Ваше благородие. Дилогия (СИ) - Северюхин Олег Васильевич

Я всё время думал, что это за сигнал такой «тап‑тууу». Оказалось, всё очень просто. Пётр Первый привёз его из Голландии, когда он там учился столярному ремеслу. Голландцы, сейчас они нидерландцы, шибко любили пиво и готовы были пить его сутками напролёт. И вот чтобы умные голландцы не спивались, их правительство установило сигнал «тап‑туу», исполняемый сигнальщиками на трубах и обозначающий «Закрыть кран», чтобы в пивных в начале ночи закрыли кран и выпроводили своих гостей по домам.

Если вы спросите любого выпускника Николаевского кавалерийского училища о том, каким был его выпуск, он обязательно ответит, что его выпуск был самый особенный. Это всё равно, как любой командир отделения считает, что его отделение всегда находится на острие атаки и супостат собирается уничтожить именно его отделение.

Наш выпуск не исключение и у меня есть все права назвать его особенным, потому что на выпуске присутствовал ЕИВ Алексей Второй вместе с наследником цесаревичем Николаем Алексеевичем. Номер третий ему поставят, если он взойдёт на престол.

Наш выпуск был выстроен прямо перед трибуной, и кто же был во главе выпускного курса? Угадайте с трёх раз. Знаю, что отгадали многие, но не все. Так вот, во главе свежеиспечённых корнетов стоял корнет‑экстернат, баронет и флигель‑адъютант свиты ЕИВ Туманов Олег Василевич, блистая золотом императорских вензелей. Мой мундир был великолепно пошит. Когда я спросил портного, не Кац ли он по фамилии, он повернулся к одному мастеровому и сказал:

– Вот видишь, сынок, Кац – это самая известная фамилия во всём мире, а ты собираешься креститься и брать себе фамилию Воронов.

Так как училище было кавалерийским, то и ЕИВ выехал на коне и встречал его начальник училища тоже верхом. После рапорта они объехали курсы училища. Цесаревич сидел впереди отца на специальной полочке, прикреплённой к передней луке седла.

– Здравствуйте, господа офицеры, – крикнул ЕИВ и почти полтораста глоток ответили:

– Здрам желаем ваш императ величво!

– Поздравляю с производством!

– Уррааа! Уррааа! Уррааа!

Когда они проезжали около меня, то цесаревич помахал мне рукой и улыбнулся. Детская непосредственность, но она была отмечена всеми.

После прохождения торжественным маршем господа офицеры были приглашены в специальные палатки с накрытыми столами, чтобы отметить такой важный в каждой жизни день.

П своему нынешнему положению, я был в конце начальнического стола рядом с ААА, которая была рада этому не меньше чем я и она шепнула мне:

– Похоже, что с каждой минутой ты увеличиваешь количество своих завистников и врагов.

Да я и сам это понимал, благо не первый раз в армии.

– Когда ты сделаешь мне предложение и оповестишь своих и моих родителей? – спросила ААА.

– Дай мне сначала сесть в седло, а потом я скажу, что нужно делать дальше, – сказал я.

– Ты стараешься быть похожим на Айвенго, но я тебя никому не отдам, – сказала ААА, – А кто та красивая женщина с похожим на тебя полковником?

– Я не знаю, – сказал я. – Это люди из прошлого века, и кто они были, разве нам так интересно? У нас новая жизнь и настанет такое время, когда кто‑то снова спросит: а кто эта красивая женщина с полковником очень похожим на тебя?

– Ты у меня такой фантазёр, что я даже начинаю бояться, что ты умчишься от меня в неведомое будущее, а я останусь здесь, не зная, вернёшься ты ко мне или нет, – сказала ААА.

– Я без тебя никуда не исчезну, – сказал я, – а сейчас посмотри, к нам направляется их Высочество.

К нам действительно приближался Их Императорское Высочество Николай Алексеевич в сопровождении своего дядьки – рослого матроса Гвардейского экипажа. Его задача – физическая охрана цесаревича путём удара по окаянной морде пудовым кулаком. И так с внутренним замахом на удар он смотрел на всех окружающих цесаревича.

– Ты чего так на меня уставился? – рыкнул я. – А ну шаг назад!

