Банда гиньолей - Луи Селин

Тем временем я бил баклуши, а Состен смотрел, как я их бью, и бесился. Ему непременно нужно было, чтобы я занимался делом. Пунктик у него был такой: я должен был лезть на чердак, прищемлять себе пальцы, возиться с механикой, колотить молотком, обтачивать напильником, волочить проволоку, приобщаться понемногу к химии и нюхать содержимое их бутылей. Все тот же… горбатого могила исправит! Я кипятился:

— Да ты вспомни! Совсем память отшибло? Не ты ли говорил мне, что на этом поставили крест? Что война окончена… ну, почти? Что все совершенно изменится? Что произойдут коренные перемены в судьбе, и счет идет буквально на часы? Что все в руках Гоа? Ты ведь не станешь отрицать, ведь я не из пальца это высосал? Или снова лечение мозгов, признавайся?

Вот какую ловушку я ему устроил. Крепко я прижал этого педика.

Я продолжал между тем вытягивать из него жилы:

— Трепло! Пустобрех! Жучило! Ты ведь клялся самым святым, что тебе, вроде, хрен знает какое послание было и всякая такая дребедень. Ничего уже не помнишь? Ты же клялся своей Пепе, божился, что все послал к черту, войну и прочее, телефон, мои палочки! Ты, мол, плевал на самого Господа Бога! Это твои собственные слова! Мол, пришел конец несчастьям, ждать осталось всего несколько дней. В таком случае какой смысл нюхать твою хреновину? Ты сам говорил мне, что противогазы изжили себя. Я уже дышал дымом ваших сигарет! Вечно меня чем-нибудь обкуривают! Ну, чем не печка? Ты этого хотел, Шуберский?

Думаю, этот ворожей хренов упорно наводил на меня порчу, насылал удушье. Мне предназначалась роль сосиски, ливерной колбасы для копчения… Я становился резок, а он исподтишка наблюдал, как я брыкаюсь… Не по душе ему было, что я прозрел, проник в их тайные замыслы.

— Я тебе не выхлопная труба! — твердил я ему. — Не выхлопная труба!

Он что-то бурчал себе под нос, боялся открыто отрицать из опасения, что я расквашу ему рожу. Я доводил его до белого каления:

— Что же ты молчишь? Говори! Какого черта ты мне голову дуришь?.. По твоей милости я ночей не сплю, гоняюсь за твоими призраками, а теперь ты хочешь, чтобы я покончил с собой?.. Ну, признавайся! Ты — вурдалак! Только меня голыми руками не возьмешь, и не мечтай!..

Он терпел, терпел и наконец его прорвало. Дав волю гневу, он пустился в объяснения, спотыкаясь о слова:

— По… послушай, Фердинанд, послушай! Я жизнь тебе спасал и продолжаю спасать, неужели не понятно!.. Но у полковника одно на уме: как бы упечь тебя за решетку. Думаешь, он ничего не видит?.. Просто он ничего не говорит, а это разные вещи. На мне зло вымещает: он, мол, ни на что не годен, только и думает, как бы злоупотребить доверием, ленивец, лежебока, вор!.. Я ему в ответ, мол, так и так, ты нуждаешься в жалости… Как могу, успокаиваю его… Ты, мол, страдаешь из-за своих ран… несчастный, свихнувшийся псих… калека с дурной головой… Так нет, это его не волнует! Просто мечтает сдать тебя полиции!.. Мне приходится проповедовать, жертвовать собой! Я боюсь за тебя!.. Поистине, ты неблагодарен!..

