброска заключенных на большие стройки дала властям возможность сократить численность свободной рабсилы примерно на 80 000 человек. Помимо учреждений лаогай, которые использовались в инфраструктурных проектах, координировавшихся
