Джура - Георгий Тушкан

— Мы будем кровными друзьями — досами и сообща будем делать одно великое дело. Аллах и Магомет, пророк его, нам помогут. Кипчакбай опять налил полную пиалу. Она также пошла по кругу. Все отпили по глотку, а допивать пришлось Джуре.

— Аллах и Магомет — обманщики! — ответил Джура. — Белого луннорогого козла принес я им в жертву… Я просил: «Помогите застрелить Тагая… Помогите вернуть Зейнеб…» Не помогли! Не верю теперь!

— Вай вай! — в ужасе воскликнули аксакалы.

— Правильно, Джура, не верь Магомету. Я испытывал тебя. Верь только пророку Алию, он первый. Если ты станешь моим джигитом, ты получишь все. Ведь ты великий стрелок!

Пиала опять пошла по кругу, и Джура снова допил её. Какой огненный кумыс пьют батыры!

— Я Чон Мерген.

Аксакалы улыбались и ласково кивали головами.

— Где Зейнеб?

— Красавица Зейнеб жива, здорова, тоскует по тебе, и никто, клянусь тебе, никто её пальцем не тронул. Теперь, когда ты наш друг, я провожу тебя домой, и мы пышно отпразднуем твою свадьбу в Мин Архаре, а потом съездим через горы на запад к моему другу и обратно. Есть ли на запад путь из твоего кишлака? — Архарьи тропы уходят туда, а где есть начало тропы, есть и конец.

— А на юг можно проехать?

— Архары уходят туда через ледник.

— Так ли хорошо ты знаешь все тропы в горах?

— А кому же их ещё знать, если не мне? Я великий охотник, Чон Мерген.

— Правильно! Я уплачу за тебя свадебный калым и одарю, как обещал. Будешь ли ты нашим проводником в горы Мин Архара?

— Буду.

— Слава аллаху! У каждого пальцы к себе пригнуты. Я знал, что ты умный батыр, достойный быть аксакалом своего рода и владетелем пастбищ, скота и гор. Сможешь ли ты помочь мне изобразить на бумаге известные тебе горы за Заалайским хребтом, тропы в этих горах, перевалы и броды через реки, пастбища?

— Чтоб я, как орел, посмотрел сверху на свои горы и нарисовал карту?

— Да, да, как орел, сверху… карту, говоришь, нарисовать? Откуда ты, сын гор, знаешь, что такое карта, и можешь её нарисовать? От кого ты узнал о карте? О рисовании? Ведь коран запрещает изображать на бумаге живых…

— А зачем мне врать? Аксакал Козубай научил. Он все знает, все может.

Аксакалы испуганно переглянулись. Только на одно мгновение растерялся Кипчакбай, и снова он подал пиалу Джуре и сказал:

— А разве ты не храбрее Козубая?

— Храбрее, — подумав, ответил Джура. — Я бы не сидел за четырьмя стенами, не ждал бы, а сам…

— Так чего же ты держишься за его стремя? Козубай, как снежный обвал, закрыл тебе дорогу к праведному пути. Но мы, твои досы, сообща поможем покорить тебе Козубая и самому стать начальником. Правильно?

— Правильно! — механически повторяет Джура.

— Подтверди клятвой на хлебе, — Кипчакбай подал лепешку, — слова, сказанные тобой. Поклянись быть нам верным другом, проводником, помощником, и ты станешь богатым баем. А чтобы Козубай не мешал нам вернуться в Мин Архар, отпраздновать свадьбу, а тебе стать большим начальником, ты поможешь нам овладеть крепостью и захватить Козубая…

— Я?

— Ты!

— Захватить Козубая? Захватить крепость? — растерянно и гневно спрашивает Джура и сильно трет ладонью лицо. — И ты станешь самым богатым военачальником. Хочешь сотню джигитов?

Джура порывисто протягивает ладонь к Кипчакбаю.

— Видишь?

— Ну?! — предчувствуя недоброе, спрашивает Кипчакбай.

— Раньше на моей ладони вырастут волосы, чем я сделаю это!

— Опомнись! Сам святой имам Балбак говорил: только дикарю-фанатику несвойственно понимать свою выгоду. Подумай.

— Нет! — вскакивая, кричит Джура.

— Ты, Джура, просто дикарь, не понимающий своей выгоды.

— Да! Я ещё дикий… так сказал сам Козубай… Я дикий, но я не продам Козубая!.. Я не продам крепость! Я не продам свой род, род большевиков… Ты, ты сам дикарь, а твой имам Балбак — первый дикарь! — Джура с остеревенением плюет.

Ночью при лунном свете в яму к Чжао и Саиду упало бесчувственное тело Джуры. Они склонились над ним.

IV

Прошло десять дней. И снова в яму была спущена лестница.

— Джура, вылезай! — раздался злобный голос.

Джура пытливо смотрел в глаза Чжао.

— Терпи и молчи, что бы ни было! — сказал Чжао значительно.

— Может, убежишь, — шепнул Саид.

Наверху Джуру поджидали пять человек. Ему связали руки и ноги и, привязав к коню, повезли куда то.

Был такой же ясный день. Джура смотрел на покрытые снегом далекие горы и жадно дышал полной грудью. Окруженный охраной, он проехал по тем же улицам города. У тех же резных ворот двухэтажного дома старший из стражи крикнул:

— Эй, Юнус!

В воротах открылось окошко, и в нем показался большой толстый нос и блестящие глаза.

— Хоп, — сказал обладатель этого носа.

Загремели засовы, заскрипели ворота, и Джура очутился во дворе. Так, связанного, на лошади его ввезли во второй двор. Посреди второго двора под тенистыми деревьями, возле большого водоема, высился помост с крышей. На кошмах и расшитых подушках лежал толстяк Кипчакбай, одетый в яркий шелковый халат. Люди, сопровождавшие Джуру, сложив руки на животе, низко кланялись. Один из них шепотом сказал Джуре:

— Приветствуй раиса Кипчакбая.

Но Джура гордо промолчал: ещё не зажили раны от первой встречи с Кипчакбаем.

Из широкого водоема, журча, струился арык.

Указательным пальцем левой руки, украшенным толстым перстнем, Кипчакбай чесал за ухом кошку, разлегшуюся перед ним на подушке, и бросал крошки большому золотисто красному петуху. Кипчакбай молча рассматривал Джуру. После продолжительного молчания он приказал развязать веревки и снять его с коня. Джура, став на землю, пошатнулся: у него затекли ноги.

— Целуй! — сказал ему Кипчакбай, протягивая свою пухлую руку. Но Джура не двинулся с места.

— Ты разве не знаешь, кто я?

— Знаю, — ответил Джура, глядя на него исподлобья.

— Мой приказ — закон для правоверного. Или ты неверующий? Говори, собака!

Кипчакбай сел на подушки и свесил ногу за край помоста.

— Целуй! — сказал он, протягивая ему ногу.

Джура отвернулся. Кипчакбай сжал кулаки и топнул ногой. Петух отскочил и захлопал крыльями.

— Эй, Махмуд! — крикнул Кипчакбай.

Прибежал тщедушный старик. Его выпирающий вперед подбородок почти смыкался с огромным горбатым носом.

— Садись, — сказал Кипчакбай Джуре и бросил ему подушку. Джура, поджав ноги, сел там же, где стоял. Кипчакбай кивнул стражам, и они сели возле помоста на голую землю. — Услади нам слух, Махмуд: расскажи этому охотнику его будущее.