Апокриф - Владимир Гончаров

«Поверьте, уважаемая госпожа Вектрона, — они денег не брали. Пропажа произошла, вероятно, где-то в другом месте».

То обстоятельство, что почти сразу после этого Бульдозер был чудесным образом оправдан, дало Острихсу гораздо больше оснований считать, что он не напрасно подозревал в себе некий дар. Вполне понятное желание внести в это дело ясность, заставляло его вновь и вновь испытывать свои способности, и всякий раз он находил новые подтверждения их реальности. Правда, ситуации, в которых Острихс ставил свои эксперименты, не позволяли толковать их результаты совершенно однозначно. Но история с участием в разъяснительной компании по поводу опасности прогулок по непрочному льду превратила догадки в убеждение.

И вот теперь, как выяснилось, его способности стали заметны многим. И кое-кто уже просит у него помощи, сознательно рассчитывая на оживший в нем дар.

«Просящему у тебя дай». Эту фразу из Завета Истины часто повторяла мать Острихса, и он с чистой совестью и легким сердцем согласился помочь Рийго Тупсару.

К исходу третьей недели, после того, как ролик с участием Острихса, впервые вышел в эфир, мороженое, производимое на предприятии господина Тупсара, стало продаваться в Ялагиле лучше, чем любое другое мороженое самых известных марок. Прозорливый капиталист не успевал наращивать мощности…

Глава 4. Сомнения

— Сын! Да это самая бессовестная реклама! Ты никого не просвещал! Ты рекламировал! Понимаешь? Кстати, тебя еще и надули! Сколько он тебе пообещал заплатить? Двести рикстингов? Как мне смешно! Будто твой отец и не мебельный фабрикант вовсе, и родился ты в семье… ну, не знаю… кто там у нас самые не от мира сего?

— Пап! Я вообще денег не хотел брать. Это он настоял, что мое участие должно быть оплачено. Просто он порядочный человек. Он так и сказал, что ему чувство порядочности не позволяет пользоваться моей помощью безвозмездно…

— А ты знаешь, сколько этот порядочный человек уже заработал и еще заработает на тебе? Кстати ты эти деньги уже получил?

— Нет, пап. Неужели это так важно?

— И не бери! Не смеши людей. Видишь ли, когда молодой человек начинает работать, он может получать очень небольшие деньги. Ничего позорного в этом нет. Но если гроши, которые тебе вручают, явно не соответствуют твоему вкладу, то ты будешь выглядеть просто дураком. В таком случае нужно или судиться, или сделать вид, что занимаешься благотворительностью…

— Пап, но ведь оно почти так и есть! Я же вообще о деньгах вопроса не поднимал. Он из порядочности…

Отец вновь не дал договорить:

— Если бы в нем была хоть капля порядочности, он бы предложил тебе, даже в качестве символической платы, минимум, в десять раз больше! Но не в этом дело… Ты знаешь, что в итоге может выйти скандал?

— Какой скандал, папа?! — поразился Острихс, — почему?

— Послушай меня, сын, внимательно. Хорошо? — отец Острихса действительно выглядел озабоченным, говорил, делая большие паузы и подолгу подбирая слова. — Я не знаю, как у тебя это выходит… может, это совпадение просто, а может, действительно… дар Божий. Странный, какой-то… ну, да не мне судить… Но, если дар — тем более… Это знаешь, какая ответственность? Ты же черт знает, что можешь натворить? Понимаешь? Погоди! Послушай!..Вот ты связался с этим типом… Погоди, говорю!..Ты уговорил кучу людей покупать его мороженое… Повторяю, может, это и совпадение, но все думают, что это ты… Хорошо, уговорил… А прежде, чем уговаривать, ты проверил, что это за товар на самом деле? Ах, он говорил!!! То есть, ты, мой милый, принял все на веру? И, пользуясь своей способностью… если только она у тебя действительно есть… заставил, именно заставил, понимаешь?…поверить всех остальных. Так, что ли? А если на самом деле он дрянь изготавливает? А если у него там антисанитарные условия, например? Молоко… это, знаешь, какая тонкая вещь? А если народ потравится?… Я не говорю, что так и будет… Я, в принципе… Допустим, даже, что этот твой Тупсар не мошенник, но… если у тебя… ну, дар, что ли… нужно же быть осторожней, сын! Ведь, пользуясь твоей неразборчивостью… нет, неосторожностью… ну, в общем неопытностью, тебя любой подонок может запросто своим орудием сделать…

Этот разговор заставил Острихса сделать первый шаг к пониманию того, что доставшаяся ему «волшебная палочка» как бы совсем и не забава.

