Приключения сионского мудреца - Саша Саин

Глава 20

Вновь с понедельника вышел на работу. В этот раз уже, как небо распорядилось — в поликлинику! Наши пути, наконец, с Череповым разошлись. В поликлинике я ещё никогда не работал, не то чтобы я не знал, как там крутятся дела, я ее даже лучше стационара знал. Мой первый опыт поликлинической деятельности уходит корнями в раннюю юность. Именно с поликлиники я начинал своё знакомство с медициной! Но это общение начиналось по другую сторону двери. Я знал, что вначале нужно отсидеть за дверью. Затем, отстоять за дверью, а затем умудриться проскочить, несмотря на окрики: «Нахал! Сейчас моя очередь, мой номерок!». И иногда, даже когда ты занял стул у врачебного стола, то и тогда чаще «нахалки», чем «нахалы» раскрывали дверь и вставляли: «Он без очереди прошёл!» — на что приходилось изображать полное несогласие с мнением «нахалки». Чаще всего, в особенности, если врач уже что-то начал писать в карточке, или медсестра, что хуже, градусник под мышку поставила, то ты имел все шансы остаться в кабинете. Врачу в принципе глубоко всё равно, кто к нему раньше прошёл. Я хорошо знал психологию толпы за дверьми, и даже немного психологию врачей и медсестер. Обычно удавалось брать вначале справки для техникума, а затем, когда подрос и стал половозрелым, то и больничные листы. Но так, чтобы самому выдавать больничные листы, и к тебе уже толпа рвётся за дверьми, то это было впервые! И из того же предыдущего своего «задверного» опыта знал, что вначале больничный лист выдаётся на 3 дня, затем ещё на 3 дня продлевается. И только если ты очень способный и настойчивый, то через ВКК тебе ещё продлевается на 3, 4, 5 и даже 7 дней. Но для этого надо быть очень способным, но мне хватало, обычно, и 6 дней.

Вот с таким предварительным опытом зашёл в кабинет заведующей терапевтическим отделением по фамилии Руськина. Почему Руськина? Сам не знаю! Конечно, ей больше подошла бы фамилия Еврейкина. Она была маленького роста и типичная «неруськина»! Я ее ещё со времён тёти Эммы запомнил, Роберт, помню, тогда ещё сказал: «Она ничего не знает, но не злая, больничные листы даёт». Она была тогда еще участковым врачом, а теперь зав. отделением! Конечно, я ей не сказал, что я от тёти Эммы. Тем более что она мне совсем не тётя родная. А во-вторых, я уже дядя! И в третьих, не уверен — любит ли она эту тётю? Инструктаж был недлительным: «Ну, работу вы знаете, всё же клиническую ординатуру окончили. Особенности у нас такие: выдача больничного листа вначале не более трёх дней, затем не более трёх дней продлевается, и на шестой день ВКК, если надо. Приводите больного, и мы решим вместе — продлевать ли? 4 часа на приёме, затем работа на участке, по вызовам. Дадим ему четвёртый участок, Мария Петровна, как вы думаете?» — спросила она у второй зав. отделением, в этом кабинете их было двое. Мария Петровна — выше ростом, и причёска выше, но такого же возраста — до 50-ти лет, и не еврейка, конечно.

«Да, конечно, — согласилась Мария Петровна скрипучим, визгливым голосом и добавила: — А медсестра с вами на приёме будет Мария Павловна». — «Одни Марии! — подумал я. — Был бы я ещё Иван, то было бы складно „Иван да Марьи“ — почти гарем!». — «Будете заниматься, как положено, диспансеризацией. Все больные хронические один раз в году должны пройти флюорографию, сдать мокроту на БК — бациллу Коха. Рецепты получите, вот, у меня, а бланками на анализы вас обеспечит медсестра. А сейчас пройдёмте вместе, я вас отведу к председателю ВКК Волковой. Она проведёт с вами инструкцию по выдаче больничных листов. Наш новый участковый врач!» — объявила Руськина-«еврейкина», прервав мои эротические фантазии и введя меня в кабинет не к блондинке, как я ожидал, судя по фамилии, а к брюнетке, лет 32-х, поджарой, сухой, энергичной, высокого роста. «Людмила Ахмедовна, — представилась она мне, — садитесь». — «Ну, хорошо, я пойду, — сказала Руськина, — зайдёте ко мне потом. Я вам покажу ваш кабинет и вашу медсестру, сможете начать приём. В 13 часов у нас конференция, затем пойдёте по вызовам». — «Вот, больничный лист так выглядит и так заполняется, — начала Волкова. — Получите 10 бланков больничных листов в страховом столе. По вашей записке там его больным выдадут. Если больничные листы дольше 30 дней, то для дальнейшего их продления будет проведена расширенная ВКК с участием зав. отделением и моим. При больничном листе более 4-х месяцев проводится ВТЭК для решения вопроса об инвалидности или продления лечения. В процессе работы войдёте в курс, советуйтесь с зав. отделением и со мной. Желаю вам хорошего начала в работе!» — сказала улыбчивая полутаджичка или полутатарка, но по-европейски одета, европейского вида и говорящая без акцента по-русски. Медсестру «выдали» толстую, среднего роста, лет 45-ти, похожую на банщицу. Такие банщицы в Бердичеве вышибали нас из номера в городской бане через 50 минут вместо положенного часа! Они стучали в дверь и кричали: «Хватит вам, выходите!».

