Черный феникс. Африканское сафари - Сергей Кулик

Глава пятьдесят третья

Верхом на осле в Сийю. — Развалины, которые полюбились табаку. — Как отговорить крестьян от соблазна истолочь памятники старины в порошок? Гавань, недоступная лодкам. — Город, который некогда был самым большим на острове. — Автору «Копей царя Соломона» пишут: «Это одно из интереснейших мест на всем континенте». — Финики во влажных тропиках. — Адов труд — выращивание бетеля. — Сийю — признанный центр суахилийских ремесел. — В мастерской оружейников. — Секреты кикакази будут жить

Предупрежу читателя сразу: к великим путешествиям эта прогулка на ослах никакого отношения не имеет. Расстояние между Пате и Сийю около десяти километров, между Сийю и Фазой — столько же. За неимением автотранспорта все три основных города острова соединены всего лишь тропинкой, по которой время от времени проезжают небольшие двухколесные повозки с ослами в упряжке. Остров плоский, без единого естественного холма. Там, где виднеются небольшие холмики, находятся, как объясняет бвана Абу, занесенные песком развалины древних построек.

— Им повезло, потому что песок предохраняет руины от людей, — говорит мвалиму. — Вся беда состоит в том, что известняк, прожарившись два-три столетия на солнце, превращается в прекрасное удобрение. Особенно его любит табак. Местные крестьяне давно заметили, что чем ближе табак растет к руинам, тем больше его урожаи. А если табак поселится между руинами, то он делается еще и необычайно ароматным. Кроме того, во многих частях этого маленького острова, где не так уж много пригодных для обработки площадей, развалины и древние постройки занимают хорошие земли. Поэтому наши крестьяне ведут подлинное наступление на памятники старины. Они рушат их, крошат древние плиты в порошок и удобряют им свои поля.

— Когда вчера, мвалиму, вы рассказывали, как поддерживается на острове чистота, мне показалось, что община здесь может добиться многого. Почему бы ей не взять опеку над руинами?

— Многого община может добиться только в том случае, когда людям можно доказать, что их коллективный труд или общее решение принесут им пользу. Прок от переселения на материк скота, прекращения вырубки мангров или уничтожения мусора очевиден. А какой прок земледельцу от сохранения руин? Ему польза видится в том, чтобы истереть их в порошок. Заставить крестьянина не крушить руины можно лишь в том случае, если вместо известняка мы бесплатно предоставим ему удобрения, а вместо занимаемых развалинами площадей — новые плодородные поля. Сколько людей — ученых, полицейских и журналистов — приходили ко мне за это время с просьбой: «Мвалиму, останови крестьян». А я всякий раз отвечал: «Мвалиму не может идти против собственной совести и заставлять людей голодать ради сохранения развалин». Причем я даже не упоминаю о том, что многие из этих развалин — памятники вторжений захватчиков — португальских, оманских, арабских.

— Но ведь эти развалины могли бы привлечь сюда туристов и обеспечить работой сотни островитян? — предположил я.

— Вот тогда-то, если, конечно, хоть что-нибудь останется, общинники сами проголосуют за сохранение и восстановление руин. Но пока что над нами летают спутники, а мы едем из Пате в Фазу на осле. До Сийю, стоящего на берегу океана, нельзя добраться по воде на приличной лодке. Напротив входа в гавань поднимаются постройки кораллов, с берега к ним придвигаются мангры. Скоро все, кто захочет попасть в Сийю, будут испытывать те же приключения, что выпали вчера на вашу долю. Я еще был мальчишкой, когда в начале 20-х годов власти обещали избавить нас от этих кораллов. А воз и ныне там…

Старик сплюнул и замолчал. Наши ослики, как бы почувствовав, что мы уже больше не отвлекаемся на разговоры и поэтому можем обратить внимание на их ленивый шаг, затрусили резвее.

Две мангусты, выбежав на тропку, замерли посередине, встали на задние лапы и удивленно посмотрели на нас, а затем молниеносно скрылись в зарослях.

— Мангусты — это к счастью, — заметил бвана Абу. — Они поедают змей, а вместе с ними — и зло.

— Слишком мало осталось мангуст, чтобы пожрать все зло на Пате, — возразил мвалиму. — Хотя иногда их размножается очень много. Может быть, поэтому и в истории острова наступают то хорошие, то плохие времена. Взять бы, к примеру, Сийю. Живут в ней сейчас всего лишь шестьсот человек. Из них половина — кто помоложе — только и мечтают, как бы сбежать на материк. А раньше что было? Вай-вай!!!

Побывавший в 1606 году в Сийю португалец Гашпар де Санту Бернадино называл его «самым большим городом острова». Потом судьба на 250 лет низвела Сийю на третьестепенные роли. Но в 70—80-х годах XIX столетия этот город вдруг стал «одним из интереснейших мест на всем черном континенте».

Такую характеристику дал ему Джек Хаггард, брат автора «Копей царя Соломона», который в то время занимал пост вице-консула Великобритании в Ламу. В разысканных мною в момбасском архиве черновиках его писем он призывал знаменитого писателя «забросить свою скучную Южную Африку, где все скоро будет напоминать Европу», и отправиться на Ламу, «дивный, удивительный и самобытный архипелаг, где на каждом островке величиной с лондонский Сити сходится весь мир».

Из другого, отправленного через полгода письма сэр Генри Ридер Хаггард узнал: «Дела на Сийю развиваются удивительным образом. Занзибарские вадирифу[40], расставаясь с приносившими им несусветные доходы рабами, решили делать деньги на островах Ламу. Вокруг Сийю они разбили плантации, подобные тем, что есть в Маскате, но которых нет нигде в Тропической Африке. Для этого проводят оросительные каналы. Масштабы строительства такие, что хилые африканские быки с работой справиться не могут. Поэтому на доу под черными парусами сюда доставили верблюдов. Удивительно видеть этих жителей песков, помогающих корчевать тропический лес! Выживут ли они в местном влажном климате? На этих обводненных землях арабы сажают финиковые пальмы — еще более фантастическая затея, если учесть, что нигде во влажном климате они не дают плодов…»

Однако плоды, которые затем все же начали снимать с этих пальм, отличались очень высоким качеством. Тогда же вокруг Сийю появились плантации тропических фруктов и табака, снискавших славу во всей Восточной Африке. Появились крупные объединения ремесленников — они изготавливали мебель для всего архипелага Ламу. Но после захвата островов Англией сельское хозяйство вокруг Сийю захирело. Последний плотник-чернодеревщик умер там в 1932 году.

— Да, теперь от тех времен вокруг Сийю остались лишь одни плантации тамбу, — подхватил разговор бвана Абу. — Так называют зеленый табак, идущий на приготовление бетеля. И сегодня, когда северо-восточные муссоны создают для него «плохой сезон» на Занзибаре и в городах южного Савахила, там пользуются нашим тамбу. Вон они, наши табачные плантации на руинах истории.