Наваждение (СИ) - "Drugogomira"

Личные вещи убраны в маленькую коробку и едва покрывают ее дно: медицинский фонарик, блокнот, любимая ручка, планшет, медицинский справочник, книга о булимии, небольшой пухлый крафтовый пакет. Остальное – в номере. Ему нужно подняться в 305-ый и собрать вещи. Юра тянет время, как может, по сотому кругу переставляя медикаменты в маленьком шкафу у стены, поправляя и без того идеальные стопки бумаги на рабочем столе; упершись лбом в откос стены, разглядывая пейзаж за окном; борясь с выжигающим нутро желанием услышать; пытаясь не думать о том, что наступит завтра. Что до «завтра» осталось жалких четыре часа и сорок три минуты. Тридцать секунд.

За весь день Федотов больше не напомнил о себе ни разу. Зато от Ксении пришло сообщение. Врач двадцать минут потратил на ответ. Каждая буква – как гвоздь, вколоченный прямо в солнечное сплетение, в самое сердце. «Застрял до глубокого вечера». Что заслужил, то и получил в обратку. «Работайте».

Он не может не думать о том, что именно она хотела ему сообщить… Не может! Вполне вероятно, «застряв» здесь, отправив настолько сухой и скупой ответ, он отбил у нее это желание окончательно. Очередной день прошел, Лев молчит, не оставляя Юре ни малейшей надежды. Ни капли ее, ни тени от неё.

Он сказал себе, что падать будет один.

Выхода нет.

«Ксения, сбеги куда-нибудь, умоляю!»

19:49

20:01

20:11

20:15

20:30

«Интересно, может, он всё-таки уже закончил?

Ксюша сидит в номере, прислонившись спиной к двери и уткнувшись лбом в коленки, и в напряжении прислушивается к звукам в коридоре, точнее, к их полному отсутствию. Там, за стеной, стоит гробовая тишина: никто не приходит и не уходит, не говорит по телефону, не щелкают замки.

В голове такое непроглядное марево, что остается загадкой, как она вообще способна воспринимать реальность и осознавать что-то вокруг себя. Её тут нет. Она – там, в медкабинете, в двух шагах от него, задает ему вопрос и слышит предельно понятный ответ: «Ксения, мне жаль, но Вы истолковали всё неверно. Вы прекрасный человек, я искренне желаю Вам другой, счастливой, жизни и надеюсь, она начнется. Сожалею, что ввел Вас в заблуждение».

Так страшно, что под ложечкой сосет, так страшно, что нутро сжимается до каких-то микроскопических размеров, содрогается; нервы натянуты как струна; в ушах стоит ужасный звон, мешающий прислушиваться; голова, кажется, вот-вот треснет, как переспелый арбуз; руки обхватили коленки, ногти впились в кожу. По крупицам собираются остатки духа – собираются и уничтожаются очередной залётной мыслью. Чем дальше, тем холоднее ладошки, чем дальше, тем нестерпимее звон, чем дальше, тем безумнее шарашит сердце.

Ее самый лучший, самый чуткий, самый понимающий врач завтра увольняется, а она так и не скажет, так и не узнает, не поймет…

Невыносимо! Непомерно тяжело смириться с тем, что его больше не будет в её жизни. Невозможно об этом думать. От осознания тошнит, к горлу одна за одной вновь подкатывают холодные волны, ладони ледяные, влажные, грудину разрывают готовые вот-вот прорваться наружу рыдания; воздух становится ядовитым и колючим, вдыхать его – больно. Изо всех сил жмурясь и стискивая зубы, девушка пытается «удержаться на поверхности». Страшно, очень страшно узнать.

«А может, он вообще домой поедет собираться… Я его не увижу…»

Быстрые, еле слышные шаги… Или ей показалось? Затаив дыхание, Ксюша вслушивается в тишину. Едва различимый писк срабатывания замка где-то правее, в его стороне. Вернулся!? Может, это не он? Может, это в 304-ый или 303-й?

«Иди проверь… Какая уже разница, как это будет выглядеть? Завтра всё в любом случае кончится… Давай! Пожалуйста! Да иди же!!! Иди…»

Вдруг, следом – торопливый, уверенный стук каблуков по паркету: звук стремительно приближается и спустя несколько мгновений также стремительно отдаляется. Кто-то спешит в том же направлении. Но на этаже сегодня не живут постоялицы. Тогда кто? Кто это!? Кто туда пошел!? Неужели…?

