Реквием по Марии - Вера Львовна Малева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К этому времени появилось множество немецких офицеров, молодых, крепких, в тщательно отглаженных новеньких мундирах. Они вышагивали с гордо поднятыми головами, считая унижением своего достоинства смотреть по сторонам, разглядывать этот легкомысленный растленный люд, каким были в их глазах венцы. Но попадались и менее высокомерные, которые не могли скрыть любопытства, с интересом осматривались, улыбались метрдотелю, кельнерам, случайным соседям по столику, которые, впрочем, спешили поскорее убраться восвояси. Однако и тех и других принимали с почетом, персонал учтиво кланялся и несколько натянуто улыбался. Мария, каждый раз увидев нового немецкого офицера, испуганно замыкалась в себе: уловив устремленный на себя взгляд, она вздрагивала и вспоминала, с каким суровым выражением смотрел на нее чиновник в Берлине, который предлагал ей сменить подданство, и от страха новых встреч с которым она убежала сюда, в Вену. Правда, чиновник был одет в штатское. Но глаза, манера держаться многих из офицеров слишком напоминали ей того чиновника.
Итальянец был довольно известным кинорежиссером. Мария видела несколько его фильмов, среди которых последний, «Сципион Африканский», показывался уже после аншлюса. Это был настоящий боевик, с величественными массовыми сценами, откровенно отдающий фашистским душком. Мария понять не могла, откуда выкопал его Густав и зачем познакомил с ним.
Но, как оказалось вскоре, это он, а не Густав предложил встретиться.
— Синьора, два года назад я видел вас в «Манон» в «Ла Скала», — заговорил он, пристально глядя на нее. — Смею заверить, что старик Джакомо, которого я имел честь знать лично, был бы восхищен вами.
В первую минуту она даже не поняла, что речь идет о Пуччини, когда ж это дошло до нее, посмотрела более приязненно.
— Это правда? Вы были с ним знакомы?
— Да, да, дорогая синьора. И таким образом вынужден признать, каким стариком являюсь. К тому же пережил Пуччини… Это был гигант. А вы, мадонна, одна из лучших исполнительниц его партий. Не я единственный так говорю. Уверяю вас. У вас свой, особый стиль и тембр голоса, который заставляет откликаться самые холодные сердца.
— Вы вводите меня в краску, — пробормотала Мария, все же чувствуя себя польщенной.
— О, о мадонна, поверьте: восхищение мое искренне. Я не склонен к преувеличениям, когда имею дело с певцами или актерами. Не ровен час придется платить намного больше из-за случайно брошенного комплимента, — засмеялся он и заговорщически подмигнул.
Эта выходка шокировала Марию, отчего Галлоне развеселился еще больше.
— Да, да, Мисси, дорогая моя, господин Галлоне твой искренний почитатель. Я готов даже ревновать к нему. — Хоть Густав и шутил, в голосе его все же слышалось напряжение. Казалось, он от чего-то предостерегает ее, на что-то намекает.
— Оставьте, господин Дисл, — проговорил итальянец, сразу становясь серьезнее и тем самым доказывая отменную наблюдательность. — Как бы ни относилась ко мне синьора, мое отношение к ней навсегда останется неизменным. Если я заинтересован в каком-то человеке, в каком-то актере, особенно большом актере, мне совершенно неважно, что я могу быть кому-то несимпатичен.
Через несколько дней, после спектакля «Травиата», Галлоне ввалился в уборную Марии. Как обычно, он был в хорошем настроении, казался веселым и жизнерадостным. Похоже, его ничуть не волновало происходящее в мире, если же он и замечал что-то неладное, то делал вид, что все это его не касается. Выше всего он ставил свои замыслы, свои проекты и будущие фильмы. Он так стремительно рванулся навстречу Марии, что та сделала над собой усилие, чтоб остаться любезной.
— О-о, синьора, разрешите еще раз выразить вам самое искреннее восхищение. Вы были великолепны! Сколько бы о вас ни говорили, сколько бы ни писали, колоссальные масштабы вашего таланта по-настоящему можно оценить только после того, как увидишь и услышишь вас.
— Вы слишком ко мне добры, сударь. — Похвалы этого человека по-прежнему казались ей фальшивыми. — Но садитесь, пожалуйста, — все-таки предложила она, подумав при этом, что, усевшись на стул, он, может, перестанет так дергаться.
Однако долго усидеть на месте Галлоне не мог. Он попросту не привык разговаривать с кем-то сидя. И столь же стремительно, как и ввалился в уборную, перешел к главному: в его планах снять фильм с участием Марии.
— О нет, о нет, — она даже протестующе подняла руку. — После «Сильных сердец» дала себе слово никогда больше не сниматься. Лично мне фильм принес счастье, — с улыбкой добавила она, — но фильм этот все же очень слабый.
— Может, не повезло со сценарием, с режиссером?
— Не думаю. Просто я на стороне правдивого, глубокого искусства, которое убеждает и потрясает. Без фальши и сладенького сиропа. И нахожу это в опере. В то время как кинематограф… нет, не хотелось бы обобщать, но большинство из того, что делается сегодня… не привлекает меня. Даже более того, решительно не нравится.
— И все же хороший фильм может доставить вам глубокое удовлетворение.
— Большего удовлетворения, чем то, которое получаю от сцены, от оперных спектаклей, быть не может. Знаю это твердо, поскольку в начале карьеры, как вам, конечно, известно, пыталась сниматься. Но меня просто привлекало желание показаться на экране, добиться популярности… Благодарю вас, нет.
— Синьора! — Галлоне резко оборвал свое взволнованное вышагивание по комнате. — Не хотелось бы, чтобы вы превратно меня поняли, но в кинематографе все зависит от режиссера.
— Значит, на том и порешим: мне, как вы говорите, не повезло с режиссерами.
— Но сейчас я предлагаю вам свои услуги.
— Я видела кое-какие ваши пленки… — начала Мария.
— И они вам не понравились.
— Я б не осмелилась высказаться столь категорично.
— Благодарю вас. Я не отказываюсь от своих работ. Во всяком случае не от всех. Но, синьора Мария, мадонна, только что я сказал, что все зависит от режиссера. Но стоило бы добавить: если ему есть с кем работать. Если вам не