Жизнь, как морской прилив - Кэтрин Куксон

Эмили посмотрела на него и тихо произнесла:

— Спасибо.

Он замолчал и продолжал смотреть на нее. Потом резко встал из-за стола и вышел.

Через несколько дней, сама не зная почему, девушка открыла сундук, где Берч хранил свою одежду; он всегда сам следил за ней. К удивлению Эмили, он был почти пустым.

Затем наступило утро, когда она проснулась в непривычной тишине. Не было слышно мычания коровы, ни одного звука от Бонни из стойла с другой стороны стены. Полежав спокойно несколько минут, Эмили выбралась из постели и натянула одежду. В кухне ярко горел огонь, чайник был на полке в очаге, всходило солнце, было прекрасное утро. Девушка вышла из дома и отправилась прямо в коровник; Бонни там не было. Она прошла в стойло - лошади тоже не было. Цыплята продолжали выискивать корм, но овцы исчезли. Эмили огляделась вокруг, окинула взглядом окружающую местность, долину и дальние холмы. Затем вернулась в коттедж и, посмотрев на полку над очагом, увидела письмо. Конверт не был ни запечатан, ни адресован. Она вынула два листка бумаги и прочитала:

«Дорогая Эмили,

Я несколько раз давал тебе возможность уйти, но ты не хотела воспользоваться этим. Ты бы все равно узнала, рано или поздно, о Лиззи и обо мне. Я бы давно женился на ней, если бы не ее отец, но теперь его нет... Я ухожу на ферму. Как я и сказал, я не оставлю тебя совсем без средств. Возьми пять фунтов в кувшине на полке над очагом. Кстати, ты можешь остаться в коттедже и жить здесь столько, сколько захочешь. Но, как я тебе уже говорил, если возникнет желание устроиться где-то в другом месте, то можешь взять с собой мебель, за исключением часов, французского столика и бюро. Я забрал животных, так как не могу явиться туда ни с чем. Однако ты не останешься без молока; я буду оставлять жбан с молоком через день у ворот старой дорожной заставы, а также немного масла и сыра, чтобы тебе было чем питаться.

Я очень сожалею, что все так получилось, но, как я на днях сказал тебе, ты не долго останешься одна, тебя скоро кто-нибудь подберет. Счастливо и спасибо за твою доброту.

Твой Лэрри».

Эмили села и положила письмо на колени. Глядя прямо перед собой, она громко сказала:

— «Тебя скоро кто-нибудь подберет». Подбирают шлюх, подбирают женщин из доков! «Тебя скоро кто-нибудь подберет!»

И он будет оставлять ей жбан молока. Неужели! Как он добр. До тех пор, пока не слегла, именно она занималась животными: доила корову, убиралась в коровнике и смотрела за лошадью, даже чистила ее.

И он по доброте душевной оставил ей пять фунтов. Как долго сможет она прожить на пять фунтов? Берч же знал - у нее нет ни пенни своих денег.

А мебель. Она могла взять все, кроме часов, французского столика и бюро. Это были самые лучшие вещи, единственные, которые представляли собой хоть какую-то ценность. Это она забрала их из гостиной; с помощью миссис Райли она вытащила бюро в холл, а также французский столик с тонкими ножками и огороженной крышкой. Она выбрала его, потому что он был красивым. И часы. Часы, она знала это, были дорогими. Он сказал ей об этом. Сказал также, что полковник привез их из-за границы. Что касалось остальной мебели, то там был комод с небольшим шкафчиком для фарфора, стоявшим на нем, скамья, стол и стулья. Еще, конечно, два больших сундука, в которых раньше хранилась его одежда, а сейчас лежало несколько старых рубах и нижнее белье.

«Тебя скоро кто-нибудь подберет!»

«Можешь забрать мебель, кроме...»

«Я забрал животных,

так как не могу явиться туда ни с чем».

Нет, туда он не мог явиться с пустыми руками, но ее он оставил ни с чем. Пять фунтов, несколько предметов мебели и бесплатное молоко, если она пройдет по мили туда и обратно, чтобы забрать его.

За кого он ее принимает?

Эмили так резко вскочила со стула, что он упал. Она вошла в спальню и огляделась. Оттуда она прошла в моечную и через нее на кухню. В этот момент Эмили казалось, что она провела в коттедже всю жизнь. Она работала с зари до сумерек шесть дней в неделю круглый год; даже в тот день, когда ездила в город, она поднималась не позже пяти часов утра, чтобы выполнить свою повседневную работу. Вечер за вечером она терпела тишину молчания, жалела его, присматривала за ним, страдала и переживала из-за его плохого настроения, а он все это время наносил визиты в амбар Андерсена. И, поступая так, он еще смел грозить ей, что что-то может случиться, если она заговорит с мистером Стюартом! Он не допустит, чтобы из него второй раз сделали дурака. Однако, как только путь был свободен, чтобы занять место умершего человека и снова стать хозяином на ферме, он был рад отпустить ее. Да, вот что было унизительно во всей этой истории; он хотел, чтобы она спустилась вниз к мистеру Стюарту!

Теперь Эмили знала наверняка, что все то время, что они были вместе, он все равно смотрел на нее как на служанку, в лучшем случае - как на женщину на содержании, которую можно вышвырнуть или передать другому. Так джентльмены поступают со своими любовницами. Правда, джентльмены оставляют их обеспеченными. Они не говорят: «Я забрал корову, лошадь и овец, и еще мне нужны часы, бюро и французский столик». Нет, джентльмен сказал бы: «Ты можешь оставить все это себе, Эмили. Более того, вот документы на коттедж и сумма, которой тебе хватит на всю оставшуюся жизнь».

Статус проститутки оплачивался; статус любовницы оплачивался! А любовь, сочувствие, нежность и ежедневная выматывающая работа не оплачивались!

Она выбежала из дома и метнулась к воротам. Схватившись за них, она медленно повела головой, охватывая взглядом окружавший простор. Когда Эмили увидела реку, ее голова замерла. У нее появилось желание побежать туда, но не утопиться, нет, а снять всю одежду и полежать в воде, чтобы она плескалась вокруг нее, смывая грязь с тела, смывая все его прикосновения. Чтобы смыть агонию, через которую она прошла, рожая ребенка.

Когда-то она была девчонкой, которая ощущала внутреннюю радость, чьим девизом были слова «никогда не вешай носа», единственной целью которой было приободрять людей. Но это было в начале ее жизни, когда она была пятнадцатилетней или шестнадцатилетней девочкой; да, и даже семнадцатилетней. Но за последние два года она прожила целую жизнь. Из девочки она превратилась в молодую женщину. А теперь она была совершенно взрослой женщиной, внутренне старой. Состарившейся настолько, насколько только десятилетия могут состарить. Однако в данный момент Эмили казалось, что всего мгновение прошло с тех пор, когда она была младенцем, сидевшим голым задом на теплых камнях перед дверью их дома на Кредор-стрит. Она снова вспомнила строчку из маленькой книжечки: «Существование - это время, затраченное на то, чтобы намочить береговую гальку». Да, только не нужно забывать о бесчисленных камушках, составляющих эту гальку.