Золотая свирель - Ярослава Кузнецова

Ой! Я зазевалась, соображая, куда свернуть, и какой-то человек налетел на меня со спины.

— Прошу прощения, сударыня, не зашиб ненароком?

Пожилой мужчина, высокий, седой, в поношенной, но опрятной одежде. Я моргала, вглядываясь в его лицо.

— О, прошу прощения, барышня! Не зашиб, спрашиваю?

— Хелд! Хелд Черемной!

Я стянула капюшон. Мужчина улыбнулся, отступил на полшага чтобы оглядеть меня.

— Ну да, я Хелд и есть. А вот твоего личика я что-то, барышня, не припомню.

— А ты меня и не знаешь, Хелд. Я с твоим сыном знакома, с Ратером.

— Фьють! — присвистнул паромщик. — У пацана-то моего, значит, девушка завелась! Давно пора, не малец уже. Не к тебе ли он бегал кажный божий день всю эту неделю, а?

— А… ну, как бы ко мне. Правда, мы всего лишь друзья.

— Э, молодые все так сперва говорят. Только, слышь, уехал он. Сегодня и уехал. Слыхала небось, засудили парня. Выслали из Амалеры.

Я доверительно коснулась паромщикова рукава. Чуть понизила голос:

— Не уехал он, Хелд. Он здесь, за городом. Я просила его остаться.

— Во как! За городом, значит… А где ж ты живешь, барышня? И как вообще зовут тебя?

— Леста меня зовут. А живу я милях в семи отсюда. — Неопределенно махнула рукой в пространство. — Так что с сыном вы повидаться сможете, если только не в городе.

Хелд разулыбался.

— Эт хорошо, — сказал он. — Эт просто отлично. Я тут, в "Трех голубках" обретаюсь, бумагу свою на перевоз я ж продал. Вот пока думаю, к какому делу себя приспособить.

— А паром обратно выкупить не хочешь?

— Э… — он замялся. — Тебе парень, небось сказывал, что за него какой-то незнакомец залог заплатил? Бешеные деньги! Кто, откуда — непонятно. Сперва заходил ко мне, спрашивал про парня, а опосля полсотни золотых на стол судейский высыпал. В глаза его раньше не видел, чужака этого, он и сгинул потом, как сквозь землю.

— Я знаю.

— Ну так вот! — Хелд воровато оглянулся и склонился к моему уху. — Это не все еще! Вчера ввечеру ко мне монах какой-то подходил, узел с деньгами передал, огроменный такой узел! А в ем — золото какое-то ненашенское, такого я и не видел никогда. Узел передал, но велел деньги пока вход не пускать, обождать малехо. Ну, пока тут все не угомонятся. Я ж вот теперь и сижу на энтом узле как куркуль. Я думал, вообще надо отседова сваливать, чтоб никто не проведал… Ратер мой сказывал, вроде, в Галабру он собрался, я и удумал — туда же, следом за ним… Слышь! — Он склонился еще ниже. — А вы там как, не бедствуете? Я ж что, я ж парню хотел полный кошель отсыпать, а он, вообрази, не взял ни монетки. Тебе, говорит, батя, все нужнее, я, говорит, свое еще заработаю. Во какой пацан у меня! — Паромщик, гордый отпрыском, приосанился, выпрямился. — Золотое сердце у паренька, барышня хорошая! Последнюю рубашку снимет… и его еще, как вора… — Голос его окреп. — А теперь я че скажу? Теперь скажу — истинно! Бог все видит! Есть справедливость на земле, божий промысел, он невинного из-под топора выведет и из петли выймет. Правду говорю, барышня?

— Правду, Хелд. Только ты потише говори.

