Наследница Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

– Черт побери! – прошипела Рената. – Коллоредо, вот ведь дубина! Боже, храни нас от военных, когда начинается война. Весь скот надо было пригнать в город, вместе с крестьянами, которых бросили на произвол судьбы, оставили на милость шведов. Теперь у врагов двойное преимущество: нам совершенно нечего есть, а они спокойно будут набивать себе брюхо.

Мельхиор уставился на нее. Внезапно он схватил ее, обнял, впечатал в губы поцелуй и закружил в танце по комнате.

– Да! – кричал он. – Да! Рената, у тебя всегда самые лучшие идеи! Вот оно, решение!

Рената высвободилась.

– Ты что, с ума сошел? Перестань, иначе я поцелую тебя в ответ, и кто знает, что из этого выйдет.

– Мама! – возмущенно пропищал Гануш.

– Успокойся, сынок, – смеясь, сказала она. Отдуваясь, она отбросила с лица волосы. – И что за хорошая идея у меня появилась?

– Скорее, скорее! Гануш, Филипп – можете отвести меня к этому отцу Плахи? И как вы считаете, он выслушает меня, если я сделаю ему предложение?

– Зависит от предложения, – заметил Филипп.

– Обессмертить и его самого, и студенческий отряд!

12

Александра никогда не была в Подлажице. Место сразу заметило ее – оно потянулось к ее сердцу и сжало его.

Низкие склоны холмов со всех сторон окружали поле, в котором дьявол дал волю своей ярости. Ручей прорезал себе путь по пейзажу, полному развалин, скособоченных хижин и голых ветвей; цветом он напоминал черную засохшую кровь. Александра напрасно говорила себе, что в воде просто отражается темнеющее небо; в ее воображении ручей, соприкасаясь с широкой долиной, мгновенно превращался в нечто, носящее на себе след прикосновения ада. Посреди развалин высился скелет церкви: крошащиеся внешние стены, лишенные крыши, обрубленные башенки… Трухлявая кость, чей мозг безжалостно высосало голодное время.

Идущий рядом с ней Вацлав откашлялся.

– Тебя оно тоже коснулось, да? – спросила она.

Он кивнул.

– Ты уже бывал здесь?

Вацлав покачал головой.

– Здесь все началось, – через некоторое время ответил он. – Во всех смыслах. Здесь возникла библия дьявола, здесь наши семьи впервые соприкоснулись с ней.

– Наше семейное проклятие, – сказала Александра и фыркнула.

Она подняла глаза, так как Вацлав не ответил. Он не сводил с нее взгляда. Затем он так улыбнулся, что подавленность, которую в ней вызывал вид безжизненных развалин и редких, одиноких, заброшенных хижин, начала проходить.

– Наше семейное благословение, – возразил он. – Если бы не оно, я бы умер в сиротском приюте, а ты и вовсе не родилась бы. Разве стоил бы тогда мир того, чтобы за него бороться, если бы не было нашей любви?

Он тронул лошадь шенкелями, и она пустилась рысью вниз по холму. Александра последовала за ним.

– Разве мы не станем ждать остальных?

– Мы мчались, как ветер, – ответил Вацлав. – А половина монахов ни разу в жизни не сидела на лошади. Пройдет много времени, пока они доберутся сюда. И я понял: мы не должны терять ни минуты.

– Вацлав!

– Что?

– А если мы не найдем ее?

Он не ответил. Александра пустила свою лошадь рысью рядом с ним. Ей казалось, что она всю свою жизнь сидит в седле и, затаив дыхание, пришпоривает лошадь. Однако в первый раз с тех пор, как они пустились в путь, у нее появилась смутная надежда, что в итоге все может закончиться хорошо.

– Когда стоишь внутри, он кажется еще огромнее, – заметила Александра.

– И еще более необозримым, – согласился Вацлав.

Он влез на груду камней, откуда торчали какие-то балки, – рухнувшее строение, глядя на которое нельзя было даже приблизительно сказать, какую функцию оно выполняло когда-то.

– Я предлагаю начать с церкви. Она и часть главного здания еще местами сохранились. Я не могу представить себе, чтобы наши отцы закопали библию дьявола под первой попавшейся кучей мусора.

Александра смотрела на дома, окружавшие развалины и обозначавшие бывшую территорию монастыря. Она не могла отделаться от впечатления, что они – совершенно серые, обветшавшие, покрытые мхом и лишайниками – представляют собой останки каких-то жутких зверей, которые приползли сюда, околели и наконец окаменели. Ей уже доводилось видеть развалины – старые каменные стены постоянно рушились, их растаскивали, соседи начинали использовать их как каменоломни, чтобы починить или расширить собственные дома или возвести новые стены. Но здесь не происходило ничего подобного. Тот, кто жил раньше в покинутых хижинах, не решился потревожить ни одного камня старого монастыря.