Когда мы расположились на рабочих местах: я у окна напротив двери, а медсестра сбоку, у торца стола, вошла первая посетительница 70-ти лет с гипертонической болезнью. В амбулаторной карточке указаны назначения: клофелин и резерпин. Артериальное давление у неё было 140 на 90. Клофелин ей отменил, он резко снижает артериальное давление, оставил резерпин как главный действующий препарат, снижающий давление. «Назначьте мне, пожалуйста, кокарбоксилазу — уколы», — попросила больная. «Зачем?» — спросил я. «Для сердца, мне от неё хорошо». Этот польский препарат — не что иное, как особая форма витамина B1, модный препарат, а все модные лекарства действуют определённое время хорошо. Во вкладыше к препарату обещается улучшение обменных процессов в миокарде — сердечной мышце, лёгких, улучшение питания сердечной мышцы. А кто не хочет, чтобы его сердце хорошо питалось? Тем более что в магазинах этого питания не хватает или плохого качества. Я не стал спорить с больной, все равно не поверит. Выписал рецепт и назначение в процедурный кабинет — пусть ходит, «колется». «Спасибо! — осталась довольна пенсионерка. — Вы будете у нас постоянно? А то у нас очень часто врачи меняются». Следующий больной 65-ти лет, согласно амбулаторной карте, со стенокардией. Я его расспросил, осмотрел, выслушал сердце, померил давление, всё было неплохо. Принимал оротат калия — препарат, тоже теоретически улучшающий обменные процессы сердца. «Вы мне, пожалуйста, вместо „арарата“ калия выпишите панангин», — попросил он меня, обозвав оротат калия любимой горой в Армении и в Турции. Панангин любили все за то, что это импортный препарат — венгерский. «Спасибо большое, а то до вас работала тут одна у нас и целый год мне только „арарат“ давала», — поблагодарил он меня за обмен «армянской горы на Карпаты». «Здравствуйте, — зашла застенчиво девушка 20-ти лет — студентка пединститута, — я простужена, температура до сорока была вчера, а сегодня не смогла на занятия пойти». Высокой температуры не оказалось — 36,5 °C, горло, лёгкие и всё остальное, как у космонавта! «Всё ничего, но „неталантливая“, справки берутся не так. Нужно больше показывать плохое самочувствие, и застенчивость тут неуместна. Ладно, не буду в первый день отношения обострять. Вначале присмотрюсь, что за контингент у меня», — решил я.

Три часа, оставшиеся после Руськиной и Волковой, прошли быстро и без паузы. «Вот, я вам выписала вызовы с вашего участка, — подала мне медсестра листок с фамилиями, адресами и карточками больных, которые захотели меня увидеть у себя дома. — У вас здесь улица Амиршоева, 192. За поликлиникой найдёте гараж, от него дойдёте по тропе в гору, километров 5, примерно. Не так близко, — сочувственно произнесла она. — Обычно к старику вызывают, но сейчас вызов к его дочери, сорока лет — температура, кашель». — «И вот, ещё пять вызовов: на улице Ойгуль — 3 вызова — это тоже наш участок, и 2 вызова, — добавила Руськина, — с чужого участка — пр. Ленина, 138 и 136 — это пятиэтажные дома, в одной остановке отсюда, можно пешком пройти». — «Врач с этого участка часто болеет, и сейчас она заболела, — объяснила медсестра причину, по которой, я получил довесок. — Вот вам бланочки на анализы, если на дому захотите направление больному дать. Вот вам аппарат для измерения давления, и вот вам — фонендоскоп». Почему-то в голове тут же опять пронеслась дурацкая присказка, которую в раннем детстве — в 6 лет, от 14-летнего брата перенял: «Вот вам штапель! Вот вам тюль! Вот вам, яйца! Вот вам…!». «Завтра мы тоже работаем с утра на приеме, а в среду — с 14 часов на приёме, поэтому вызовы будут с утра», — закончила инструктаж для молодого бойца опытная медсестра-банщица. Взяв бланки и инструменты, сложил их в чемоданчик-«дипломат» и пошёл по людям. Мой первый день работы в качестве участкового врача решил начать со штурма горы. Тогда — 11 лет назад, по приезде в Душанбе из Бердичева, удалось 40 км пройти за 5 часов. Но тогда был май месяц, прохладно, в горах +20, а сейчас июль — самый жаркий месяц. Сегодня +42 в тени, и камня в почке тогда не было! Не успел тогда ещё в Ляуре побывать, в войну поиграть. Может, ещё придётся попроситься к Мирзаидовой в Совпроф, обратно, и посидеть в бухгалтерии с нарукавниками? Или поехать в Шаартуз, там будет машина, не надо будет идти пешком, и арбузы свои! Неплохо бы было сейчас съесть холодный арбуз. Быстро нашёл нужную тропу, стрелкой на столбе было указано направление в сторону неба — улица Амиршоева! Пошёл быстро, как тогда к озеру Тимур Дары. Дорога была некрутой, под углом примерно 30°, но постоянно вверх. По бокам, довольно далеко, стояли редкие кибитки. Кто знает, относятся ли они тоже к этой улице Амиршоева — улица имени участника борьбы с басмачеством? Его, по-моему, в горах в 30-ые годы убил кто-то, и улица его именем названа была. Мне-то надо было Амиршоева, 192! Судя по номеру, не очень близко. Быстро вспотел в тенниске, без майки и тонких брюках, но лез, и лез постоянно вверх. Возможно, как и Амиршоев в своё время. Через 40 минут появились первые скопления мазанок-кибиток. Одна из кибиток стояла у тропы, во дворе бараны и собака, которая лаем неприветливо встретила. Из кибитки во двор вышел таджик лет 60-ти. Сказал ему, что врач, ищу кибитку под № 192. Здесь, оказалось, в номерах не разбирались, но когда сказал, Салиева Зебуниссо вызывает, то он уверенно показал на кибитку метрах в двухстах, и не на тропе, а в овраге. Дойдя до указанной кибитки, убедился, что это и есть семейство Салиевых. Кибитка была окружена редким, тонким, неструганным забором из стволов деревьев.