— А че скрывать? Мне скрывать нечего, я честный человек, и сын мой — честный человек. За то, что не крали и не лгали никогда Единый нас и наградил. Пусть всякий знает и на ус мотает. — Тут он все-таки сбавил громкость и снова наклонился ко мне. — Слышь, барышня, можа ты долю-то возьмешь из того узла, куда мне одному столько? Ратер-то мой парень работящий, да лишние грошики, они ж никому не помешают…

— У меня есть деньги, Хелд. — Вот он в кого, оказывается, Кукушонок. Другому бы кому и в голову не пришло предлагать золото чужой девице на улице, которая только болтает что сына его знакомица, а сама врет, поди… — Не беспокойся о нас. У меня просьба к тебе.

— Да что угодно, барышня хорошая!

— Мне надо купить еды, только лавки уже закрыты, а в трактиры я заходить не хочу. Вот тебе монетка, не купишь ли нам с Ратером хлеба, вина и мяска какого-нибудь копченого? Я тебя здесь подожду.

— Да почто мне деньги твои, у меня ж самого… — Хелд пригляделся к монетке и замолк.

— Да, — сказала я, складывая его ладонь в кулак и зажимая в нем монету. — Именно поэтому я не хочу заходить в кабак. Потом все объясню, не сейчас, сейчас торопиться надо, ворота закроют. Ты иди скорее, я тебя здесь подожду. Все вопросы — потом.

— Да, конечно… — пробормотал потрясенный паромщик. — Конечно, я скоренько, я сейчас, одна нога здесь…

Он повернулся и быстро зашагал вверх по улице. Прежде чем завернул за угол, пару раз оглянулся на меня.

Улица опустела. Я потихоньку побрела вслед за Хелдом, в ту сторону, откуда только что пришла. Потом попрошу, чтобы проводил меня. С мужчиной рядом как-то все-таки спокойнее идти. Пепла сегодня искать не буду, а то, действительно, не успею к воротам. А вот на кладбище можно зайти. С Эльго поговорить. Спасибо ему сказать. Может, он знает, где Амаргин…

Я прошла мимо подворотни и сзади что-то шелестнуло. Сейчас же меж лопаток обрушился удар, согнувший меня чуть ли не пополам, одновременно кто-то схватил и вывернул за спину обе руки. На краю зрения мелькнула черная фигура, горячая потная пятерня вцепилась в лицо, другая — в волосы. Я даже пикнуть не успела.

— Кляп, скорее! — хриплый шепот.

— Отрывай ее от земли! Подними, слышишь? Поднимай же ее, урод недоношенный!

Толкотня, суета где-то за спиной. Я ничего не видела кроме замусоренной брусчатки и метущего ее собственного подола. Изо всей силы лягнула кого-то в топчущиеся ноги.

— Уй, стерва! — Снова удар меж лопаток, аж позвоночник загудел. Кажется, это меня локтем саданули. — Ты спятил, как я ее подниму?

— Как угодно!

Веревка поспешно опутывала мои запястья. Я лягнула еще раз. Промазала.

— Мммм!

— Сука, кусается! Кост, заткни ей наконец пасть!

— Хееелд! — заорала я. В лицо с размаху пришел комок тряпья.

С меня сдернули плащ и замотали голову. Мир померк.

— Держи, урод! — Глухо, сквозь толстый слой хорошего сукна.

Я извивалась, пытаясь прожевать кляп.

— Надо было мешок взять…

— Да кто же знал… Оторви ее от земли, говорю! Не давай ей касаться земли!

Мостовая выпала из-под ног. Кто-то ухватил меня под колени, невидимый мир перевернулся. Меня сейчас же замутило.

— Дурак ты, Кост, — забубнил недовольный голос. — Надо было по темечку, и вся недолга. Вот ведь сука, тяпнула, пакость такая. До крови… заболею теперь…

— Сам ты дурак, урод, — отвечал хриплый. — Псоглавец строго наказывал: живою брать. А по темечку, знаешь, так можно треснуть, потом не откачаешь. Споймали же, что ты теперь злобишься?

— А ежели не она? Мало ли девок в белых платьях по улицам шляется? — В недовольном голосе, как ни странно, прорезалась надежда. — Тяпнула ведь, зараза…