Дочь солнца. Хатшепсут - Элоиз Мак-Гроу

   — Тьесу, для этого понадобится уйма денег...

   — Неважно. Как-нибудь наскребу. О боги, на это уйдут месяцы, а то и годы, но...

Внезапно Рехми-ра сделал шаг вперёд, снял с себя четыре золотых браслета, два кольца, толстое золотое ожерелье и бросил их на пол, к ногам Тота.

   — Это для начала, — коротко сказал он.

Амену посмотрел на друга, и у него затрепетали ноздри. Он шагнул к Тоту и сделал то же самое. Тот добавил туда же собственные украшения, пошёл в спальню и вернулся с двумя фиатами мирры, серебряным зеркалом и шкатулкой с браслетами и ожерельями, которые сверкающей струёй полились к остальным. Когда звон золота о золото прекратился, все четверо безмолвно уставились на лежавшую перед ними блестящую кучку, видя, как золото плавится и из расплава вылетают щиты и луки, мечи, колесницы и лошади...

Конечно, они не собрали и сотой доли нужной суммы — но это было начало.

ГЛАВА 10

Следующий год, пятнадцатый (по счету Хатшепсут) год царствования прекрасного бога Ма-ке-Ра, был не слишком удачным для её почитателей, тысячами проживавших вдоль длинной зелёной ленты Нила. Предыдущий урожай выдался неважным, и многие крестьяне, ткачи и изготовители сандалий затянули пояса, поскольку налоги остались прежними. Но в этом году разлив был просто никудышным. От дельты до порогов тревожные глаза следили за тем, как вода лениво поднялась, дошла до середины полей и неумолимо отступила; тревожные руки день и ночь трудились у скрипучих водяных колёс, пытаясь покрыть недостачу. Когда наконец прошла жатва и зерно отвезли в хранилища, стало ясно, что притворяться нечего: страна обречена на голод. Такого неурожая не было много лет.

Но задуматься над этим народу не дали. Через неделю после жатвы, в жаркое утро, когда уровень воды в реке и настроение людей достигли низшей отметки, царский глашатай вывел из дворцовых ворот процессию писцов. Вскоре улицы Фив огласило звонкое эхо:

   — Молчание... молчание... молчание... молчание...

   — Ну, что она скажет людям на этот раз? — спросил Тот, задержавшись на испещрённых пятнами воды ступенях царской пристани. Внизу лениво покачивалась его барка; воды едва хватало, чтобы она держалась на плаву.

   — Может, я вернусь и послушаю? предложил Рехми-ра.

   — Мы тоже пойдём.

Все трое вскарабкались на пристань и подошли к той точке, откуда была хорошо видна улица. Толпа людей уже обступила платформу, на которой стоял один из писцов.

   — Моими устами говорит Её Величество Ма-ке-Ра... — сквозь пространство долетали до них знакомые слова. — «Сидя на троне, я услышала приказ, оракул самого бога... Мой отец, Амон, обратился к Моему Величеству и сказал: «Приветствую тебя, моя любимая, сладчайшая дочь! Ты царица, Хатшепсут. Я повелел отпраздновать твою славу всем людям во всех землях. Я велю, чтобы твоё помазание также было отмечено Праздником Вечности, который приказываю тебе устроить во время следующего разлива Нила...»

По собравшейся толпе пробежал возбуждённый ропот.

   — Хеб-Сед... она собирается устроить, Хеб-Сед! — И лишь когда писец зычно рявкнул «молчание... молчание...», говор прекратился, сменившись напряжённой тишиной.

   — «...который я приказываю тебе устроить во время следующего разлива Нила, чтобы отметить и прославить день твоего помазания, когда ты была названа наследником трона Ра, в двадцать первый год царствования твоего отца, Тутмоса...»

Трое стоявших на пристани повернулись и уставились друг на друга.

   — В двадцать первый год? — выпалил Амену. — Тридцать лет назади.

   — Клянусь нежной Мут! — пробормотал остолбеневший Рехми-ра. — Она хочет, чтобы ей поверили, будто она стала наследницей престола ещё тогда, при жизни Аменмоса?

Тот не ответил. Он тоже был поражён новой неслыханной ложью Хатшепсут, но это не повергло его в столбняк. Наоборот, его мозг бешено заработал.

   — «...Я сидела во дворце, — выкрикивал далёкий голос. — Я вспоминала его, который создал меня, и сердце велело мне поставить ему два обелиска из электра[141], вершины которых будут доставать до неба...»

Писец погрузился в долгое и пышное, составленное самой царицей описание того дара, который она хотела вручить в последний день Хеб-Седа своему отцу-богу. Выяснилось, что обелиски уже обтёсывали в гранитных карьерах на юге, под присмотром величайшего из превосходительств, князя Сенмута. Далее следовали обычные хвалы Сенмуту, Хатшепсут и Амону; стоявшие на пристани не стали их слушать.

