Ослепительный нож - Вадим Полуян

- Утеплись, боярышня, возьми вожжи. Я наперёд пойду. Ты - за мной.

В возке путницы надышали до теплоты. Всеволожа сидела в безрукавой борчатой шубейке. Надела поверх неё шубку ниже колен с пуговками водноряд. Ловко взлезла на козлы. Конюший произнёс похвалу:

- Ах, Евфимия, шубка синяя, сама черноброва, опушка боброва!

Ночи ещё - ни конца, ни края, да от свежего снега светло. Ядрейко уверенно шагал впереди, помахивая боевым топорцем на аршинной рукояти. Слева миновали безлюдную избу-развалюху. Он решительно повернул в бесхозные распахнутые ворота, пересёк большой двор, упёрся в старый заплот из пластья. Несколько топориных стуков - ив заплоте образовалась дыра. Ещё несколько стуков - не дыра, а проход. Взмах рукой: проезжай, мол. И засинел за проходом след полозьев на цельном снегу… Четверня дождалась возницу. Стал на запятки. Велел Евфимии:

- Взъезжай на дорогу далее от заставы. После вожжи перейму.

Ловко атаман объехал охранышей! Должно быть, на московских окраинах он, как рыба в воде. Им-то Всеволожа гордилась, собой-то нет. Коренник оказался урослив. Тянул ближе к заставщикам, где покрепче наст.

- Что же ты, девья мать! - ругался с запяток Взметень.

- Не управилась! - оправдывалась боярышня. А заставщик в седле тут как тут.

- Возок княгини Ульяны Перемышельской следует в подмосковную вотчину, - спрыгнул на снег с объяснениями Ядрейко.

Охраныш оказался не из простых:

- Домодедово, деревня Ульяны, не по Ярославской дороге, а по Каширской.

Заставщики поняли знак старшого, побежали к коням. Тотчас они будут рядом…

Евфимия в сумраке не могла понять, отчего вершник ткнулся в конскую гриву с залитым кровью ликом. Уяснила суть дела, увидев бывшего атамана с пустыми руками. Топорец - на дороге с окровавленным обухом. Так ловко метнуть оружие не смогла бы сама Бонедя!

Ядрейко подскочил к козлам.

- Живей - в возок! Посмотрим, чьи кони дюжистее…

Скачка началась…

- Наконец-то тронулись с места, - проснулась Софья. - Что задержало?

Евфимия не ответила.

- Повторилось во сне недавнее, - начала рассказ бывшая великая княгиня. - Как Митеньке льстил Василиус в Угличе, величал государем. Истину говорит присловье: лесть и месть дружны!

За оконцами нарождался день. Стук по крыше возка побудил приотворить дверцу, высунуться. Ну и вихрь в лицо!

- Достань под сиденьем вервие, - переклонился с козел Ядрейко. - Взлезь на возок, меня не удержит. Нам на руку рассвело. Поарканим!

Пришлось поднимать с сиденья княгиню с сыном.

- Матунька, дай испить, - попросил Иван.

- Чем озабочена? - любопытничала сонная Софья. Конюший тем временем притормаживал.

Когда кони стали, Евфимия взобралась на возок, распласталась головою назад. При ней три мотка вервия. Кони тут же понеслись вскачь.

Опасность заставляла напрячься: доспевала погоня! Велика ль, не определишь. Всего-то два вершника оторвались от своих, с завидным упорством нагоняли Ядрейку. На скаку слали стрелы в возатая. Промахивались из-за плохого прицела.

- Ветер - в помогу! - пожелал атаман Всеволоже. Ветер арканщице был попутным. Она подпустила проворнейшего из двух сугонщиков: голоус, шапка внахлобучку… На эту шапку метнула вервие… Заслужила атаманов упрёк:

- Проарканилась!

Этот упрёк должен стать последним. Под руками - два вервия на двух вершников. Для верности поднялась. Десятым чутьём ощутила стрелу возле уха. Промах! Голоус нацелился сызнова… Не поспел! Вырванный из седла, покатился вальком по белоснежным полотнищам.

Второй уже нагонял. Не голоус - бородач. Стрел не мечет без пользы. Извлёк нож из-за пазухи. Мнит разрезать аркан миг в миг. Взметень с козел подал совет:

- Захлёстывай не грудь - горло!

Изловчилась и… получилось! Отпустила конец захлестнувшего вервия. Бородач ещё скачет, а душа улетела Бог весть куда.

Теперь можно остановиться. Ядрейко задержал для лобызания в лоб.

- Твоей волей мы - не поимыши! Сугон отстал безнадёжно…

В Стромыни, в вытной жаркой корчме, Ядрейко за ковшом браги разглагольствовал о сугонщиках: пока доберутся да переменят коней, он в приволжском лесе «сгаркнет своих» и до Ростова, Ярославля, Костромы, Галича верная обережь обеспечена. Софья, не ведавшая случившегося, кормила сына Ивана, пугливо косясь на двух странствующих монахов за соседним столом. Один другому вещал:

- И сице властодержательный Шемяка, не улучи зло действенные своея мысли, побежа к Углечу…

Сия славянщина означала, что бывший властитель, не осуществив злых замыслов, отступил в свой удел.

