Сердца в Атлантиде - Стивен Кинг

— Я тоже так думал. Но у меня был период, когда я думал, что кончу в тюрьме штата Коннектикут. Однако этого не произошло, так что, пожалуй, одно уравновешивает другое.

— А про какую посылку ты упомянул? И какое отношение она имеет к Теду?

— Посылка пришла федеральным экспрессом от типа по имени Норман Оливер. Банкир. Он душеприказчик Салла. А внутри было вот что.

Он снова сунул руку в спортивную сумку и вытащил старую потрепанную бейсбольную перчатку. Он положил ее на колени женщины, сидевшей рядом с ним на скамье. Она сразу перевернула ее и посмотрела на имя, написанное сбоку.

— Боже мой, — сказала она бесцветным растерянным голосом.

— Я не видел эту крошку с того дня, когда нашел тебя с вывихнутым плечом вон в тех деревьях. Наверное, какой-нибудь мальчишка проходил мимо, увидел ее в траве и присвоил. Хотя она даже тогда была не слишком новой.

— Ее украл Уилли, — сказала она чуть слышно. — Уилли Ширмен. Я думала, что он хороший. Видишь, какой я была дурой во всем, что касалось людей? Даже тогда.

Он глядел на нее в немом изумлении, но она этого не видела, она смотрела на старую перчатку модели Алвина Дарка, пощипывала путаницу сыромятных ремешков, которые каким-то чудом все еще удерживали ее воедино. А затем она обрадовалась и растрогала его, поступив так, как поступил он, едва вскрыл коробку и увидел, что лежит в ней: она поднесла бейсбольную перчатку к лицу и вдохнула маслянисто-кожаный аромат кармана. Правда, он сначала надел перчатку на руку, даже не заметив как. Естественное движение бейсболиста, естественное движение мальчишки, такое же непроизвольное, как дыхание. Мальчишкой Норман Оливер когда-то, конечно, был, но в бейсбол, видимо, не играл никогда, потому что не обнаружил листа бумаги, который был глубоко засунут в последний палец перчатки — палец с глубокой бороздкой в старой коже. Лист нашел Бобби. Ноготь его мизинца задел его и заставил зашуршать.

Кэрол положила перчатку. Несмотря на седину, она снова выглядела юной и полной жизни.

— Рассказывай.

— Она была на руке Салла, когда его нашли мертвым в машине.

Глаза у нее стали огромными и круглыми. В этот миг она не просто была похожа на девочку, которая каталась на Колесе Обозрения вместе с ним, она БЫЛА этой девочкой.

— Погляди туда, где был автограф Алвина Дарка. Видишь? Свет уже стремительно угасал, но она увидела, увидела ясно:

Б.Г.

1464 Дюпон-Серкл-роуд

Редмонт-Хиллс, Пенсильвания

Зона 11

— Твой адрес, — прошептала она. — Твой теперешний адрес.

— Да, но погляди сюда. — Он постучал по строчке “Зона II”. — Почтовое ведомство отменило почтовые зоны в шестидесятых. Я проверял. Тед либо не знал, либо забыл.

— А может быть, он нарочно? Бобби кивнул.

— Не исключено. В любом случае Оливер прочел адрес и послал мне перчатку — упомянул, что не видит нужды включать старую бейсбольную перчатку в опись имущества. Он, собственно, хотел сообщить мне о смерти Салла на случай, если я не знал, и что заупокойная служба будет в Харвиче. По-моему, он хотел, чтобы я приехал, хотел узнать историю перчатки. Но тут я не мог его просветить. Кэрол, ты уверена, что Уилли…

— Она была у него на руке. Я потребовала, чтобы он отдал ее, и я бы отослала ее тебе, но он отказался ее отдать.

— По-твоему, позднее он отдал ее Салл-Джону?

— Получается, что так.

Но почему-то ей не верилось. Она чувствовала, что правда должна быть куда более странной, чем такое объяснение. Да и отношение Уилли к перчатке было странным, хотя она уже не помнила, почему, собственно.

— В любом случае, — сказал он, постукивая по адресу на перчатке, — это написал Тед. Не сомневаюсь. Я надел перчатку и нашел кое-что. И приехал из-за этого.

Он сунул руку в спортивную сумку в третий раз. Свет уже утратил красноту, и остаток дня был угасающе розовым, цвета лесного шиповника. Транзистор, все еще лежащий в траве, пел “Или ты не знаешь” голосом Хью “Пиано” Смита и “Клоунов”.

Бобби вытащил смятый листок. Пропотелые внутренности перчатки оставили на нем пару пятен, но в остальном он выглядел удивительно чистым и новым. Бобби протянул его Кэрол.

