Другой взгляд на Сталина - Людо Мартенс

После смерти Сталина в Москве раскрылся великорусский национализм, и в ответ по Центральной и Восточной Европе распространился шовинизм.

Давайте рассмотрим принципы, составляющие сердцевину этого разногласия. В 1923 году Сталин уже сформулировал важнейший вопрос пролетарского интернационализма таким образом:

«Следует помнить, что, кроме права народов на самоопределение, есть еще право рабочего класса на укрепление своей власти, и этому последнему праву подчинено право на самоопределение. Бывают случаи, когда право на самоопределение вступает в противоречие с другим, высшим правом – правом рабочего класса, пришедшего к власти, на укрепление своей власти. В таких случаях – это нужно сказать прямо – право на самоопределение не может и не должно служить преградой делу осуществления права рабочего класса на свою диктатуру. Первое должно отступить перед вторым»{835}.

Начав с принципа пролетарского интернационализма, Сталин был решительным противником всякого национализма, начиная с великорусского национализма. Еще в 1923 году он заявлял:

«Основная сила, тормозящая дело объединения республик в единый союз… это великорусский шовинизм. Вовсе не случайность, товарищи, что сменовеховцы приобрели массу сторонников среди советских чиновников»{836}.

«Сменовеховство – это идеология новой буржуазии, растущей и мало-помалу смыкающейся с кулаком и со служилой интеллигенцией… По ее мнению, коммунистическая партия должна переродиться, а новая буржуазия должна консолидироваться, причем незаметно для нас мы, большевики, оказывается, должны подойти к порогу демократической республики, должны потом перешагнуть этот порог и с помощью какого-нибудь „цезаря“, который выдвинется не то из военных, не то из гражданских чинов, должны очутиться в положении обычной буржуазной республики»{837}.

Но Сталин также понимал, что в мировой борьбе между империализмом и социализмом буржуазный национализм мог использоваться как мощное антисоциалистическое оружие:

«В обстановке разгорающейся смертельной борьбы между пролетарской Россией и империалистической Антантой для окраин возможны лишь два выхода:

– либо вместе с Россией, и тогда – освобождение трудовых масс окраин от империалистического гнета;

– либо вместе с Антантой, и тогда – неминуемое империалистическое ярмо.

Третьего выхода нет.

Так называемая независимость так называемых независимых Грузии, Армении, Польши, Финляндии и т. д. есть лишь обманчивая видимость, прикрывающая полную зависимость этих, с позволения сказать, государств от той или иной группы империалистов…

Ну, а интересы народных масс говорят, что требование отделения окраин на данной стадии революции глубоко контрреволюционно»{838}.

В полуфеодальных республиках советских окраин буржуазный национализм утверждал себя как главную форму буржуазной идеологии, разъедая большевистскую партию изнутри:

«Надо понять, что наши коммунистические организации в приграничных районах, в республиках и областях могут развиваться и твердо заявлять о себе, могут стать подлинными интернационалистами, марксистскими кадрами, только если они избавятся от национализма. Национализм есть главное идеологическое препятствие для воспитания марксистских кадров, марксистского авангарда приграничных регионов и республик… В отношении этих организаций национализм играют ту же роль, которую играли в прошлом меньшевики по отношению к партии большевиков. Только под покровом национализма может различного рода буржуазное, в том числе меньшевистское, влияние проникать в наши организации в приграничных регионах. Наши организации в республиках могут стать марксистскими кадрами, только если они способны выстоять против националистических идей, которые сталкивают их с партийной линии… потому что буржуазия возрождается, Новая экономическая политика расширяется, национализм растет; потому что есть еще пережитки великорусского шовинизма, который стремится взрастить местный национализм, и потому что существует влияние иностранных государств, которые поощряют национализм всеми доступными средствами»{839}.

«Сущность отклонений к местному национализму состоит в попытке изолировать себя и закрыться в своей собственной национальной раковине, в попытке сгладить классовые различия внутри одной нации, в попытке противостоять великорусскому шовинизму, уходя в сторону от главного хода социалистического строительства, в попытке закрыть глаза на то, что сводит вместе и объединяет трудящиеся массы народов СССР и видеть только то, что ведет к их разобщению.

Склонность к местному национализму отражает неудовлетворенность отмирающих классов угнетавшихся прежде наций режимом пролетарской диктатуры, их стремлением выделиться в свое собственное государство и там установить верховную власть своего класса»{840}.

Сталин вернулся к вопросам интернационализма в 1930 году. Он сформулировал принцип, который стал абсолютно понятен во времена Брежнева:

«Что означает склонность к национализму – неважно, к великорусскому или местному национализму? Склонность к национализму – это подгонка международной политики рабочего класса к националистической политике буржуазии. Склонность к национализму отражает попытку „своей собственной“, „национальной“ буржуазии подорвать советский строй и восстановить капитализм. Источник этих отклонений… известен. Это отход от ленинского интернационализма…

Главную опасность представляет такое отклонение, против которого перестают бороться, и оно, тем самым, готово вырасти в опасность для страны»{841}.

Сталин и борьба против оппортунизма

Теперь мы можем обратиться к такому вопросу: как смог ревизионист Хрущев сразу после смерти Сталина захватить власть?

По некоторым признакам заметно, что уже в 1951 году Сталин был серьезно озабочен положением в партии. Перед этим, с 1945-го по 1950 год, он был вынужден сосредоточиться на задачах восстановления и международных проблемах.

Буржуазные настроения 30-х годов

Самыми важными буржуазными течениями, с которыми Сталину пришлось бороться в 30-е годы, были связанные с Троцким (меньшевизм с ультралевацкой риторикой), Бухариным (социал-демократический уклон), а также бонапартизм (милитаристские настроения в армии) и буржуазный национализм. Эти четыре тенденции продолжали оказывать влияние и в 1945–1953 годах.

Возьмем два показательных примера.

Вскоре после войны Абдурахман Авторханов, молодой сотрудник отдела пропаганды ЦК чеченского происхождения, сбежал в США. Его идеологическое прошлое показывает связи между различными оппортунистическими тенденциями 30-х годов и новыми, возникшими после 1945 года: «политически я последователь Бухарина»{842}.