«Нет! Пожалуйста, только не это!!!»

Вскочив с пола, Ксюша резким движением распахнула дверь: сейчас она должна все увидеть своими глазами! Должна сама это увидеть! И, видимо, все же прозреть.

305-ый находится в конце коридора, втоплен в небольшую выемку в стене. Она не знает, открыта ли его дверь, но четко видит платье-футляр нежно-лавандового цвета, стройные ноги с голыми коленями и бутылку вина в опущенной вниз руке; белоснежные кудри распущенных волос. Гостью ровно напротив его номера.

«Вот оно, твоё «Застрял до глубокого вечера» как выглядит, значит… Понятно…»

Управляющая. Пришла. К нему.

Видимо, чтобы как следует попрощаться…

Видимо, между ними действительно что-то есть. Ей не показалось.

Значит… Значит, «это моя работа», и… И…

Рита всегда получает своё.

Красивая пара…

Собственные коленки подкашиваются, и Ксения вынуждена искать опору в стене. Она не может сдвинуться с места, ступить и шага: ноги слабые, их к полу пригвоздило. Трясет так, что приходится вновь обнять себя руками, чтобы немного унять бьющую тело дрожь. Развернувшись торсом в сторону 305-ого, девушка стоит и ждет, когда Маргарита войдет внутрь. Добровольно продлевает свою агонию, это самоистязание.

…Nothing is as it seems / Nothing is as it seems…

Мазохистка. Мазохистка, каких днем с фонарем не сыщешь!

«Какая же ты все-таки дура, Завгородняя!»

Рита, конечно, дочь владельца отеля, личную свою головную боль, замечает: управляющая отклонилась чуть назад, чтобы выглянуть в основной коридор, а тут картина маслом – ей на радость. Сломленный вид «соперницы» приносит ей чувство глубокого морального удовлетворения – по глазам видно, по самодовольной улыбке, расплывшейся от уха до уха, по расправленным плечам и горделивой осанке.

— Добрый вечер, Ксения… Борисовна!

Во взгляде блондинки с расстояния двенадцати шагов читается: «Ты проиграла, мелкая. Жизнь такова, сорри!». Еще несколько секунд спустя Маргарита плавно поворачивает голову, обворожительно улыбается и делает шаг вперед, скрываясь из поля зрения.

«И они там сейчас… Они…»

…Nothing is as it seems / Caught in the in-between.

The shadow’s disguise / And I don’t know why

Nothing is as it seems…

Мир рушится, осыпается старой облупленной штукатуркой, шипит и растворяется в кислоте. Мира больше не существует, ее больше не существует, его для нее больше не существует – не существует ничего. Душа в мелкую стружку перекручена, в фарш; внутри месиво, живого места не осталось. Обесточенная, перегоревшая, пустая – просто оболочка. Как она вообще могла себе такое придумать, как мозгов-то хватило!? Опустилась на самое дно без запаса кислорода в баллоне. Надеялась успеть всплыть?

«На что. Ты. Рассчитывала? Идиотка!»

…Bent and broken / Left it wide open / Everything’s crashing down.

Standing in here frozen / Truth is showing / And I know now

Nothing is as it seems.

Все её набирающие силу ростки и побеги, всё, холимое и лелеемое, в один миг обратилось трухой. Всё – не то, чем кажется… Она пала жертвой собственного наваждения.

К себе! Запереться на семь замков, наглухо зашторить окна, выключить телефон, накрыться одеялом с головой и задохнуться в этом коконе – от слез или нехватки кислорода. Да, она слабачка, слабачки могут себе такое позволить, всё, что угодно, позволить себе могут! Никто и не услышит.

«Так и будешь стенку подпирать? Иди к себе! А может, пойти и выплюнуть ему в лицо всё, что я думаю по этому поводу?»

.

.

«Да иди же!!!»

.

.

Теплое дыхание обжигает кожу под мочкой уха; тихий, вкрадчивый, мягкий голос просачивается в нутро, обволакивает, парализует, погружает в состояние транса.

— Ксения, Вы что, до сих пор не удалили плёнку? Почему я вижу её край?

Комментарий к Глава 27.1 // «Ты проиграла» Спасибо, что читаете, народ! ❤️