Посмертные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

— Как это жаль… право, — сказал незнакомец с глубоким вздохом.

— Конечно, жаль, — повторил Лоутон, выводя своим пером какие-то каракули на косяке двери. — Не хотите ли заочно передать ему ваше поручение?

— A когда, примерно сказать, он должен воротиться назад? — спросил незнакомец.

— Не знаю, право, — отвечал Лоутон, делая мистические знаки мистеру Пикквику, когда незнакомец потупил свои глаза.

— И вы полагаете, что мне было бы бесполезно дожидаться его здесь? — продолжал незнакомец, тоскливо посматривая на дверь конторы.

— О, да, я в этом совершенно уверен, — отвечал конторщик, продолжая рисовать каракули на косяке. — На этой неделе уже нечего ждать, а пожалуй, может случиться, он не воротится и на будущей неделе, потому что вообще, уезжая за город, Перкер никогда не торопится возвращением домой. Уж таков его обычай.

— Как? Он за городом! — воскликнул мистер Пикквик. — Боже мой, что ж теперь нам делать?

— Не уходите, мистер Пикквик, — сказал Лоутон, — у меня для вас письмо.

Переминаясь с ноги на ногу, незнакомец еще раз потупил глаза в землю, и в это мгновение сметливый конторщик бросил многозначительный взгляд на ученого мужа, давая таким образом знать, что он разыгрывает плутовскую роль, которой, однако ж, мистер Пикквик не мог постигнуть.

— Войдите, мистер Пикквик, прошу покорно, — сказал Лоутон. — Что ж, вы оставите какое-нибудь поручение, мистер Уатти, или потрудитесь завернуть в другой раз?

— Будьте так добры, попросите его сказать, что там у них сделано по моему делу, — сказал незнакомец умоляющим тоном: — да, ради бога, не забудьте этого, мистер Лоутон, — ведь от этого зависит судьба целого семейства.

— Нет, не забуду, положитесь на меня, — отвечал конторщик.

— Войдите, мистер Пикквик. Прощайте, мистер Уатти; вы, верно, пройдетесь по бульвару; погода превосходная, не так ли?

Но так как незнакомец все еще медлил и был, очевидно, в нерешительном положении, то мистер Лоутон без церемонии захлопнул дверь в ту минуту, как Самуэль Уэллер успел войти в контору за своим господином.

— Уф, надоел, проклятый! — сказал Лоутон, бросая перо на стол, с видом оскорбленного человека. — В жизнь не видал такого неотвязчивого банкрота! Его дела уж года четыре лежат у нас под спудом, а он, чего доброго, еще снова притащится сюда недели через две. Такой неотвязный, право! Пожалуйте сюда, мистер Пикквик. Перкер дома и, разумеется, будет рад вас видеть. С этим банкротом — можете вообразить! — я проваландался у дверей минут двадцать и промерз чуть не до костей.

Говоря это, конторщик поворочал уголья в камине и потом, бросив кочергу, пошел в комнату своего принципала; мистер Пикквик последовал за ним.

— А, это вы, почтеннейший, — воскликнул мистер Перкер, шумно приподнимаясь со своего стула. — Ну, почтеннейший, как идут ваши дела? Нет ли чего новенького насчет наших приятелей в Корнгилле? Додсон и Фогг, я слышал, держали ухо востро. О, это славные ребята, я знаю!

Говоря это, маленький адвокат засадил в нос огромную щепоть табака, как будто в доказательство своего почтения к искусству господ Додсона и Фогга.

— Это отчаянные мошенники, — сказал мистер Пикквик.

— То есть, почтеннейший, вы смотрите на них со своей, джентльменской, точки зрения, не углубляясь в сущность юридического искусства, и по-своему вы правы, мистер Пикквик. Ну, и мы тоже не дремали все это время. Я завербовал на свою сторону сержанта12 Сноббина.

— Хороший это человек? — спросил мистер Пикквик.

— Хороший человек? — возразил мистер Перкер. — Сержант Сноббин, почтеннейший, стоит, так сказать, выше всех юридических профессий. Он сделает втрое против всякого адвоката второй руки, и такого доки, смею уверить, не найти нам с вами на всем пространстве Трех Соединенных Королевств. Сержант Сноббин водит за нос всех этих судей, и уголовных, и гражданских.

Новая щепоть табака скрепила окончательно высокую рекомендацию адвоката.

— Они требуют в суд моих друзей, — сказал мистер Пикквик.

— Так и должно быть, — отвечал Перкер, — Додсон и Фогг не прозевают этого случая. Друзья ваши могут быть отличными свидетелями, так как они видели вас в интересном положении.

— Но ведь она упала в обморок по собственной воле, — заметил мистер Пикквик, — она сама бросилась в мои объятия.