Матрос щёлкнул каблуками ботинок, чётко козырнул и отступил шаг назад.

По всем показателям, он отступил от инструкции, но он точно выполнил команду офицера, отданную чётким командным голосом и только того офицера, которого он знает и кому доверяет.

Я не знаю почему, но после моей команды в палатке установилась такая тишина, что можно было услышать полёт мухи, которая бы сумела пролететь через кордон официантов.

– Господин флигель‑адъютант, – сказал цесаревич, – а чему вы сможете меня научить? Я умею делать всё, а в стрельбе мне нет равных.

– Ваше высочество, – сказал я, – нет равных только Господу Богу нашему, а все остальные соревнуются в достижении высокого результата и тот, кто однажды показал рекорд, может завтра и сегодня этот рекорд не подтвердить.

– Ваше величество, – сказал цесаревич, – пусть поставят с десяток пустых бутылок из‑под шампанского, и мы посмотрим, насколько искусен в стрельбе господин флигель‑адъютант.

Так, интриги уже начинаются. Только что, ну не только что, а час назад, цесаревич приветственно махал мне рукой, а сейчас требует проверить меня на искусность стрельбы. То ли ему кто‑то дал хлебнуть крымского шампанского или уже напел песни про меня. Придворная жизнь несколько напоминает свинарник, где все хрюкают друг против друга.

Интрига получила всеобщую поддержку, и все начали аплодировать:

– Просим! Просим! Просим!

Вы когда‑нибудь видели офицеров, которые после виноизлияния или виноизливания и вливания не стреляли по пустым бутылкам? Или охотников, которые после неудачной охоты не расстреливали все боеприпасы по бутылкам? Я таких не видел. Если вам посчастливилось увидеть таких, то считайте, что вам крупно повезло.

Так как палатки стояли возле пистолетного тира, то очень быстро были найдены козлы, на которые положили доску и поставили больше десятка бутылок.

– Из чего предпочтёте стрелять, господин флигель‑адъютант? – осведомился цесаревич.

– Из личного оружия, Ваше высочество, – сказал я. – Только прикажите, чтобы на доске оставили девять бутылок.

Официанты быстро пересчитали бутылки и оставили девять штук.

Только сегодня, практически перед самой церемонией я купил своё личное оружие, пистолет Тульский Токарева тридцать второго калибра с ёмкостью магазина девять патронов. И пистолет находился у меня на пояснице за ремнём. И я прекрасно знал, что при мероприятиях с участием высочайших особ никто не должен иметь при себе оружия, кроме охраны.

Стрелять из чужого оружия это всё равно, что надевать чужие тапочки или носки. Продавец сказал, что пистолет замечательно пристрелян и у целика выбита цифра ноль. Будь что будет.

Я достал пистолет из‑за полы мундира, передёрнул затвор, поднял пистолет стволом вверх, прошептал: Господи, благослови, – прицелился и произвёл подряд девять выстрелов. Ни одной целой бутылки на доске не осталось.

Сначала всё было тихо, затем закричали и зааплодировали молодые офицеры:

– Да здравствует Николаевское кавалерийское училище! Да здравствует корнет Туманов!

Я подошёл к своему месту у стола, налил гранёный стакан водки, сделал себе хороший бутерброд с ветчиной, выпил залпом водку и закусил бутербродом. Шампанского я вообще не пил, чтобы утром не валяться в постели с головной болью и жесточайшим похмельем.

Затем я повернулся, чтобы спросить у Его высочества, как ему понравилась моя стрельба, и увидел, что за моей спиной стоит ЕИВ.

– Я должен вернуть Вам вензеля? – спросил я.

– Нет, – ответил ЕИВ, – с завтрашнего утра вы приступаете к своим обязанностям, и я думаю, что при вашей помощи Его высочество будет знать офицерский этикет и не хвастаться своими способностями.

– Так точно, Ваше величество, – сказал я и уже предвкусил, как молодой зазнайка будет постигать азы военной науки. И начнёт он с чистки унитаза. Пусть сначала говно за собой поубирает.

Глава 37

По окончании всех церемоний я проводил ААА домой, а сам пошёл на свою квартиру. Порядки в то время были пуританские и приглашение девушки к себе на ночь было нечто таким из рук вон выходящим.