Норки! - Питер Чиппендейл

— Но ведь для тебя это хороший шанс отличиться, Бо! — возразил Филин, припоминая, как Барсук испугался и раздумал атаковать Плато. — Норки разбиты и деморализованы, и мы можем даже попытаться прикончить их сами. Или опять навести на них людей. Не знаю, как остальные, но я твердо решил преследовать норок до тех пор, пока их в землю не вгоню.

— Да ты просто одержимый! — сердито прокричал барсук. — «Держись от них подальше любой ценой!» — помнишь? Тебе не приходило в голову, что этот основной принцип, спасший столько жизней, относится не только к людям, но и к норкам? Вот в чем была твоя главная проблема, Филин. Ты никогда не умел «держаться подальше» от чего бы то ни было. И до сих пор не научился.

Лесные жители, почувствовав, как глубока нанесенная обида, молчали. Одна только Кувшинка поспешила воспользоваться представившейся ей возможностью.

— Скажи хоть ты ему, Бо! — воскликнула она и победно ухмыльнулась. — Видишь, Филин, даже барсук понимает, что здравый смысл в конечном итоге неизменно торжествует.

Но Борис не спустил ей этой попытки навязать ему свою точку зрения.

— Не лезь ко мне со своим здравым смыслом, трепло ушастое! — рявкнул он, делая шаг в сторону Кувшинки. — И к Филли тоже. Теперь, когда норок нет, пора избавить лес и от тебя!

Крольчиха слишком поздно поняла, что своим выступлением обратила гнев барсука на себя. Она неуверенно попятилась, завирушки вспорхнули на безопасный куст, а остальные кролики дистанцировались от Кувшинки, оставшись стоять где стояли.

— Прошу тебя, Борис, будь благоразумен,— пробормотала она, улыбаясь еще более глупо и фальшиво, чем когда-либо.

Но было уже поздно. С проворством, которого нельзя было предположить в этом флегматичном увальне, барсук забежал ей за спину и сомкнул зубы на огром-

ной кроличьей заднице. В следующее мгновение он несколько раз тряхнул головой, и Кувшинку с силой мотнуло из стороны в сторону. Крольчиха пронзительно заверещала, и Филин, не без удовольствия наблюдавший за расправой, решил, что это визжит в ней уязвленная гордость. Кажется, Борис не собирался отпускать свою жертву, он был настроен решительно и не намеревался проявлять ни великодушия, ни милосердия.

— На помощь, о Сопричастные Попечители! — умоляла Кувшинка потрясенных кроликов и завирушек, тщетно пытаясь вырваться.

Но никто не пошевелился. Филин как раз начал задумываться, не вмешаться ли ему, когда Борис неожиданно выпустил жертву.

— А теперь, — прорычал он, — беги, старая, болтливая, глупая трепачка! И поживее, пока я не откусил тебе хвост!

Затравленно оглядевшись, Кувшинка метнулась к кустам. На ее огромном заду набухали красным два огромных рубца, и Борис, провожавший ее взглядом близоруких глаз, широко, с удовольствием улыбнулся.

— Давно пора было это сделать, — удовлетворенно пробормотал он и быстро пробежал языком по брылам, собирая с них серый кроличий мех, который тут же с отвращением выплюнул. — Теперь ее ни с кем не перепутаешь, — кивнул Борис самому себе. — Эти следы останутся у нее до самой смерти.

Филин тепло улыбнулся барсуку.

— Ну что?! — грозно рявкнул Борис, поворачиваясь к оставшимся на поляне травоядным. — Будет кто-нибудь скучать по этой дуре?

Сопричастные Попечители с несчастным видом затрясли головами.

— Тогда сделайте одолжение — проваливайте. Брысь! — прикрикнул он.

Испуганные существа стремительно разбежались, а Борис подковылял к Филину.

— Прости, если я тебя расстроил,—. извинился он. — Ты же знаешь, как я не люблю этих трепачей.

Поверь, больше всего мне хочется, чтобы все вернулось на круги своя, чтобы все опять было нормально. Как всегда.

Филин почувствовал себя неловко. Он подозревал, что барсук был недалек от истины, когда назвал его одержимым. Филин не думал об этом раньше, но теперь он с. неожиданной остротой почувствовал, какая зияющая пустота образовалась в его жизни с уходом норок. Даже не так: исчезла целая сторона жизни, темная сторона, на которой, как подсказывал здравый смысл, задерживаться не стоило. Но он не мог, не мог не думать об этом!

— Я все равно буду пытаться их разыскать, — сказал он так мягко, как только сумел.