Этому дерьмовому полковнику О'Коллогему понадобилось время, чтобы сообразить, какого я держался о нем мнения… Погань — вот все, что я мог сказать о нем!.. Мерзкая тварь, как и Состен!.. Они стоили друг друга… Откровение!.. Сволочное отродье, сучье племя!.. Доверительность!.. Почему полковник, этот сраный О'Коллогем не поговорил со мной начистоту, почему в упор не желал видеть, нападал из-за угла?.. Гадина!.. А все из-за выпоротой племянницы. Боялся, как бы я не проговорился, вот в чем загвоздка, как бы не рассказал кое о чем… Хороша парочка!.. Вот чем они занимались в чулане с железками: вместо того, чтобы добросовестно работать, они перемывали мне косточки… записывали меня в негодяи… Нетрудно вообразить!.. И я еще должен был приносить пользу, к вящей их радости окончательно разбить себе пальцы между молотами и наковальнями!.. Тут чувствовалось некое извращение, да и посмеяться было над чем, но в то же время таилась опасность, опасность немалая! Еще бы! Надо было что-то придумать… Драпать отсюда, сматываться… Ни минуты более не омрачать обряд семейного бытия моим гнусным присутствием. Убираться, и — уж извините! — без лишнего шума. Избавить от моей праздной и хулиганствующей личности… Ах, сволота!.. Довольно бездельничать! По собственному выражению полковника «nо loafing!» — не отлынивать!.. То же относилось и к племяннице. Никаких послаблений!.. Чудная парочка! Пусть и она лезет на чердак и займется по-настоящему домашними делами. Каждый должен вносить свою лепту!.. Главный лозунг дня: удвоить… утроить усилия… Повеление лорда Керзона — удесятеренная польза! Великий эдикт премьер-министра Ллойда Джорджа, начертанный на стенах всех домов, на огромных щитах: не щадить сил ради победы, «удесятерить усилия!..» По всей видимости, господин Джордж и лорд Керзон не могли рассчитывать ни на мои руки, ни на мою голову… Оставалось одно: сматываться, убираться из этого треклятого дома, иначе они сживут меня со свету… Только и вне этих стен уверенности быть не могло: ищейки сядут на хвост!.. Смыться, конечно, неплохо, но чего это будет стоить? Здоровье не давало мне возможности зарабатывать на жизнь. Работать в доках?.. Лучше набраться терпения, притвориться, будто раскаиваюсь и все такое… будто я тяну время, как с Военным министерством… будто валяю дурака на манер «я не понимаю»… Понятное дело, дядя предпочел бы, чтобы я ушел, убрался по-хорошему и держал язык за зубами. Верно, опасался скандалов… боялся, что я расскажу о порке… Нет, пусть лучше убирается этот жалкий человечишко. Пусть собирает свои манатки — и чтобы духа его здесь не было!.. А если я увезу его милочку?.. Вот тут он поперхнется! Но на воле пришлось бы добывать себе на пропитание, а на двоих это было бы значительно труднее… Любить, желать — это еще не все. Наиразумнейшее, наилучшее, наиболее приемлемое решение — держаться за кормушку. Черт с ними!.. Не сдаваться, не поджимать хвост, будь оно неладно!.. Будем садиться к обеденному столу вот так, лицом к лицу… Коварство!.. А потом мчаться, высунув язык, к железкам… чтобы они балдели от моей работы!.. Копаться, химичить с железками, пускать густую пыль в глаза… Будем, черт возьми, усердствовать! Побольше шума!.. Ни Ллойд Джордж, ни король, ни Керзон ручек не замарают… Вот это работа, работа за троих!.. Уж они-то могут спокойно отдыхать!..

