Говорит Гитлер. Зверь из бездны - Герман Раушнинг

Излюбленной позицией стало усваивать политическое учение циничного реализма. Тем более необходимо со всей решительностью заявить, что это не тот курс, который оправдает себя. Мы не должны отказываться от демократической формы нашей общественной и политической жизни. Это единственный способ существования нашей цивилизации. Выбор должен быть сделан в пользу одного из двух путей. К первому относится попытка вывести из принципов, развившихся в истории демократии, новые формы политического руководства и контроля, а также новые государственные гарантии свободы и справедливости. В этом случае всегда придется оказывать сопротивление соблазну прокладывать себе дорогу посредством демагогического влияния на массы, террористического запугивания их или с помощью каких-либо других методов абсолютистского государства. Что касается второго пути, являющегося единственной альтернативой, то следование ему привело бы к последовательному формированию фашистского или нацистского тоталитарного государства. Мне кажется, что важным поучительным опытом Германии является то, что его изучение — ото единственно возможный способ прийти к ясному пониманию условий восстановления и сохранения вечных ценностей демократии. Может быть, достигнув этого понимания, мы обнаружим, что некоторые из наиболее ярых ревнителей демократии и человеческого прогресса, как бы там ни было, вовсе не были подлинными их сторонниками.

Между хаосом и тиранией

"Могут ли они оставаться либеральными парламентскими демократами, если хотят успешно вести войну?" — пессимистически рассуждал Гелье в "Эпохе тираний".

Но для демократии существует вполне законный прием в случае крайней необходимости обеспечить себя высокой дееспособностью путем установления временной диктатуры.

Немного вещей причиняют такой вред, как смятение ума перед последней возможностью в рамках конституционного государства сосредоточить, временно, но неизбежно, всю ответственность в руках диктатуры — некой формы современной тирании и абсолютизма. Такая путаница понятий не только находит понимание, но за частую умышленно поощряется в демагогических целях, для того чтобы отвлечь внимание народа и отложить непопулярные меры. Осуществляемое таким образом уничтожение не только оттенков, но и различий, имеющих важное значение, поощряется политическим обскурантизмом, который поддерживается демагогией всех видов. Отождествление различных экспериментов, проведенных, например, в Португалии, Турции, Греции и в Австрии, с общеизвестным термином "фашизм", и их объединение с нацизмом, является примером схематичности мышления доктринеров, которые игнорируют реальность, потому что она не соответствует их представлениям.

Демократия, конечно, в состоянии сохранить существенные элементы демократической жизни, установив диктатуру. Когда временная критическая обстановка, вызвавшая это решение, пройдет, возвращение к нормальным формам демократии осуществится без труда. Но несмотря на внешние демократические формы, все же в демократической системе, неизбежно ведущей к современному абсолютизму и тирании, могут развиваться общественные институты, от которых трудно или вообще невозможно избавиться.

Я не утверждаю, что подобное замешательство всегда вызывается умышленно. Но поверхностные критерии, усвоенные, например, некоторыми эмигрантами из различных стран, сводят на нет ценные попытки восстановления демократии, в то время как они приобрели сторонников мер, фактически принадлежащих к арсеналу тирании.

Трудно составить верное представление о попытках приспособить демократию к новым условиям существования в таких странах, как Португалия, Австрия, Греция или Польша Пилсудского. Свидетельствуют ли они о начале революции? Или же они являются примером важного и честного союза традиции и революции? И не содержат ли они элемент лицемерия? Не есть ли это пример откладывания реальных решений или результат искусственного прекращения революции?

Только тщательное исследование может дать ответ на этот вопрос. Но никто не вправе оспаривать тот факт, что в подобных случаях реальные усилия предпринимались ради того, чтобы справиться с критической проблемой нового порядка, который необходим для будущего. Было бы демагогией отказываться от предубеждений, чтобы согласиться, что восстановление демократии, по крайней мере, с некоторыми ограничениями, необходимо.

Рассматривая все эти пробные эксперименты, мы не в праве знать откуда берутся их методы или к какой школе политической философии они принадлежат; мы просто должны задать себе вопрос: будут ли они служить нашим интересам, и будут ли способствовать преодолению политических трудностей? В конце концов мы не должны принимать во внимание идеологическое происхождение этих идей и систему положений, к которой они принадлежат. Мы должны беспристрастно воспользоваться всем, что послужит практической помощью. Если мы будем и дальше идти в этом направлении, то при тщательном анализе обнаружим, что разнообразные приемы могут быть в равной степени приписаны как к неолиберализму, так и к неокорпоративизму или неосоциализму.

Перед нацистским переворотом, во время глубокого германского кризиса стало ясно, что различные доктринерские экономические и политические системы стали непригодными и не могут вывести страну из кризиса. Проблемы должны решаться не столь догматично и с большим пониманием реальности, а не так, как они решались предыдущим поколением в своих офисах. Кажется, пришло время выбросить за борт как ненужный груз все эти правила и принципы и искать практическое решение каждой проблемы по степени ее важности. Нужно отметить, что это неортодоксальное отношение к феномену кризиса таило в себе опасность. Остался ли компас или иное средство, способное указать направление к гавани? В любом случае нужно отметить, что отсутствие какой бы то ни было доктрины обернулось в Германии той благодатной почвой, на которой пустили корни нацистские лозунги, требующие решительных действий.

Эта позиция во всяком случае имела преимущества перед непоколебимой приверженностью старым доктринам и системам, и принятием только того, что находилось с ними в согласии. При этой политике никогда не будет реального выхода революционных сил, которые по необходимости должны представлять собой переделку старой системы взглядов и объединение новых сдерживающих сил.

Как много из этих экспериментов, проведенных в Португалии, Греции, Польше, Австрии, Турции можно позаимствовать? Чего нельзя перенять, так это попыток, применяемых в государствах, ослабленных внутренними беспорядками, восстановить политическую стабильность с помощью армии. Это поощрялось в Польше и в Германии до тех пор, пока нацисты окончательно не лишили Рейхстаг власти. Суровая дисциплина и то, что только опираясь на армию государство существует в своем последнем воплощении как сила и как твердое ядро объединенной воли, — были элементами, заставившими государство соблазниться применить вооруженные силы в гражданской сфере. В Германии, помимо прочего, армия была оплотом определенной политической целостности, последним сохранившимся звеном почти что разрушенного традиционализма.