Союз нерушимый... - Михаил Каштанов

Новиков возвращался на КП Лелюшенко со смешанным чувством гордости и горечи. Гордость — это понятно. Такими успехами страны и армии можно и нужно гордиться. А вот горечь. Горечь была от того, что в его мире этого не было. Созданные ценой невероятных усилий (причем в основном вопреки воле руководства промышленностью и армией!) Т-34 и КВ, прославлявшиеся потом как лучшие танки начального периода войны, в сравнении с Т-29 и КВ, созданными здесь, выглядели как горбатый 'запорожец' против 'Гелендвагена'. И ведь никаких особых технических новшеств и невероятных решений из будущего это не потребовало. Была четко поставленная задача, воля руководства страны и отсутствие таких 'тормозов' и 'палок в колесах', как Зальцман и компания. Но ведь и то, что было, в его прошлом, толком использовать не сумели! Или не хотели? И не рядовые бойцы или командиры рот, батальонов или полков в этом виноваты. И не надо говорить об их низкой боевой подготовке и нежелании сражаться за советскую власть. Без такого умения и желания не сумели бы остановить немцев под Москвой, так и бежали бы до Урала под управлением таких 'великих' полководцев как Жуков или тот же самый Мерецков. Эх, да что там говорить!

Рабочая атмосфера командного пункта. Его деловая суета быстро вымели из головы ненужные, собственно говоря, мысли. Того что было — здесь не повторится.

За полчаса до рассвета поступило донесение от представителя авиакомандования, что в дело вступает авиация. Новиков невольно посмотрел на часы — пока все строго по графику. Еще сорок минут и вперед пойдут штурмовые отряды, поддерживаемые тяжелыми танками и самоходной артиллерией. 'Еще немного, еще чуть-чуть...'. Вот только бой это будет не последний, а один из первых.

Ровно в 9-00 по Московскому времени в эфир ушла команда — 'Гроза'.

Новикову не нужно было сидеть самому за рычагами танка или рассматривать поле боя через синеватое бронестекло командирской башенки. По поступающим сообщениям и докладам, а так же тому, что он видел в окуляры стереотрубы, он вполне представлял себе картину происходящего.

Вот, почти неслышно за грохотом разрывов взревели моторы тяжелых танков, и машины выползли из заботливо вырытых капониров. Первыми шли танки с вынесенными вперед на длинных подвижных фермах минными тралами. Хоть саперы и постарались, да и артиллеристы старательно перепахали землю на участке прорыва, но, осторожность лишней не бывает. Под прикрытием танковой брони к заранее намеченным целям выдвигаются штурмовые группы. Под бело-серым пятнистым маскхалатом, под цвет перепаханного разрывами снарядов зимнего пейзажа, удобные и не сковывающие движения ватники и наборные пластинчатые доспехи, способные надежно защитить от очереди из пистолета-пулемета, да и от осколка гранаты тоже.

КВ проходят по остаткам надолбов, практически не замедляя движения. По три танка блокируют каждый дот, остальные уходят дальше, вслед за валом артиллерийского огня. А штурмовые группы уже крепят заряды к бронезаслонкам амбразур или поливают огнесмесью внутренности дотов через образовавшиеся проломы. Не выдержал британский бетон русской и немецкой стали.

Ушедшие вперед танки изредка останавливаются и стреляют в только им сейчас видимые цели. И уже спешат танкисты и мотострелки Лелюшенко. Т-29 набрав скорость, стремительно догоняют своих тяжелых собратьев. И пехоте нет нужды бежать через все поле путаясь в обрывках колючей проволоки и спотыкаясь о вывороченные силой тротила комья земли и осколки укреплений. Все же на дворе уже сороковой год двадцатого века, а не времена Очакова и покоренья Крыма. Гусеничные и колесные бронетранспортеры движутся непосредственно за танками и сидящие внутри них бойцы готовы в любой момент выскочить наружу через распахнутые люки и поддержать огнем братьев-танкистов.

Похоже было, что они перестраховались. Сопротивление финнов было разрозненное и эпизодическое. Тщательно разведанные укрепления, на которые уходили миллионы финских марок, британских фунтов и американских долларов — были почти полностью разрушены. Первая полоса основной линии обороны финской армии была прорвана на всем протяжении действия армии. Механизированные группы рвались вперед. Рвались туда, где сменившая уже позиции артиллерия громила вторую линию дотов. Оставшиеся очаги сопротивления буквально выжигались огнеметными расчетами и зачищались пехотой.

Новиков такой 'перестраховке' был не просто рад, он был от этого в восторге. Значит, не зря работали и готовились. Значит, смогли расчистить путь огнем и сталью, а не солдатским жизнями. А уж как этим были довольны стрелки и танкисты! Теперь, главное, не потерять темп и управление. Все же операция таких масштабов Красной армией проводиться впервые.

Новиков оторвался от окуляров стереотрубы и тронул за плечо застывшего рядом у такого же агрегата Лелюшенко.

-Не зевайте, товарищ полковник. Еще насмотритесь. Не пора ли давать команду на перенос КП?

-Пора, товарищ командарм. Пора.

Лелюшенко отдал команду к перемещению штаба и КП, и на правах старого знакомого обратился к Новикову.

-Вы товарищ командарм с нами? Или в армию поедете?

Новиков улыбнулся этакой невинной хитрости. Мол, если такая шишка будет рядом, то и снабжаться дивизия будет в первую очередь, и запросы на авиационную и артиллерийскую поддержку будут выполняться беспрекословно. Ну и прав Лелюшенко! О деле заботится, и возможности не упускает.

-С вами поеду. С вами. Я ведь тоже не прост. И считаю, что в Хельсинки я с вашей дивизией попаду куда быстрее, чем со штабом армии. Да и танк мне зря, что ли выделили? Будете меньше о моей безопасности трястись. А в атаку, так и быть, не пойду. Берете?

Вот только поучаствовать в штурме Выборга, даже в качестве наблюдателя, Новикову так и не пришлось. Радиограмма от Фрунзе требовала немедленно явиться в Москву.

Всю недолгую дорогу до полевого аэродрома, где его уже ждал самолет, Новиков прокручивал в голове различные причины столь срочного вызова. Все же, как командарм и тем более как инспектор бронетанкового управления, он имел доступ к закрытой для остальных информации. Да и знания из будущего даже сейчас не устарели. Так что поводы для тревоги были. Если в его мире поводом для мировой войны послужила Польша, то здесь таким поводом, судя по всему, должна была стать Финляндия. Хотя без Польши и здесь не обойдется. Полпа 'ясновельможных панов', окончательно съехавших с катушек на почве ненависти к России и полном пренебрежении к другим народам, просто не могла остаться в стороне. В эту кучу дерьма они просто рвались влезть по самые уши. А вот то, что от самой Польши после этого даже ушей не останется, им и в голову не приходило. А большим дядям из Лондона и Вашингтона на это было просто напросто наплевать. В свете всего этого вызов в Москву мог означать, скорее всего, одно — Антанта решилась на открытые боевые действия.