Я внушал себе: не будем суетиться, выиграем время, сбережем здоровье… Вот кончится зима, холодрыга, и самое трудное останется позади… Конечно, Состеновой брехне не стоило доверять, но, может быть, все-таки эта хренова война кончится раньше, чем предполагают? Почему бы и нет?.. Когда надеешься, все видится в розовом свете… Навострю лыжи весной и махну в Австралию… Я взял на заметку Австралию… Весь Хаймаркет был обклеен огромными афишами. Требовались молодые, решительные, предприимчивые люди. Так и сделаю!.. Начну там новую жизнь… Мне это представлялось в точности, как парню на рекламном щите. Великолепный ковбой, встав на стременах, горделиво показывал на Австралию… на равнину, поросшую такой роскошной, такой сверкающей под солнцем, расцвеченной тюльпанами и розами зеленью, что хоть ешь ее… На плакате было начертано: «Come and live with us!» Приезжайте и живите счастливо!.. Соблазнительный призыв, на который я намеревался откликнуться, но исключительно один!.. «After the War come with us!» А как же иначе! В ту же секунду! Почему бы и нет?.. Эта мысль все больше занимала меня, буравила мозг. Другой возможности для себя в будущем я просто не видел. В одно прекрасное утро я тихонько соберу пожитки… Моя заветная мечта! Одной ею я жил… Надежда поможет устоять перед злосчастиями. Крепись, не поддавайся злой доле, встречай беды лицом к лицу, не вешай носа!.. Я поднимался на антресоли и вколачивал гвозди — чтобы был порядок… Довольно расхлябанности!.. Я служил порядку, и малышка тоже. Она подавала мне молоток, а я бил себя по пальцам… Как можно больше порядка по системе Дельфины у Клабена… Посреди помещения — ровное место, окруженное холмами. Инструменты перетаскивались на стропила, всякая дрянь кучей отгребалась в сторону… Старикан подозрительно косился на меня. Он заметил резкую перемену во мне, видел, с каким настроением и жаром я трудился. Неузнаваем!.. Взялся за работу!.. Это казалось ему странным. Он пытался застигнуть нас с малышкой врасплох… подкрадывался к чулану… где хранились хрустальные детали, склянки, пипетки… Малышка полоскала, а я протирал тряпкой. Он возникал неожиданно в дверях — и не обнаруживал ничего подозрительного. Пусть его ходит на здоровье!.. Ни единого движения, ни малейшего слова. Начеку!.. Держи карман шире, скотина!.. Вот была бы радость для этой злопамятной, ревнивой сволочи!.. Застукать меня за щупаньем на месте преступления! Какое было бы ликование, какое торжество!.. Без промедления выдать меня легавым… Ничего не попишешь: шпана, разбойник, прихлебатель, растлитель девочек… Уж я, наверное, отведал бы полицейских плетей! Уж я, как пить дать, загремел бы в Police Court! Ну, как же, собственная племянница полковника!.. Ах, если бы я, хулиган эдакий, попался вовремя! А как же, нравственность!.. Уже мне пришлось бы расплачиваться по всем статьям, уж они спустили бы с меня шкуру! В два счета, да что в два — глазом моргнуть бы не успел!.. Полное крушение!.. А потому — бдительность неусыпная… Вот так и живу, ощетинившись, понять меня можно… Пусть, пусть подглядывает, подкрадывается и прочее. Вот так я и держусь… Малышке — ни слова, ни полслова. Не знакомы… Даже когда мы оказывались вдвоем в дальнем конце мастерской, я притворялся, будто не замечаю ее. Остерегайся, бестолочь!.. Мне слышны ее вздохи. Но нет, никаких шалостей, никаких вольностей! Закован в броню, неуязвим, тверд!.. Я возился у верстака, а помышлял единственно о моей Австралии… Когда девчонка заговаривала со мной, я что-то невнятно мычал, просто мычал… Мол, совсем ничего не понимаю!.. Но голова у меня работала на полную мощность. О, какие бури разыгрывались в ней, потрясенной, истерзанной, разламывающейся от боли… В висках моих стучали молоты… Я готов был выть от укоров совести, сожалений, слов — всего, что ворочалось в моем мозгу… Я не последовал ни одному из добрых правил пансиона Каскада на Лестере. Воскресали в памяти наставления котов, все их полезные советы — безошибочная мудрость: «Не орудуй в семейных домах — ничего, кроме неприятностей, тебя там не ждет… Ищи удачи в пивных, в барах с девочками… Не выходи из дома косой… Не добавляй к беде новой беды… Непомерные желания — погибель человека…» Это имело ко мне прямое отношение. Слишком многого хотел, за что и поплатился!.. Теперь расхлебываю. Куда черт понес меня искать приключений?.. Девочка из светского общества! Хватило ума!.. Поделом мне… Как мне вспоминались теперь их наставления! Как я мог сделать такую глупость?.. Правы были коты, когда говорили, что из-за пристрастия к женскому полу я лишь скатывался еще ниже… еще глубже увязал… Мне уже не выбраться… К тому же по этой части, в смысле постельных подвигов, я особой страстностью не отличался. Кой черт взбрело мне на ум увести племянницу от психованного дяди-бичевальщика?.. Какую же глупость я сморозил!.. Сваливать отсюда в одиночку — вот такие виды на будущее… Не дать облапошить себя!.. Она чувствовала себя ужасно расстроенной. Все, точка. Это была ошибка… Больше я не заговорю с ней! Пусть вздыхает про себя… И со мной случались несчастья, да в тысячу раз худшие, не какие-нибудь ерундовые огорчения!.. Довольно пагубных умилений… Спустят с меня шкуру кнутом в полиции! К чертям свинячьим! С приветом, на помойку!.. Страшная промашка… Гляди в оба, бедолага!.. Из-за всяких злосчастий сна лишился. Мне не хватало только причитать над девчонкой! Опостылело