Тайна масонской ложи - Гонсало Гинер

Кэтрин, еще больше разозлившись от такой наглости, попыталась дать Хоакину еще одну пощечину, но он вовремя схватил ее за руку.

— Направьте лучше ваши усилия на то, что я вас попросил сделать, и возвращайтесь побыстрее, а то мое терпение уже подходит к концу.

Разгневанная англичанка отвернулась и ушла. Однако не прошло и пятнадцати минут, как она появилась снова, держа в руках сложенный пополам листок бумаги. Хоакин выхватил у нее этот листок и жадно впился взглядом в написанные на нем слова.

— Надеюсь вас больше никогда не увидеть, алькальд Тревелес.

Хоакин, пренебрегая всеми нормами вежливости, резко повернулся к англичанке спиной и направился к выходу, внутренне радуясь тому, что ему больше не нужно будет встречаться с этой женщиной.

— Прощайте навсегда, Кэтрин! Я очень рад, что мне уже не придется изображать чувства, которых я к вам никогда не испытывал.

Улицы и аллеи, мелькавшие мимо стремительно скакавшего на лошади Тревелеса, чем-то напоминали ему недавние неприятные момента его жизни, которые тоже, промелькнув мимо, остались далеко позади.

Да, теперь эти неприятные моменты, связанные с его предосудительными отношениями с Кэтрин и предательством по отношению к близким ему людям, были уже в прошлом. Хоакин чувствовал себя новым человеком, навсегда покончившим с нечистоплотными интригами, в которые он ввязался только ради того, чтобы узнать о местонахождении разыскиваемых им масонов.

Время от времени он мельком замечал идущих по улицам дам, и в каждой из них ему мерещилась его любимая Мария Эмилия, как будто он был не в состоянии видеть никого, кроме нее. Несмотря на трагичность ситуации, в которой он оказался, и на необходимость думать над тем, как спасти Фаустину, Хоакин то и дело сбивался на мысль о том, что ему безумно хочется увидеться с Марией Эмилией, обнять ее покрепче и признаться ей в своей безграничной любви.

Марию Эмилию удивило, с каким пылом бросился к ней Хоакин, как только он снова оказался в здании суда, где она ждала его вместе с графом де Бенавенте и с отрядом отборных стражников, готовых сразиться с кем угодно.

Мария Эмилия и Франсиско заметили синяк на щеке Тревелеса, но им даже в голову не пришло, что это след от пощечины, которую дала ему Кэтрин. Они подумали, что персонал посольства попытался оказать алькальду сопротивление.

Тревелес в течение нескольких минут объяснил своим подчиненным, каким образом он намеревается освободить графиню. Судя по полученной информации, она сейчас находилась в двести восемьдесят пятом квартале, в здании, прилегающем к дому графа де Торреэрмоса. Туда можно было подъехать по улице Саусе, мимо нового монастыря Лас-Салесас-Реалес.

Алькальд предупредил стражников, что от этих двоих англичан можно ожидать чего угодно, а потому потребовал от своих подчиненных действовать быстро и решительно, стараясь при этом не подвергать опасности жизнь графини.

Затем алькальд в сопровождении двадцати вооруженных стражников помчался по улицам Мадрида. Вслед за ними ехали граф де Бенавенте и Мария Эмилия: Тревелесу не удалось убедить их, что им лучше остаться в его кабинете. Подчинившись настойчивым просьбам, алькальд согласился взять их с собой, поставив условие, что они будут держаться на безопасном расстоянии.

Здание, в котором находилась Фаустина, было трехэтажным и по сравнению с другими постройками этого квартала выглядело довольно невзрачным и заброшенным. Оно вплотную — стена к стене — примыкало к дому графа де Торреэрмоса. Тревелес и его стражники за два квартала от этого здания слезли с коней и дальше передвигались пешком. Они взяли дом в кольцо по всему периметру, оказавшемуся довольно большим, потому что с тыльной части здания находился огороженный высокой стеной сад, через который преступники вполне могли удрать. Тревелес внимательно осмотрел фасад здания и окружающую его местность, пытаясь предугадать, каким образом преступники попытаются спастись бегством, а затем попросил графа де Бенавенте и Марию Эмилию расположиться у въездных ворот соседнего дома — то есть в том месте, которое показалось ему наиболее безопасным.

Он взял в руку пистолет и в сопровождении десяти стражников вошел в здание. Слева от себя он увидел хлипкую деревянную лестницу, почти каждая вторая ступенька которой была либо поломана, либо попросту сгнила Хотя Тревелес и его люди понимали, что подобраться к преступникам незаметно очень трудно, они все же решили попытаться это сделать и начали очень осторожно подниматься по лестнице, пока не достигли второго этажа. Там алькальд увидел одну-единственную дверь. Пока все совпадало с той информацией, которую он получил в посольстве.

Тревелес подошел к двери и жестами показал стражникам, чтобы они встали по обе ее стороны и прижались к стене — так, чтобы их не было видно. Убедившись, что все готовы, он взялся за дверной молоток и решительно постучал в дверь. Через несколько секунд по ту сторону двери послышались шаги.

— Я принес вам сообщение из посольства. Прошу открыть дверь, чтобы я мог вам его передать! — Тревелес пытался говорить как можно более убедительно и даже произнес эти слова с английским акцентом.

— Приходите позже. Сейчас я не могу вас принять… — Голос по ту сторону двери казался неуверенным, говоривший явно нервничал.

— Меня прислал посол Кин. Он настаивал на том, чтобы я передал вам это сообщение как можно скорее. Дело, видимо, срочное.

Тревелес рассчитывал, что упоминание имени посла сыграет свою роль. Если ему сейчас откроют дверь, то он и его люди, используя фактор неожиданности, смогут обезвредить преступника еще до того, как тот успеет отреагировать.

Затаив дыхание и напрягши все мускулы, Тревелес и стражники смотрели, не отрываясь, на дверь. Если они сумеют обезвредить этого масона без шума, то у них будет шанс застать Фаустину живой; если же они допустят малейший промах, второй масон может догадаться об их вторжении, и тогда неизвестно, что он сделает с Фаустиной.

— Подождите немного, я сейчас открою.

Шаги стали удаляться от двери и затихли, и, хотя через несколько секунд они послышались снова, эти секунды напряженного ожидания показались Тревелесу и стражникам целой вечностью.

Тревелес почувствовал, что у него заныли мускулы шеи, — трудно было выдержать подобное напряжение.

Раздался звук отодвигаемого засова, затем еще одного. Дверь заскрипела и начала отворяться. Открывавший ее Томас Берри никак не ожидал, что через мгновение его снесет волна рванувшихся в дверной проем людей.

Не дав ему даже вскрикнуть, стражники зажали ему рот и крепко сжали его горло, руки, голову и ноги. Они вцепились в него со всех сторон с такой силой, что теперь он мог двигать только глазами.