— Очень вероятно, почтеннейший, — возразил Перкер, — очень вероятно и даже очень естественно. Я, со своей стороны, нравственно убежден, что иначе и не могло быть; но кто же это может доказать, почтеннейший?

— Они также требовали в суд моего слугу, — сказал мистер Пикквик, приведенный в некоторое затруднение неожиданным вопросом своего адвоката.

— Самуэля? — сказал Перкер.

Мистер Пикквик отвечал утвердительно.

— Ну да, почтеннейший, это уж само собою разумеется. Я мог вам предсказать за целый месяц, что они не прозевают этого случая. Додсон и Фогг понимают свое дело. Я имел честь вам докладывать, почтеннейший, что благоразумный джентльмен отнюдь не должен вмешиваться в свое дело, когда он вверил его адвокату. Теперь вы сами должны отвечать за последствия, каковы бы они ни были.

Заключив эту сентенцию, мистер Перкер вытянул с большим достоинством шею и стряхнул табак с воротников своей рубашки.

— Зачем же, скажите на милость, им понадобился мой слуга? — спросил мистер Пикквик после молчания, продолжавшегося две или три минуты.

— Но ведь вы посылали его на свою прежнюю квартиру?

— Посылал.

— Из этого, на основании юридических соображений, прямо следует, что вы предлагали вдове Бардль мировую сделку, на которую она, разумеется, не согласилась. Впрочем, я не думаю, чтобы судьи могли что-нибудь вытянуть от вашего слуги.

— И мне тоже кажется, — сказал мистер Пикквик, улыбаясь при мысли, что Самуэль должен будет свидетельствовать против него. — Что ж мы будем делать?

— Да нам, почтеннейший, остается только одно: подвергнуть свидетелей вторичному допросу, положиться на красноречие Сноббина и бросить как можно побольше пыли в глаза судьям.

— Ну, а если приговор будет окончательно против меня? — сказал мистер Пикквик.

Мистер Перкер улыбнулся, понюхал табаку с продолжительными расстановками, помешал огонь кочергой, пожал плечами и обнаружил намерение хранить выразительное молчание.

— Неужели вы думаете, милостивый государь, что я должен, в таком случае, заплатить за убытки? — сказал мистер Пикквик, наблюдавший с напряженным вниманием эту многознаменательную форму телеграфного ответа.

Перкер опять принялся без всякой видимой надобности мешать огонь и сказал:

— Немудрено, почтеннейший, немудрено.

— Нет, очень мудрено, и я объявляю вам заранее мое неизменное намерение — не подчиняться суду крючкотворов, — сказал мистер Пикквик выразительным тоном. — Да, Перкер, я не буду тогда отвечать ни на какие требования, и ни один пенни не перейдет из моего кармана в сундуки Додсона и Фогга. Это моя решительная, непреложная воля.

И в подтверждение этой непреложности мистер Пикквик ударил кулаком по столу.

— Очень хорошо, почтеннейший, очень хорошо, — сказал Перкер. — Вы можете действовать по благоусмотрению.

— Конечно, могу, — поспешно отвечал мистер Пикквик. — Где живет сержант Сноббин?

— В Линкольнской Палате, на Старом сквере.

— Я желаю немедленно видеть его, — сказал мистер Пикквик.

— Видеть сержанта Сноббина! — воскликнул Перкер в припадке величайшего изумления. — Как это можно, почтеннейший! Видеть сержанта Сноббина! Да понимаете ли вы, почтеннейший, что тут нужна особая консультация, требующая значительного времени и даже значительных издержек? Нет, нет, почтеннейший, и не думайте теперь о таком свидании.

Но мистер Пикквик решился непременно настоять на своем, и следствием его настойчивости было то, что не далее как через десять минут адвокат и его клиент благополучно прилетели в контору великого сержанта Сноббина.

Это была довольно просторная комната с огромным письменным столом подле камина, украшенного вычурными фресками. Время и чернильные пятна почти совершенно уничтожили природный цвет материи, покрывавшей стол, но, после тщательного наблюдения, можно было догадаться, что это была первоначально фризовая материя зеленого цвета. На столе валялись многочисленные пачки бумаг, перевязанных красными шнурками, и за столом сидел пожилой конторщик с полными и румяными щеками, обличавшими совершеннейшее состояние его здоровья. Джентльменский вид конторщика и массивная золотая цепь, украшавшая его грудь, свидетельствовали неоспоримо наглядным образом, что контора мистера сержанта Сноббина имела обширнейшую и выгодную практику в юридических делах.

— Сержант у себя в кабинете, мистер Моллард? — спросил Перкер, предлагая свою табакерку к услугам джентльменского носа.