– Люди, которые обитали здесь… Что с ними могло случиться? – спросила Александра.

Вацлав, уже спустившийся с наблюдательного поста и вытиравший руки о плащ, пожал плечами.

– Никто не знает, что с ними стало, после того как монахи покинули монастырь и переселились в Браунау… после той бойни. Когда наши отцы вернулись сюда, тут уже никто не жил, и единственными, кто еще продолжал влачить здесь жалкое существование, были прокаженные. Весь район закрыли. Возможно, лепра унесла их всех. Как бы там ни было, мы здесь совершенно одни.

– Ты уверен? – Она оглянулась, дрожа от холода.

Она не хотела, чтобы вопрос прозвучал испуганно, и он, кажется, понял ее правильно.

– Здесь только мы и мертвецы, – ответил он.

Между кучами камней просматривались частично засыпанные тропинки, и они двинулись по этим заброшенным дорогам. Александре чудилось, что из темных щелей, пещер и расселин в обвалившихся зданиях за ними следят чьи-то глаза, не имеющие в себе ничего человеческого. Наружные стены церкви поднимались над непроходимой грудой потолочных балок, кровельной дранки и камней, местами заваливших неф на высоту человеческого роста. Должно быть, вся стена над окнами упала внутрь: верхние подоконники исчезли, участки кладки между проемами вонзали когти в пустоту.

Они заглянули в широкий провал, в котором раньше, наверное, находился центральный вход в церковь. Вацлав покачал головой.

– Если все это стряслось после того, как наши старики спрятали здесь библию дьявола, то здесь она в большей безопасности, чем под седалищем у Папы.

Александра невольно рассмеялась.

– Откуда такое сравнение?

– Я как раз вспомнил тот случай, когда Адам Августин одурачил жирного Себастьяна Вилфинга, спрятав старую конторскую книгу в колыбель Изабеллы…

Александра сделала глубокий вдох.

– Нам снова пришлось иметь дело с Себастьяном. В Вюрцбурге. – Она задрожала. – Бывают такие враги, которые не отпускают тебя всю твою жизнь.

– Так он во всей этой ситуации…

– Естественно. Мы ведь всегда были обязаны ему самыми большими неприятностями, не так ли?

Вацлав отвернулся и посмотрел на разоренную церковь.

– Вон там есть свободное место. Давай заведем туда лошадей и начнем. Может, удастся обнаружить какие-нибудь следы.

– Давай разделимся, – предложила Александра, хотя от одной только мысли о том, что ей придется в одиночку рыскать по этому огромному кладбищу, у нее мурашки шли по телу. – Будем работать в четыре глаза.

– Ну, хорошо. Но давай держаться в пределах слышимости.

– Разумеется, преподобный отче.

– Прекрати так меня называть.

Она подошла к нему, взяла за руку и нежно поцеловала в губы.

– Нам еще столько всего предстоит выяснить, – прошептала она.

– Я уже сказал тебе, что я…

– Потом, – перебила она. – Потом, Вацлав. Давай сначала покончим с этой историей!

– Ладно. Я начну здесь.

– А я займусь тем, что осталось от главного здания монастыря.

– Если тебе покажется, будто что-то качается или ненадежно…

– …я закричу, выскочу наружу и побегу к тебе за помощью.

– Александра! – воскликнул он, и она поняла, что не может легкомысленно относиться к его беспокойству.

– Я буду осторожна.

– Надеюсь.

Вход в здание монастыря походил на вход в пещеру. Он тоже остался без двери – наверное, она была деревянной и потому быстро загорелась. Дверные петли были вырваны из стены. Это служило доказательством того, что здесь все же обитали люди – отчаявшиеся люди, чьи шансы пережить день висели на волоске. Когда Вацлав упомянул прокаженных, ей пришла на ум одна история, которую она слышала довольно часто – история о том, как подружились ее отец и Андрей фон Лангенфель. Агнесс и Киприан Хлесль старались как можно дольше оберегать своих детей от знания о библии дьявола, однако в тот раз оба торжественно посвятили ее во все подробности. И сейчас Александра вспомнила о встрече с монахом, жившим в подвале монастыря среди больных проказой, монахом, которого съедала не лепра, а собственная вина. Она сунула голову в дверной проем и стала разглядывать церковь. При этом она слышала, как Вацлав залезает на кучу мусора, чтобы получить обзор внутренней части церкви. Должно быть, он знал эту историю так же хорошо, как и она, – только его воспоминания были омрачены беспокойством о ней и облегчением из-за того, что она не потребовала дать ей возможность осмотреть церковь… Церковь, которая могла окончательно рухнуть в любой момент, и тогда пусть лучше рухнет на него, чем на нее… Она улыбнулась.