Время шакалов - Станислав Владимирович Далецкий

Возможно, в телефоне сохранились номера соседки и нотариуса, тогда можно будет позвонить им и узнать про квартиру. Михаил Ефимович оживился от таких перспектив и даже вскипятил воды и выпил кружку кофе из пакетика. Но пока суть, да дело, телефон можно было дать Учителю, который собирается искать свою сестру в Белоруссии.

XIV

Через два дня, Михаил Ефимович навестил своих друзей на их новом месте жительства. За это время он купил шнур для зарядки телефона. Зарядил телефон у торговца шаурмой – в палатке, по соседству с торговлей своими книгами и у него же узнал и свой номер, позвонив этому торговцу на его телефон, где и высветился номер телефона Михаила Ефимовича, на счет которого он и положил двести рублей.

По своим делам, Михаил Ефимович ещё не звонил – словно опасался чего-то, но помочь Учителю и своим товарищам ему не терпелось.

Троица жильцов была на месте, когда Михаил Ефимович вошел в их новую обитель. Комната провоняла запахом давно немытых тел и протухших остатков огурцов и помидоров, валявшихся на столе в лужах собственного сока.

– Ну и запах у вас здесь, как при дворе короля Франции –Людовика XIV, которого называли Король – солнце, – сказал Михаил Ефимович, проходя в комнату и открывая окно, чтобы немного проветрить помещение.

– Это почему же так? – спросил Хромой.

– Потому, что король этот никогда не мылся – его лишь протирали всякими ароматными водами: тогда и придумали духи и туалетную воду, но сколько не протирайся духами, а запах немытого тела перешибет любой аромат – потому и запахи в королевских дворцах были не лучше, чем из выгребной ямы.

Именно поэтому вся Европа тогда была немытая, а свалили потом на русских: «Прощай немытая Россия», писал, кажется, Некрасов – хотя почти у каждого крестьянина на Руси, стояла баня за избой, где мылись каждую субботу всей семьей или по очереди.

–Так! Значит мы европейцы, а не бомжи, – удовлетворенно хмыкнул Хромой.

– Садись, Тихий, приветствовал его Учитель из своего кресла, – несмотря на то, что наши ряды пожидели, и с нами нет Черного, который ушел в лучший мир, мы не теряем оптимизма и на счет своей доли, а потому есть к ужину бутылочка водки и закуска, которой можешь и ты отведать. Может и у тебя припасена бутылка – тогда будь здесь как хозяин!

– Нет, Максимыч, – ответил Михаил Ефимович, – бутылки у меня сегодня нет, но есть кое-что получше: телефон, по которому можно позвонить даже в Белоруссию – как ты хотел!

– Неужели правда? – удивился Учитель, но увидев в руках Михаила Ефимовича мобильный телефон, осекся и спросил: – Как же мне позвонить, если номера не знаю?

– Я думал об этом, – ответил Михаил Ефимович, – надо позвонить тому, кто знает, например, телефон твоей внучки.

– Не хочу я ей звонить, – уперся Учитель, – да и номера её телефона я не знаю – он в моем телефоне был, который я не взял с собой в Москву – так обиделся, что не хотел никаких контактов с ней.

– Тогда позвони в школу, где ты работал: телефон школы наверняка должен помнить. Пусть кто-нибудь из твоих знакомых узнает про внучку твою и про телефон твоей сестры в Белоруссии. Пусть потом перезвонят тебе сюда или ты сам им перезвонишь позже.

– И то, правда, – согласился Учитель, – но время уже пять часов вечера, вряд –ли в школе кто-то есть, однако телефон я помню: столько лет по нему звонил из дома, когда жена была ещё жива.

– Значит, у тебя есть домашний телефон внучки, если она живет в твоем доме, а ты говоришь, что не знаешь номера, – удивился Хромой, слушая их разговор.

– Нет, домашний телефон я снял: долго говорить не с кем, а короткие сообщения дешевле и удобнее делать по мобильнику, как говорит молодежь, – отвечал Учитель, взяв телефон Тихого в руки.

– Звони, звони в школу, – настаивал Михаил Ефимович, – может кто и есть на месте.

Учитель набрал знакомый номер и стал ждать. После нескольких гудков кто-то взял трубку и женский голос спросил: кто звонит и что нужно? Был конец августа и школа готовилась к приему учеников, а потому дежурный учитель уходил позже.

Учитель представился и удивленный женский голос воскликнул: «Алексей Максимович! А мы вас совсем потеряли! Говорили, что вы в Москву уехали, но даже ваша внучка не знает, где вы! Как вы живете? Как Москва? Я – Берестова Нина Ивановна, по русскому языку. Помните?

– Конечно помню, Ниночка, – отвечал Учитель,– Москва живет по– всякому, приеду, как-нибудь расскажу, а пока мне нужен телефон внучки: был, да я его потерял вместе с телефоном. – солгал Максимыч своей знакомой учительнице.

– Ничего, сейчас найдем вашу внучку, – успокоила его учительница. Она недавно звонила в школу, узнать – не объявлялись ли вы и оставила свой телефон, чтобы вы позвонили ей, если объявитесь. Где-то был здесь записан в журнале.

Вы сами-то не собираетесь возвращаться назад в школу? У нас сейчас новый директор, прежнего – который вас уволил, тоже уволили за махинации с ЕГЭ. Сейчас как раз нет учителя истории – давайте возвращайтесь к нам. Вот и телефон нашла, – продолжала учительница и продиктовала номер.

– Подождите, я запишу,– попросил её Учитель и, прикрыв ладонью мобильник, спросил ручку. Бомжи удивились его просьбе, однако, ручка нашлась у Тихого, который носил её в кармане пиджака неизвестно зачем – записей он никогда не делал, как и остальные.

Максимыч взял ручку, записал на газете телефон своей внучки, поблагодарил учительницу – обещая приехать, и выключил телефон.

Некоторое время он сидел молча, обдумывая происшедшее событие.

– Ну, что, Максимыч? – спросил Хромой, который слышал только отрывки разговора, – нашел внучку?

– Да, нашел, вот номер её телефона, – ответил Учитель, показывая на газету, – только ни к чему всё это: не могу я простить ей, что выгнала меня из дома!

– Брось злиться, Максимыч,– продолжал Хромой, – девчонке было семнадцать лет, мало– ли, что могло ей тогда взбрести в голову, а сейчас сама начала тебя искать: звони сразу, не ерепенься!

– Давай, давай, Максимыч – куй железо, пока горячо,– подхватил Иванов, – звони внучке, пока телефон в руках.

Учитель помедлил, но набрал номер телефона, записанный на газете. Раздались гудки, потом девичий голос спросил: – Кто это?

– Это я, Наденька, дед твой, звоню из Москвы, узнать – как вы живете? – ответил Учитель, покраснев от напряжения.

– Куда же ты пропал, дед, – вдруг заплакала