   — Тридцать лет назад! — сказал Амену, когда они спускались по ступеням к ожидавшей барке. — Даже она не может ждать, что ей поверят!

   — Поверят, поверят, — кивнул Тот. — Они поверили и в то, что мой отец никогда не называл наследника, и в то, что наследником назвали именно её. Они были убеждены в этом годами, верно? А почему бы и нет? Она сама им так сказала. А теперь говорит, что это случилось намного раньше, чем они думали, — точнее, когда ей было одиннадцать лет. И в это тоже поверят. — Он задумчиво добавил: — Друзья мои, всё это не имеет значения.

   — Не имеет значения? — эхом повторил Рехми-ра.

   — Нет. — Тот остановился и повернулся к ним лицом, наслаждаясь почти забытым вкусом надежды — Значение имеет то, что се уверенность в себе начинает трещать по швам. Два неурожая подряд... Должно быть, она боится, что боги отворачиваются от неё, иначе не стала бы устраивать Хеб-Сед. А поскольку страха она не выносит, то вынуждена придумывать всё новые и новые фокусы, которые не только позволяют отвлечься, но и подтверждают справедливость её действий и право на корону. Более того, она начинает сама верить в собственные мечты.

   — Мечты! Скажите лучше, нагромождения лжи!

   — Да, так и есть. Но тут случай особый. Неужели не погашаете? Эта ложь выходит за пределы правдоподобного. Что-то заставляет её заниматься самообманом, искать выхода в миражах. Можно с уверенностью сказать, что таких причин несколько. Думаю, одну из них я могу назвать.

   — Какую? — спросил Амену.

Тот улыбнулся.

   — Майет. Маленькая забытая богами. Египту нужно напомнить о ней, чтобы этого больше никто не мог забыть.

   — Так и есть! — Амену посмотрел на него длинными, похожими на щёлки глазами. — Аст! Тьесу, я говорил вам. Это именно тот план, который я составил несколько лет назад!

   — Знаю. — Тот улыбнулся и зашагал дальше. — Но не строй иллюзий, Амену. Во имя Амона, оставь иллюзии Хатшепсут! Майет — это ещё не весь ответ.

   — По крайней мере это ответ на обелиски Ма-ке-Ра, — весело заметил Рехми-ра. — А кроме того, мы обнаружили, куда так часто ездит Сенмут. Боюсь, он может нагрянуть в гости к правителю Уаху.

   — О боги, лишь бы у Уаха нашёлся тот электр, из которого она собирается делать свои обелиски! — сказал Тот.

   — Золото, золото, золото, — сокрушённо вздохнул Амену. — Когда у меня его было много, я и не думал, что его так трудно добыть. Если бы в моём распоряжении осталось хоть одно стадо из тех, которыми я когда-то владел, хоть одна деревня, один виноградник... Кстати, Тьесу, вы заказали себе новую колесницу?

   — Целых две, и самые искусные. Даже подножки, и те будут позолоченные. — Тот фыркнул. — Колесничный мастер очень расстроился. Стал доказывать, что такая штуковина не сможет быстро ездить. Пришлось сказать ему, что я заказываю колесницу для своей гробницы.

   — Когда Уах сдерёт с этой колесницы золото, она понесётся как молния, — откликнулся Амену.

   — Ага. Жаль, что я не могу заказать их сразу дюжину.

   — Ваша гробница, — задумчиво сказал Рехми-ра, когда они поднимались по сходням. — А это хорошая мысль. Почему бы нам всем не начать обставлять свои гробницы? Оружие, украшенное драгоценными камнями, золотые и серебряные ожерелья, шкатулки слоновой кости...

Вдруг он умолк. Тот обернулся и увидел, что друг застыл посреди сходней и уставился на высокий резной нос барки.

   — Клянусь нежными грудями Хатор! — пробормотал он. — Как можно смотреть на что-то изо дня в день и не видеть его! Тьесу, умоляю, идите сюда!

Когда Тот встал рядом, Рехми-ра с ухмылкой показал ему на корабельный нос, обитый листами золота.

Все трое молча глядели на него и представляли луки, шлемы, булавы и боевые колесницы, в которые превратится этот драгоценный металл.

   — За это я сделаю тебя визирем, Рехми-ра, — сказал Тот, похлопал друга по плечу и стал подниматься на палубу. — Когда-нибудь, — добавил он.

При этом слове на лица всех троих упала тень. Когда барка медленно двинулась к середине реки, Рехми-ра, схватившись обеими смуглыми мускулистыми руками за перила, злобно прищурясь, посмотрел на сверкающие флагштоки храма Амона.