все, окончательно вогнало в тоску!.. Она полоскала склянки и всхлипывала, а я готов был отхлестать ее по щекам. Она стала невыносима мне!.. Она возила слезы носом. Дуйся, дуйся, скверная девчонка!.. В печенках у меня сидела моя жизнь… Я начинал походить на Состена. Растреклятая моя судьба! Судьба с чужого плеча!.. Мне нужна была другая, будь оно неладно!.. Пусть катится куда подальше моя паршивая, никчемная судьба! Мне нужна жизнь беспечальная! Жить в свое удовольствие, в уюте, тепле, в укромном уголке — вот о чем я меч-Тал… Знаясь с чародеями, я начал понемногу смыслить в их делах, даже почувствовал в себе нечто мистическое, становился похож на них… Говорят, все зависит от звезды, а звезда англичан — это что-нибудь да значит! Мне бы такую!.. Я повидал немало англичан. Не знаю уж, чем они ублажали свою Звезду, что она так благоволила им… Уж не услаждали ли они ее, подобно Состену, пляской живота? Во всяком случае, они не зря старались… То и дело попадались на глаза праздношатающиеся english boys, многие как раз в моем возрасте… Ох, как замечательно они окопались, эти english boys! Крикет, rowing, футбол, всякие бирюльки… Разряжены в одежды принцев и кокоток. Главное — цвет лица и бридж с флиртом… Точила эта мысль меня… Я им завидовал… Может быть, я родился маньяком в неблагоприятную фазу луны?.. Я видел одних тыловых крыс… Конечно, попадались и солдаты, но мне было на всех наплевать, чтоб они все передохли! Полагаю, все они родились под счастливой звездой, в том числе и солдаты. Судьба баловней!.. А на какие крайности приходилось идти мне, к каким гнусным ухищрениям приходилось прибегать!.. Это был мой крест, от судьбы никуда не денешься!.. Тут Состен как в воду глядел. Надо бы мне взять другой знак Зодиака! Тельца, что ли? Да любой другой, только поскорее!.. Не худо бы призвать на помощь эзотерическую науку. Я испытал вдруг неодолимое влечение к ней… От вечных мытарств затравленной крысы я стал вдруг замечать то, чего прежде не видел… Полоща склянки, я размышлял только о моей судьбе… Склонившись над лоханью, я окунал в воду трубки, пипетки. Летели брызги… неуклюже у меня получалось, все кругом облил. Ловкостью я не отличался, но добросовестности мне было не занимать… От работы ни на миг не отвлекался, весь — внимание, усердие. Никаких шалостей!.. Малышка беспокойно вертелась вокруг меня, то отходила, то подходила. Видимо, хотела заговорить… Плевать! Я мычал себе под нос как последний невежа, ворчливый мужлан, возясь в грязной воде. Никакого баловства, ни-ни!.. Пошамать, завалиться на боковую — и никаких забот!.. Я обмозговывал свой план… творил про себя нечто вроде молитвы, уповая на перемену моей судьбы… Эта мысль стучала у меня в голове… По ночам, ворочаясь под одеялом, я напряженно размышлял о том же. Я по-прежнему засыпал с великим трудом из-за гула в ушах, из-за выбивающихся струй пара. Как же я мучился!.. В отличие от Состена, я не плясал животом браминскую пляску Граций — дурацкое, на мой взгляд, занятие! — а горячо молился о перемене судьбы… А вдруг такое возможно?.. Может быть, повеет вдруг свежим ветром, прежде чем я загнусь, окочурюсь от невыносимых страданий?.. Поторопились бы мои звезды! Особых чудес не потребуется, а как меня выручили бы, oro-го!.. Не так уж много мне нужно было — я не собирался ниспровергать Христа… не желал смерти Папы Римского… Просто мне нужна была какая-нибудь уловка, какая-нибудь лазейка, чтобы страшилище не пожрало меня со всеми потрохами, чтобы меня оставили в покое… Собрать манатки — и в Австралию! Сбить ищеек со следа! Скромные желания… Вполне могло выгореть, но только если действовать очень быстро… Никаких вещей, это само собой! Куколку к черту!.. Спешить, гнать во весь опор!.. Никакой тележки с барахлом следом! Лететь без промедления!.. Оторваться от ублюдков, от Клабена с его шайкой, от размахивающего руками Состена… ясное дело, от Мэтью… Я уже воображал себя вырвавшимся из пут. Безоблачное будущее, милый мой!.. Ну, что-то много я навоображал! Я уходил в спальню раньше всех, мучил себя во сне, бредил под гул в ушах… Признаться, это было не так просто… надо было приготовить почву… Я вставал из-за стола до десерта, приносил извинения… Все та же головная боль… Да что извинения: невмоготу мне становилось, всякое терпение кончалось… Лишь бы мне не мешали! Мне нужно было обдумывать, обдумывать… Броситься в постель и размышлять, уткнувшись в подушку, в полном одиночестве. Состен допоздна засиживался внизу, в обществе полковника. Состен, водный, так сказать, человек, рыцарь Волн, забыл свои обеты. Уже ночью они поднимались по лестнице… отрыгивая… похохатывая… пьяные в стельку — черри, виски, джин и шампанское… Наверху слышно было хлопанье пробок. Они беседовали в самом радужном настроении духа… Состен учил английский, учился орать во всю глотку «Victory! Victory!.. Я не мешал им… Они барахтались, пускали пузыри в своем пойле… словом, с приятностью проводили время… На меня они не обращали ни малейшего внимания, малышка находилась, вероятно, в своей спальне, а я дрожал за свое будущее. От жгучего, лютого страха, от моей нервной трясучки кровать ходила ходуном. Как бы мне улизнуть от этих упырей!.. Я переворачивал подушку с боку на бок, в голове словно шипели струи пара, в мозгу звенело, вспыхивало, гудело, свистело — Боже, какая мука!.. Голова раскалывалась! Господи, какая трескотня!.. Каких усилий мне стоило уснуть!..