Жизнь, как морской прилив - Кэтрин Куксон

О Боже! Она не может терпеть эту боль. Кто-нибудь... кто-нибудь, придите! Она собиралась родить ребенка здесь, на обочине дороги! Но этого не может быть; ни один ребенок не появляется так быстро! Эмили вспомнила женщин с Кредор-стрит: миссис Оливер, миссис Смит, миссис Гаррик и многих других. Рождение их детей занимало много времени, иногда даже по два дня. Она не выдержит это в течение нескольких дней. О нет! Нет! Она просто умрет.

Затем боль слегка отступила, и она попыталась выпрямиться. Тогда все началось сначала, но еще хуже, если это вообще было возможно.

Теперь Эмили лежала на траве, подтянув колени к животу, и громко звала:

— Лэрри! Лэрри! Пожалуйста... пожалуйста. О! Кто-нибудь, помогите мне!

Темнота поглотила ее, и в ней исчезла боль, но, когда она открыла глаза и увидела свет, то боль снова вернулась, будто кто-то разрезал ее сверху донизу с правой стороны. Эмили вжалась в землю и снова громко закричала. Она кричала так громко, что не услышала ни топота копыт, ни стука колес двуколки на дороге. Она даже не совсем осознала, что кто-то обхватил ее руками и пытался посадить. Но она услышала знакомый голос, который произнес:

— Она собирается родить, сэр.

Эмили узнала этот голос. Это был голос Джорджа. Она что, вышла замуж за Джорджа? Нет-нет; что это она! О, мой Бог! Пожалуйста... пожалуйста, Боже, ослабь боль! Ослабь!

— Все хорошо. Все хорошо.

— Она не сможет подняться на холм. Она не сможет. Надо перенести ее в двуколку и отвезти домой.

Эмили начала вырываться, но теперь она кричала, почти плача:

— Нет! Нет! Он застрелит вас. Он сказал, что сделает это, и он сделает! Он застрелит вас!

Она снова опустила голову на раздувшуюся грудь; ее колени были подтянуты к животу. Она полулежала, скорчившись на обочине. Глаза ее были закрыты, и в какое-то жуткое мгновение ей показалось, что они ушли и оставили ее. Потом Эмили слышала, как мистер Стюарт спросил:

— Насколько далеко может двуколка проехать по холмам?

Она услышала ответ Джорджа:

— Если она будет в двуколке одна, то до вершины первого холма, потом вниз по склону, через долину и до подножия следующего холма. Но лошадь не сможет подняться на второй холм, его склон очень неровный, и там есть только узкая тропинка.

Стюарт наклонился к ней и ласково сказал:

— Послушайте, Эмили, послушайте. Мы собираемся отвезти вас в коттедж. Сейчас все нормально. Все хорошо. Но вам придется проехать в двуколке как можно дальше. Приподнимитесь. Вот молодец, давайте поднимайтесь.

Она не могла сейчас сопротивляться, боль перехватила ее дыхание, но, когда она обнаружила, что лежит на дне двуколки, она прошептала в лицо, которое увидела над собой:

— Пусть Джордж отвезет меня, но только не вы... не вы.

— Хорошо, хорошо. Джордж как раз здесь.

— Все нормально, Эмили. Я присмотрю за тобой. Я поставил твои сумки к остальным вещам. С тобой все в порядке. Просто лежи спокойно. Ты скоро будешь на холме.

Когда двуколка двинулась вперед, у Эмили было такое ощущение, что ее кто-то качает, и боль слегка ослабла, но только слегка. Ребенок должен вот-вот родиться, она чувствовала это, но, Боже! Если так рожают детей, то она не хотела бы снова это испытать; о, нет! Никогда, никогда больше!

Ей хотелось ухватиться за чью-нибудь руку. Если бы она могла держаться за чью-нибудь руку. Мамину. Нет- нет; ее мама давно умерла. За руку тети Мэри. Да, тети Мэри. О, ей так хотелось держаться за руку тети Мэри!

