Золотые слезы - Лори Макбейн

— А почему она решила перестраивать площадь? — поинтересовался Николя.

— Да потому что вокруг были одни руины! Народ переехал отсюда на Кэнэл-стрит. Там кипела жизнь, шла торговля… А здесь что? В конце концов, площадь пришла в настоящее запустение, здесь остались разве что крысы. А баронесса, сами видите, какую красоту здесь навела!

— А где теперь она? — спросила Mapa.

— Вернулась во Францию, мэм. Так, значит, в отель «Сент-Луи»? — переспросил кучер, сворачивая с площади.

Николя молча кивнул и откинулся на спинку сиденья, прикрыв глаза. Mapa понимала, как трудно ему видеть город, в котором он родился и вырос, изменившимся, как странно чувствовать себя в нем чужаком.

Кучер не обманул их. Отель оказался действительно роскошным. Николя подошел вместе с Марой к конторке портье и расписался в книге постояльцев. Брови клерка немедленно поползли вверх, как только Николя поставил свою подпись, в глазах сверкнуло любопытство, а в речи появилось откровенное подобострастие. Он не умолкал ни на минуту, заверяя Николя, что апартаменты, которые им предоставлены, самые лучшие в отеле, и что леди будет в них очень комфортно.

Появился коридорный, чтобы проводить их в комнаты. Николя взял Мару под локоть и задержал на минуту.

— Мне нужно кое с кем встретиться. Я скоро вернусь, Mapa.

— Можешь не торопиться, — беспечно пожала плечами она.

— Скоро, — повторил Николя и направился через холл к дверям, за которыми вскоре исчез. Mapa смотрела ему вслед и чувствовала себя невероятно одинокой, не имея никакой уверенности в том, что он вообще вернется.

Оказавшись на улице, он с минуту постоял в раздумье, затем нанял экипаж и отправился обратно на Старую дорогу. Теперь он не смотрел по сторонам, а полностью погрузился в размышления о предстоящей встрече. Экипаж остановился у дома, который назвал Николя. Кучер принял деньги и удивленно поглядел на седока.

— Вас подождать, сэр? В этом доме давно никто не живет. Похоже, здесь вообще нет ни души.

Николя обвел взглядом погруженный в неестественную, глубокую тишину фронтон здания, заметил опущенные гардины на окнах. Покачав головой, он отказался от предложения кучера, и тот уехал. Николя стоял и смотрел на дом, где прошла лучшая половина его жизни. Штукатурка на бледно-желтом фасаде кое-где облупилась, над тротуаром нависали железные балкончики, увитые плющом, за которым давно не ухаживали. Николя поднялся по широким ступеням и постучал в знакомую дверь. Никакого ответа, как он и предполагал, не последовало. Тогда он прошел до конца фасада и без колебания толкнул маленькую железную калитку, за которой начиналась каменная дорожка, ведущая к черному ходу в дом.

Задержавшись во внутреннем дворике, Николя заметил умолкнувший фонтан, окруженный розовыми кустами. Кирпичная дорожка, которая вела к нему, поросла сорной травой. В знойные летние дни двойные двери, ведущие в двухъярусную галерею, обычно бывали открыты — через них в дом проникали прохлада и свежесть, аромат цветов. Домик прислуги тоже, судя по всему, был необитаем. Олеандры все еще были в цвету, а огромные магнолии с вощеной зеленой листвой ждали весны, чтобы покрыться чудесными кремовыми цветами. Грустно было видеть запустение и упадок, в которые был приведен этот некогда уютный и красивый уголок. Николя без труда справился с замком на двери галереи — он знал способ, открыть его без ключа — и вошел в столовую. Массивный черного дерева стол, за которым раньше собиралась вся семья, был покрыт толстым слоем серой пыли, равно как и буфеты, расставленные вдоль стен.

Из столовой Николя попал в холл, куда с трудом просачивался свет через маленькое зарешеченное окошечко над входной дверью. Справа от него были три большие комнаты. Он вошел в гостиную и с порога оглядел софу с бледно-зеленой обшивкой и с мягкими, отороченными кружевами подушками, камин с мраморной полкой, чайные столики, стулья на точеных хрупких ножках. Хрустальные шандалы и овальные зеркала в позолоченных рамах отражали тусклый солнечный свет, пробивавшийся сквозь гардины. Если пересечь гостиную, то можно оказаться в огромном бальном зале, где так часто устраивались шумные приемы и маскарады с живым оркестром и великолепным угощением. Но очевидно, что здесь давно не давали никаких балов, что в этом доме давно не звенел веселый молодой смех, не гремела музыка.

Николя вернулся в холл и подошел к лестнице на второй этаж. Его ладонь крепко сжала дубовые перила, волной нахлынули воспоминания, и в ушах раздались голоса прошлого.

— Спорим, что ты не съедешь вниз, не ступив на пол? — кричал десятилетний Франсуа, вызывая младшего брата помериться силами.

— Ставлю своего пони и новый аквариум! — запальчиво отвечал восьмилетний Николя. Теперь было смешно вспоминать об этом состязании, а тогда, в детстве, все было всерьез, на карту ставилась честь. Кстати, Николя выиграл этот спор, ему удалось съехать по перилам вниз, ни разу не касаясь ногой пола. А вот Франсуа упал и сломал руку. Николя вспомнилось еще, как воскресным утром они с братом долго одевались, чтобы идти к мессе, а потом суровая горничная подгоняла их вниз по лестнице.

— Слышала бы вас сейчас ваша мама, мастер Николя! Интересно, что бы она сказала? А что у вас в кармане, мастер Франсуа? Покажите-ка. — Она вскрикнула от ужаса. — Что вы собираетесь делать с этой лягушкой? Господи, а вдруг бы она выскочила во время причастия!

По возвращении из церкви их ждал прекрасный завтрак, на который приглашались друзья и знакомые. Затем им предстоял поход в театр на детский утренник или в оперу, после чего все возвращались домой к обеду. Ближе к вечеру ковры в гостиной скатывали, мебель отодвигали к стенам, тетя садилась за рояль, а молодежь танцевала. Слуги разносили пунш и прохладительные напитки. Время текло незаметно, и скоро наступала полночь. Пора было идти спать.

В последний раз бросив задумчивый взгляд на перила лестницы, Николя покинул дом и отправился бродить по улочкам, веером расходящимся от Старой дороги. Они, к счастью, не претерпели коренных изменений за последние пятнадцать лет и остались вполне узнаваемыми. Может быть, на них тоже появился налет запустения, но былого очарования в глазах Николя они не утратили. Впрочем, теперь его занимал лишь один вопрос: почему Монтань-Шантали оставили свой дом и, судя по всему, сделали это довольно давно?

Mapa не знала, считать ей апартаменты, которые снял Николя, своим или их общим жильем. Не означает ли отдельный номер в отеле то, что их совместной жизни пришел конец и любовные отношения исчерпаны? Даже если она и ошибается, то в эту самую минуту Николя с распростертыми объятиями встречают дома, в семье, а это неминуемо приведет к разрыву их связи. Mapa не расспрашивала Николя о том, что побудило его так внезапно вернуться в Новый Орлеан, поскольку он ясно давал понять, что не желает обсуждать этот вопрос. Единственное, о чем Маре было известно, это письмо от отца с просьбой вернуться. Mapa изо всех сил боролась с собственным любопытством и желанием вызвать Николя на разговор о его прошлом. Тем труднее ей было сдерживать себя, что она оказалась в курсе сплетен о тех обстоятельствах, которые вынудили его бежать из Нового Орлеана после злополучной дуэли.