Собрание сочинений. Т. 12. Земля - Эмиль Золя

Статья Анатоля Франса усилила кампанию против Золя. Критика недостатков романа «Земля» перерастала в критику натурализма и нередко вместе с этим в критику социальных и демократических тенденций в литературе. Брюнетьер в статье «Банкротство натурализма» («Ревю де Дё Монд», 1887) призывал к созданию романов сентиментального натурализма, «который вернул бы искусству Красоту и Добро».

Впоследствии Анатоль Франс написал еще несколько статей о романах Золя («Мечта», «Человек-зверь», «Деньги», «Разгром»), где он отказался от столь суровых оценок творчества писателя. Он не раз высказывал сожаление по поводу резкого тона своей статьи о «Земле». В 90-е годы произошло сближение Франса с Золя. Анатоль Франс поддерживал Эмиля Золя в деле Дрейфуса, выступил в его защиту на процессе 1898 года. В 1904 году Франс писал: «Творчество этого писателя огромно. Я могу, не боясь быть заподозренным в неискренности, выразить свое восхищение. Если вначале я воевал убежденно, может быть, иногда слишком резко и непримиримо с отдельными крайними проявлениями его гения, то затем я признал в ряде моих статей силу и гуманизм его литературных творений. Это произошло еще до начала „битвы“ (имеется в виду дело Дрейфуса. — И. Л.), когда я встал рядом с ним».

Отрицательно отозвался о романе «Земля» писатель Октав Мирбо. В статье «Крестьянин» (газета «Голуа», 21 сентября 1887 г.) он писал, что Золя не знает крестьянина, «он не понял его и не полюбил. Он прошел подле него и не узнал его… Золя преувеличил то, что он называет недостатками и пороками крестьянина, и несправедливо преуменьшил высокие его качества».

В ответном письме 23 сентября того же года Золя отстаивал свое знание и понимание жизни французской деревни: «Мой дорогой собрат, прочитал вашу статью о „Земле“ и хочу, чтобы вы знали, что я на вас не обижен. Более того, зная вашу склонность к мистицизму, я ожидал этого неблагоприятного отзыва, так как мое понимание жизни противоположно вашему. Я старался увидеть крестьянина в его современной жизни… Я абсолютно уверен в правдивости всего мною написанного. Каждый почему-то тычет мне в нос своего крестьянина, и почему только мой недостаточно правдив? Я знакомился с его жизнью не менее тщательно, чем вы все. Вспомните прием, оказанный „Западне“, и последующее затем изменение общего мнения. Я надеюсь, что все это повторится и с „Землей“. Условия одинаковые, и, может быть, наступит день, когда я посмеюсь над всем этим».

В защиту Золя выступил Франсиск Сарсей, обычно враждебно настроенный к писателю. Сарсей возмущался грубостью авторов «Манифеста Пяти». Не разделяя натуралистических увлечений Золя, оспаривая картину крестьянской жизни, нарисованную в романе, он отмечал тем не менее его художественные достоинства: «…история злоключений этого нового короля Лира (имеется в виду старик Фуан. — И. Л.) содержит немало страниц столь же прекрасных, как и лучшие места других произведений писателя. Роман написан сильной рукой мастера. Эпизод, когда старый Фуан, выгнанный своими детьми, скитается в ночи, его сечет дождь и ветер, а он бредет от двери к двери и напрасно ищет пристанища, дышит шекспировской силой» (газета «Ла Франс», 3 декабря 1887 г.).

Критик Анри Бауер в газете «Ревей» подчеркнул, что творчество Золя сыграло большую роль в развитии всей современной французской литературы, что ему многим обязаны писатели Франции, особенно молодые, в том числе авторы пресловутого «Манифеста Пяти»: «Запомните же, малыши, что вся современная литература вышла из „смешных“ „Ругон-Маккаров“».

Ряд критиков видели неоспоримую заслугу Золя в том, что он первый нарисовал столь многостороннюю картину крестьянской жизни. «Золя первый рассказал о социальной и личной жизни современных крестьян, показал их отношения не только с буржуа, но и с другими крестьянами. Он создал в литературе первую деревню, как он же создал первого рабочего, первый универсальный магазин и городской рынок. Другие, придя после него, очевидно, в чем-то исправят его картину. Но он все же был первым» (журнал «Ревю эндепандант», 1887, т. V, статья Теодора де Визева).