Кроме того, Фиоси Глэдди, вообще был против того, чтобы сын до поры до времени ввязывался в какие-либо коммерческие проекты, тем более, всецело опирающиеся на некую, не вполне еще очевидную для отца, уникальную способность Острихса. Поживший на свете, старый мебельщик знал много историй о всякого рода вундеркиндах, яркие природные склонности которых родители начинали эксплуатировать сами или позволяли эксплуатировать другим с самого раннего возраста своих необычных чад. Во имя отцовского и материнского честолюбия, в погоне за быстрым успехом и, чего таить, — деньгами, дети отлучались от нормального и систематического образования, от подготовки к жизни самого обыкновенного, ничем особо не выделяющегося человека, привыкали надеяться на свой дар, как на неиссякаемый источник всеобщего признания и личного благополучия. Но источник слишком часто и очень быстро иссякал. Чудесные сверхспособности сплошь и рядом оказывались короткой игрой природы с растущим организмом ребенка. И в итоге повзрослевший человек оказывался без багажа необходимых в жизни знаний и навыков, наедине со своим разочарованием, крахом надежд и озлобленностью по отношению к неласковому и неблагодарному миру. Хорошо, если удавалось смириться с участью ординарности и найти свое место среди обывателей. А иногда дело заканчивалось полным разрушением судьбы и личности.

Фиоси Глэдди такой участи своему сыну не желал и настаивал, что, прежде всего, нужно получить хорошее образование. А до того момента следует всячески противостоять искусу запустить в дело свой «дар», особенно, если соблазн, хоть в какой-то степени, припахивает коммерцией.

— Вот закончишь колледж или университет, устроишься на нормальную работу, докажешь, что можешь прокормить себя, как все люди, — тогда пожалуйста, используй свои дополнительные возможности по полной программе! — таково было мнение патриарха.

Мать Острихса — Ямари, классическая, можно сказать, природная домохозяйка, женщина тихая и добродетельная, в этом, как и во всем прочем, была полностью согласна со своим мужем.

Послушный и почтительный сын — Острихс внимал, и, в общем, соглашался. Однако, совершенно смириться с необходимостью на длительное время забыть про найденную «волшебную палочку», так отчетливо выделявшую его не только в ряду сверстников, но и вообще среди всех людей, было трудно. Более того — это было бы неестественно для молодого человека его возраста.

Острихс даже нашелся и привел отцу, какую-то краем уха слышанную от матери притчу из Завета Истины. Что-то такое о бесполезно зарытых в землю деньгах. Кроме того, он напомнил о несомненной, никем не оспариваемой общественной полезности своего участия в разъяснительной компании по поводу пресловутого льда на зимних озерах.

— Это ведь уже совершенно точно не реклама! Ведь так, пап? Это ведь действительно нужно было! А если ко мне опять с таким обратятся? Тоже отказаться? — вопрошало к отцу его юношеское честолюбие в равной пропорции перемешанное с порывами альтруизма.

Фиоси Глэдди не был чужд гражданских чувств и вынужденно согласился:

— Нет, сынок… Г-м-м… Если это однозначно для общественно-полезных целей… для доброго, так сказать, дела… То — да…

Тем самым бесхитростный родитель не закупорил окончательно бутылку, оставив для загнанного в нее джина аварийный выход в виде служения благу. При этом Фиоси Глэдди не смог (а кто бы смог?) снабдить своего сына надежными инструкциями для сортировки явлений жизни по отношению к категориям добра и зла. Посему Острихс, подогреваемый бродившим в его жилах уже упомянутым коктейлем из честолюбия и альтруизма, отправился искать достойного применения своему дару, будучи вооружен лишь небольшим набором усвоенных в добродетельной семье и почтенной школе прописных истин, которые, как показывает опыт почти любого человека, к окружающей реальности имеют весьма отдаленное отношение.

Родители Острихся были людьми пусть худо-бедно, но верующими. При этом Фиоси имел счастье принадлежать к Церкви Бога Единого и Светлого, а Ямари, по традиции семьи, из которой она происходила, следовала за Церковью Бога Единственного и Светоносного. Оба они не были ортодоксами, не слишком разбирались в тонкостях догматики и относились к своим верованиям, скорее, как к утвержденному историей народа привычному ритуалу, чем как к глубокой личной, внутренней потребности. Поэтому супруги являли по отношению друг к другу пример полной веротерпимости и в редких случаях, когда в беседах между собою касались вероисповедных вопросов, согласно приходили к крамольному, с точки зрения теологов обеих церквей, выводу, о том что «и то и другое — один черт».