- В Угличе я бы соединилась с Митенькой, - сокрушалась на ухо Всеволоже Софья, жалея о решении ехать в Галич.

- Бежа, не мечись, - посоветовала Евфимия. - Разбит ли твой Дмитрий или, упреждая беду, ушёл, супротивники будут его преследовать. Углич к ним ближе Галича.

7

В галицком княжом тереме жил дух Дмитрия Красного. Всеволожа сидела в той самой одрине, где жених подарил ей колтки золотые с яхонтами, где поял её воевода Вепрев, чтоб казнить удушением сеном.

- Плохо, всё плохо, - пришёптывала боярышня.

Размышляла о совершённой ошибке. Лучше бы воротиться в Москву с Ядрейкой. Уж как улещал конюший Ульяны Михайловны исполнить слово, данное свойственнице! Смущённым был лик атамана Взметня. Свои не откликнулись в приволжских лесах на разбойный посвист. Беззащитным двигался княгинин возок от Ростова до Ярославля, от Ярославля до Костромы и далее, к Галичу. Бог миловал от погони, а от засады шишей бывший атаман ведал способы уйти с миром. И вот Евфимия не пустилась в обратный путь. Софья пред ней расплакалась: «Не покидай меня, ясынька! Нет со мной человека, ближе тебя!» Как было ни остаться? Свойственницу надеялась умолить о прощении. Повздыхал Ядрейко: «Судьба нам с тобой, Ефимья Ивановна, чуть что - разлучаться!» И укатил восвояси. Сиди теперь в памятной боковуше, где Дмитрий-любимик не приголубит, Раина - «чесотка да таперичи» - не извлечёт из беды. Уступчивость уговорам всегда бывает добра. Зато зло раскаяние! Нос челядинки сунулся в дверь:

- Государыня кличет. Государь прибыл из похода! Софья своего «Митеньку» ждала ежедень, еженощь.

Наконец пожаловал! Опять примется аркаться с Евфимией! Стрелы будут метать друг в дружку. Поводов выше меры. И всё ж боярышню радовал приезд князя. Теперь Софья не станет её удерживать.

В столовой палате, едва Всеволожа вошла, Шемяка рухнул пред нею ниц… Отступила от неожиданности.

- Фишечка, отжени обиды! Сына сберегла от мук! Жену - от узилища! Нечем отплатить, токмо покаянием. Каюсь: винил тебя в смерти брата Дмитрия. Каюсь: желал тебе тесноты и доиска. Каюсь: опекуны твои всуе лишены жизни. Знаю виновника смерти батюшки…

- Знаешь? - прищурилась Всеволожа. - Кто?

- Головник - поводатарь медвежий, Кузька Кувыря! - объявил Дмитрий Юрьич.

Всеволожа вскинула голову. Гнев отверзал уста назвать заказчика смерти, не исполнителя.

Она стояла лицом ко входу в палату. Между нею и дверью поднимался с колен Шемяка. В двери возник боярин Иван. Не мог он не слышать последних слов. Лик его побелел. Евфимия сомкнула уста. Многожды каялась после. В сей же миг решила по-доброму: мёртвых не воротить. Пусть потерявший дочь не теряет жизни.

Котов опустился на лавку с краю. Боярышня сказала Шемяке:

- Положим давнему дерть. Расскажи про недавнее.

- Углич пал, - сгорбился князь, уперев руки в стол. - Допрежь пришла весть: Москва занята, из Твери к Василиусу идёт Борис, из Литвы - Боровский, подкреплённый татарами. Пришлось отступить без боя. Мыслил остаться в Угличе. Он не пал бы, кабы не пушки. Их подослал Тверской. Окрепы не устояли пред ядрами. Но Ваське Боровскому со товарищи одоление далось нелегко. Принесли мне тело их воеводы Юрия Драницы, выходца из Литвы…

- Юшка! - вскрикнула Всеволожа.

- Он тебе ведом? - спросил Шемяка. Она склонила чело:

- Зело храбр.

- Храбрым подруга - смерть! - подал голос Котов.

- Поведай далее о своих мытарствах, - просила Софья.

- Бежал в Чухлому с Можайским, - перевёл дух Шемяка. - Взял там вязню Витовтовну, отвёз в Каргополь. Старуху допрежь измучила теснота. Потом нас мучили её хвори. Слепец отправил Кутузова со словами: «Брат Дмитрий! Какая тебе честь держать в неволе мать мою, твою тётку? Ищи иной мести, буде хочешь. Я уже на столе!» Ишь, как запел углический сиделец!

- Ужли отпустил ведьму? - спросила Софья.

- А! - махнул рукой князь. - Люди для рати надобны, а тут её стереги! Послал с ней Сабурова Михайла Фёдорыча.