Боль стала меньше. Может, она спала? Эмили показалось, что она только что проснулась; но она все еще была в двуколке. Она открыла глаза и посмотрела через свой вздувшийся живот. Возле ее ног шел мужчина; он держал их... О, нет, нет! Он не должен подниматься на холм!

Эмили хотела запротестовать, но, похоже, снова уснула. Потом боль пронзила ее, и она полностью очнулась. Она почувствовала, как ее поднимают, и поняла, что лежит на двух парах рук. Она не могла протестовать, потому что всю ее энергию поглотила боль...

Эмили услышала голос, словно орущий ей в ухо:

— Опустите ее!

Она попыталась высвободиться из колыбели рук, но это было невозможно, потому что ее продолжали нести. Она услышала голос Джорджа, ревевший в ее второе ухо:

— Не будьте дураком, мистер Берч! Ей плохо, по-настоящему плохо; она рожает.

— Я сказал, опустите ее!

— Я опущу ее там, где есть кровать, чтобы было, на что опустить ее! — Этот голос не был похож на рев, он был ровным, почти холодным.

Она снова попыталась высвободиться, но слова: «Спокойно! Спокойно!» — произнесенные близко от ее лица, заставили ее откинуться назад. Ее голова покоилась на чьем-то плече. На чьем плече, Эмили не знала.

— Я пристрелю вас! Это так же точно, как то, что я стою здесь. Если вы не опустите ее сию же минуту, то я пристрелю вас!

— Давайте... стреляйте.

— Ты, грязный иностранец! Ты!.. Ты!..

Последовали такие ругательства, часть из которых Эмили даже никогда раньше не слышала, остальные она уже слышала. Девушка почувствовала тошноту, когда услышала их. Они вплелись в боль и причиняли ей не меньшие страдания, чем ребенок. Эмили почувствовала отвращение и стыд.

Она поняла, что они проходят через дверь коттеджа. Когда ее посадили на кровать, она сразу же подняла колени и положила на них голову. Схватившись за постель, она крикнула:

— Найдите кого-нибудь! Врача... кого-нибудь!

— Хорошо, хорошо. Мы приведем врача.

— Убирайтесь отсюда! Или, клянусь Богом, я застрелю вас!

— Почему же вы этого не делаете?

Голоса доносились до нее из кухни - громкие, хриплые и даже пугающие.

— Вы не стоите того!

— Не стою, мистер Берч? А я скажу вам, что вы не посмеете выстрелить по той простой причине, что вы понимаете, какие у этого поступка будут последствия! Вы, мистер Берч, прятались за женские юбки с тех пор, как научились ходить в этом самом коттедже! Когда я только приехал сюда, я очень жалел вас из-за того, как моя жена поступила с вами, но теперь я вижу, что она сразу же раскусила вас и под конец дала вам то, что вы заслужили. Действительно, вы были прекрасной парочкой, вы подходили друг другу...

Послышался звук, будто что-то тяжелое упало на пол, а Николас Стюарт воскликнул:

— Вы даже прикладом не умеете правильно пользоваться. Знаете, кто вы, по мнению тех, кто живет в деревне, - вы ничтожество! Жалкое, неискреннее, двуличное ничтожество... Сейчас я ухожу, но предупреждаю вас. — Голос стал тише. — Перестаньте вести двойную игру, иначе... Амбар Андерсена не так уж изолирован, как вам кажется. Я бы на вашем месте прекратил прогулки!

Теперь Эмили окружала тишина. Она не знала, есть ли кто в коттедже или она осталась одна. Ее агония слегка утихла. Одежда была мокрой от пота. Ей хотелось пить. Если бы здесь хоть кто-то был, кто-то, кто бы держал ее за руку. Неужели она умрет? Сейчас ей было все равно. Если она умрет, то будут решены все проблемы. И ребенок тоже умрет. Если же он не умрет, то нужно передать ему часы. Часы. Часы. Когда-нибудь кто-то, кто будет здесь копать, найдет часы.