— Ну и ищи! — вскричал Борис, мигом свирепея. — Ищи, если тебе так неймется! Но только не забудь сделать так, чтобы норки знали: это интересует тебя одного! Никто из нас не имеет ничего против них! Больше не имеет…

Оставшись наедине с Ракой, Филин некоторое время сидел молча, погруженный в невеселые размышления. Может быть, думал он, хоть Рака чем-то поможет?

Но именно Рака, которая радостным карканьем приветствовала изгнание Кувшинки, заговорила первой.

— Я, как и Борис, просто-напросто боюсь, — сказала она неожиданно тихим голосом. — И я тоже хочу, чтобы все это уже закончилось — сегодня, сейчас. Фредди совершил ради нас подвиг, так почему бы не поставить точку на этой высокой ноте?

— Как ты не понимаешь! — воскликнул Филин, едва сдерживая разочарование. — Если мы не найдем норок, они придут в себя и нападут, когда мы меньше всего ждем.

— Совершенно верно! — каркнула Рака, начиная сердиться. — Все может повториться, но пока мы можем просто жить. Просто жить, понимаешь ты?!. Нормальная жизнь вместо постоянной тревоги и страха перед буду-

щим. Жизнь слишком коротка, Фил, и, если постоянно тревожиться о будущем, можно просто-напросто сгореть.

Филин готов был ответить резкостью, но сдержался. «Почему, — недоумевал он, — почему все начали ссориться теперь, когда они победили?»

— Что случилось, Рака? — в отчаянии спросил он. — Почему все разваливается?

— Не знаю, Фил, — мрачно откликнулась она, но по ее голосу можно было понять, что она успокаивается. — Я заметила это по своим сородичам-грачам, когда вернулась сюда с Альфонсом. Я не могу сказать тебе точно, в чем дело, но с тех пор, как в лес пришли сначала норки, а потом и люди, все стали относиться друг к другу хуже. Во всяком случае — с большим безразличием…

— Главная беда с вами, женщинами, что вы не любите острых углов. Вам постоянно хочется, чтобы все вокруг было мяконьким да гладеньким! Помнишь, Маргаритка проповедовала это гуано насчет вежливости и всего прочего? Так вот, Рака, мир стал совсем другим, и, чтобы жить в нем, надо быть жестким, сильным, надо уметь идти к своей цели. И мне казалось, что норки должны были научить нас этому, как ты думаешь?

Рака грустно посмотрела на него, но ничего не сказала.

— Так ты полетишь со мной или нет? — почти крикнул Филин.

Рака продолжала рассматривать его с самым мрачным видом.

— Ты готов перешагнуть через что угодно? — спросила она наконец.

— Готов и перешагну! — выкрикнул с вызовом Филин и яростно захлопал крыльями, стараясь поскорее взлететь.

Небо, как назло, заволокло черными тучами, и начавшийся ливень сократил видимость почти до нуля.

Филин выругался. Ему следовало вылететь на поиски норок раньше. Дождь наверняка смыл следы, и Филину не оставалось ничего другого, кроме как вернуться в свое дупло раздумывать о непредвиденных трудностях, которые могут осложнить и без того нелегкие поиски. Он видел, как норки разбегались от Плато, но в какую сторону они пошли, после того как объединились? И как далеко успели уйти? Все зависело, конечно, от того, многие ли из норок ранены и насколько серьезно, но об этом Филин мог только гадать. Конечно, норки могли бросить раненых, могли даже разделиться на группы, причем каждая двигалась бы своим путем, но Филин почему-то был уверен, что они продолжают держаться вместе.

— Ничего не нашел? — сочувственно спросила Юла, когда мокрый Филин пролез в дупло, едва не поскользнувшись на скользкой коре прилетной ветки.

— А ты как думала? — раздраженно буркнул он в ответ, энергично встряхиваясь. — Впрочем, отступать я не собираюсь, — сурово добавил он, глядя супруге прямо в глаза.

— Конечно, — негромко отозвалась Юла. — Ты и не должен отступать, пока не выяснишь все точно. Только после этого ты сможешь выбросить норок из головы и вернуться ко мне.

— Разве я был не с тобой, Юла? — удивился Филин. Такого важного и серьезного разговора не было у них уже давно.

— Нет, ты был не со мной. Ты был далеко, и ты сам не понимаешь — и вряд ли когда-нибудь поймешь, — как далеко. В последние несколько месяцев ты был рядом — и вместе с тем тебя не было.

Филин молча вглядывался в непроницаемую пелену дождя. Юла говорила таким сочувственным и ласковым голосом, что можно было подумать — это не она, а какая-то другая птица. Нет, не другая птица, а прежняя Юла, какой она когда-то была, — заботливая, понимающая, любящая. И все-таки, прежде чем поверить в ее волшебное преображение, Филин должен был разрешить главную проблему.

— Почему ты не поддержала меня, Юла? — мягко спросил он.