Золя особенно ценил дружескую поддержку писателей, которых он считал своими учениками: Сеара, Гюисманса, Алексиса, Мопассана. Мопассан писал ему в январе 1888 года: «Я не стал ждать посланного вами экземпляра. Мне хотелось, чтобы все наши друзья, все те, которые, подобно мне, восхищаются вами, убедили бы вас никогда больше не печатать фельетонами столь большие и обладающие таким размахом произведения, удивительная композиция и мощный эффект которых почти полностью исчезают при дроблении в газете. Люди составляют себе определенное мнение, прочитав отдельные фразы и абзацы, и, несмотря на реакцию, которая происходит, когда появляется книга, публика, или по крайней мере часть публики, продолжает приходить в негодование от того, что она называет сальностями, так как разница между впечатлением от части и от целого ей непонятна… Мне очень приятно, дорогой друг, написать вам, до какой степени прекрасным и высоким я нашел это новое произведение великого художника, руку которого я сердечно жму».

Гюисманс в своем письме восторгается мастерством Золя в описании жизни и красоты природы: «Ваши картины деревни превосходны, вместе с вами видишь эту грустную и плоскую равнину Бос, протянувшуюся от начала до конца вашего романа. И видишь именно ее, а не вообще деревню. Это действительно замечательно. Я считаю, что описание моря ржи, посреди которого в конце концов исчезает верхушка маленькой колокольни, — это одна из самых прекрасных страниц, написанных вами. Что же касается ваших крестьян, то они действительно ужасны» (1887).

От имени молодых драматургов и театральных деятелей письмо Эмилю Золя прислал Андре Антуан, основатель «Свободного театра». Он писал: «Я совершенно уверен, что огромное большинство поколения молодых восхищается вашим творчеством и принимает его» (22 августа 1887 г.).

Авторам «Манифеста Пяти» не удалось, таким образом, повести за собой литературную общественность Франции. Резко критикуя крайности натурализма, чрезмерный физиологизм и грубость романа, критика отмечала и его бесспорные художественные достоинства, а также социальное звучание.

В России роман не получил большого отклика, так как его печатание в журналах «Наблюдатель», «Русское богатство» и в приложении к «Неделе» было приостановлено цензурой. Цензура запретила ввоз в страну также и французских изданий «Земли». Запрет этот был снят лишь после революции 1905 года. В некоторых статьях, где попутно упоминалась «Земля», подвергался критике физиологизм романа.

В 1912 году в большевистской «Правде» была напечатана статья анонимного автора «Эмиль Золя». В статье подчеркивалось, что неприглядные, а порой и страшные картины жизни народа, нарисованные писателем, — результат господствующей в мире социальной несправедливости. Газета отмечала социальную ценность книг Золя: «Его романы — трагедия современного человечества, загнанного в кровавый и грязный угол и не умеющего найти дорогу к свету и свободе… И каждый из нас, пройдя за Золя по лабиринту современного общества, выйдет не только обогащенный опытом, но с твердым, укрепленным сознанием, что так дальше жить нельзя… Пусть жизнь, отразившаяся в творчестве Золя, больше похожа на скотный двор, чем на истинно человеческую жизнь. Это не потому, что такова природа человеческая, а потому, что не устроено человеческое общество»[9]. Этот отзыв можно полностью отнести к роману «Земля».

Современная французская прогрессивная критика, не закрывая глаза на существенные недостатки романа, все же высоко его оценивает. Зеваэс писал в своей книге об Эмиле Золя: «Земля», так же как «Западня», так же как «Жерминаль» и немного позже «Разгром», — одна из великолепных вершин всего творчества писателя (1945).

Анри д’Амфревиль в специальном номере журнала «Эроп», посвященном Золя (1952, № 83), отмечал смелость писателя в постановке острых социальных проблем: «Золя выступил пионером, он смело поднимал целину, ища причины угнетения человека, причины власти фанатизма. Он освободил крестьян в литературе от розового флера и затронул такие вопросы, которых до него никто не осмеливался касаться. Его противники не могли простить ему этой откровенности».

Фревиль в книге «Золя — сеятель бурь» (1952) уделяет большое внимание «Земле». Он упрекает Золя в одностороннем изображении крестьянства, в пристрастии к исключительному, а отсюда к нагнетанию ужасов, жестокостей и преступлений. Фревиль подчеркивает, что крестьянство Франции имело свои революционные традиции и что эта сторона жизни французских крестьян совершенно не нашла отражения у Золя. В целом критик дает книге высокую оценку, относя ее к достижениям писателя. Он ценит роман за смелый показ ужасных условий жизни французского крестьянства в конце XIX века. Точку зрения Фревиля разделяет Луи Арагон, считающий «Землю» величайшим созданием Золя.