Она подставила листок меркнущим лучам, чуть отодвинув от лица — ее зрение, понял он, было уже не то, что прежде.

— Титульный лист, — сказала она, а потом засмеялась. — “Повелитель мух”, Бобби. Твоя любимая книга.

— Погляди внизу, — сказал он. — Прочитай.

— “Фабер и Фабер, лимитед… 24 Рассел-сквер… Лондон”. — Она вопросительно взглянула на него.

— Лист из фаберовского издания в мягкой обложке тысяча девятьсот шестидесятого года, — сказал Бобби. — Это на обороте. Но посмотри, Кэрол, он же выглядит совсем новым. Я думаю, книга, из которой он вырван, была в тысяча девятьсот шестидесятом всего несколько недель назад. Но не перчатка — она потрепана куда больше, чем была, когда я ее нашел. Только страница.

— Бобби, не все старые книги желтеют, если их берегут. Даже старое дешевое издание…

— Переверни, — сказал он. — Погляди на другой стороне. Кэрол перевернула. Под строчкой “Исключительное право”.., было вот что: “Скажи ей, что она была храброй, как львица”.

— Вот тут я понял, что должен приехать, потому что он считает, что ты будешь здесь, что ты еще жива. Я не мог поверить, легче было поверить в него, чем… Кэрол? Что с тобой? Эта надпись в самом низу? Что она значит?

Теперь она заплакала, заплакала горько, держа вырванный титульный лист в руке и глядя на то, что было втиснуто в узкое белое пространство под условиями продажи:

— Что это означает? Ты знаешь? Ты ведь знаешь? Кэрол покачала головой.

— Не имеет значения. Это дорого мне. Только и всего. Дорого мне, как перчатка дорога тебе. Для старика он отлично знает, какие кнопки нажимать, верно?

— Пожалуй. Может, в этом назначение ломателя. Она поглядела на него. Она все еще плакала, но, подумал Бобби, эти слезы не были по-настоящему горькими.

— Бобби, а зачем он это сделал? И как он узнал, что мы вернемся? Сорок лет — долгий срок. Люди взрослеют. Люди взрослеют и оставляют в прошлом детей, какими были.

— Так ли?

Она продолжала глядеть на него в сгущающемся сумраке. Позади них тени деревьев обретали черноту. Там — под деревьями, где он рыдал в тот день, а на следующий нашел ее избитую, совсем одну — уже почти воцарился мрак.

— Иногда немножко магии остается, — сказал Бобби, — Вот что я думаю. Мы вернулись, потому что еще слышим правильные голоса. Ты их слышишь? Голоса?

— Иногда, — сказала она почти против воли. — Иногда слышу. Бобби взял у нее перчатку.

— Ты меня извинишь?

— Конечно.

Бобби пошел к деревьям, упал на колено, чтобы подлезть под низкую ветку, и положил свою старую бейсбольную перчатку карманом вверх к темнеющему небу. Потом вернулся и сел на скамью рядом с Кэрол.

— Ее место там.

— Завтра какой-нибудь мальчик пройдет мимо и подберет ее, ты ведь знаешь? — Она засмеялась и утерла глаза.

— Быть может, — согласился он. — А быть может, она исчезнет, возвратится туда, откуда взялась.

Когда последняя розовость дня угасла в пепельности, Кэрол положила голову на плечо Бобби, и он обнял ее одной рукой. Они сидели так, молча, а в транзисторе у их ног запели “Плоттеры”.

ОТ АВТОРА

Разумеется, в Ороно есть Университет штата Мэн. Я точно это знаю, потому что учился там с 1966 по 1970 год. Однако персонажи в этом романе абсолютно вымышленные, а многие описанные мною топографические приметы студгородка не существуют и не существовали. Харвич тоже выдуман, а Бриджпорт, хотя и вполне реален, про его описание у меня этого сказать нельзя. Как ни трудно этому поверить, шестидесятые годы не вымышлены. Они на самом деле были.

Кроме того, я позволил себе и некоторые хронологические вольности, в частности, использовал “Пленного” за два года до того, как телевидение США его показало, — но я старался оставаться верным духу времени. Можно ли этого достичь? Не знаю, но я старался.

Ранний и совсем непохожий вариант “Слепого Уилли” был напечатан журналом “Антеус”. Он был опубликован в 1984 году.

Я хочу поблагодарить Чака Веррила, Сьюзен Молдоу и Нан Грэм, которые помогли мне набраться храбрости, чтобы написать эту книгу. И еще я хочу поблагодарить мою жену. Без нее я никогда бы не довел дело до конца.

С.К.

22 декабря, 1998 год.