Лихо. Медь и мёд - Яна Лехчина

Лоскуты колдовской кожи разветвлялись по предплечью и кисти, как вздувшиеся вены, – только выпуклее и толще. Они отличались по цвету и местами выглядели так, будто ныряли в самую мякоть руки.

– Ещё чуть-чуть, – предположила она, – и мне пришлось бы ехать в Хал-Азар к достопочтенному Залвату.

Пан Авро шутливо погрозил пальцем.

– Ну нет, дитя, всё не так плохо… Залват – удивительный чародей и мой добрый приятель, только мы пока обойдёмся без него.

Пан Авро ушёл, но в одиночестве Ольжана пробыла недолго. Вскоре появилась Мореника – толкнула дверь бедром и внесла поднос, полный еды. Даже это получилось у неё так, словно она запрыгнула на сцену – пританцовывая, в ворохе кудрей и облаке ягодно-пряных духов.

– С пробуждением, дорогая. – Она поставила поднос и села на край постели. – Как ты?

Снова – этот тон, будто они лучшие подруги. Но сейчас Ольжане не хотелось думать, что Мореника любезничала с ней, преследуя свои цели – может, чтобы Ольжана не пожаловалась госпоже Кажимере или чтобы Мореника не получила нагоняй за то, что нерадивая гостья всё же сбросила маску… Ольжана отогнала эти мысли. Мореника смотрела участливо, с жалостью, и Ольжане хотелось верить в её знойную тачератскую душевность.

Ольжана принялась за еду и заставила Моренику угоститься. Спросила, кто ухаживал за ней всё это время – Ольжана выглядела слишком холёной и чистой для человека, который пролежал без сознания больше суток, но Мореника ушла от ответа, сказав, что это всё гостеприимство Двора Лиц и щепоть их колдовства и не суть важно, кто из учеников опекал Ольжану.

Пока они говорили, Мореника поймала её руку. Осмотрела заплатки и присвистнула со знанием дела.

– Какой же пан Авро мастер. – Мореника покачала головой. – Мне кажется, целой жизни не хватит, чтобы приблизиться к нему.

Ольжана не разбиралась и не понимала, чем эти заплатки отличались бы от других, но согласилась. По-видимому, разница была.

Они продолжили болтать, и всё это время Мореника осторожно держала руку Ольжаны в своих тёплых руках – благоговея, конечно, не перед ней, но перед искусством пана Авро. Она говорила, что в их чарах как ни в каких других важна ловкость пальцев, поэтому воспитанники Двора Лиц не только учатся колдовству, но и упражняются в обычном рукоделии. И, например, сама Мореника страшно любила вязать – это показалось Ольжане удивительным и очень ей неподходящим, но она ничего не сказала. Разум всё ещё был затуманен тачератским мёдом, и слова Мореники журчали слишком бодро.

К чести Мореники, она это поняла.

– Я утомила тебя, – сказала она виновато, погладив Ольжану по плечу. – Отдохни немного, пока я отношу посуду. А потом я помогу тебе собраться, хорошо?

Ольжана кивнула, вытерла губы, и в это время в дверь постучали.

Тук-тук. Внутри колыхнулся страх – несмотря на остатки снадобья в её крови. Пронеслись воспоминания: ночь, треск, можжевеловый запах бани.

Мореника позволила войти.

Лале осторожно приоткрыл дверь и зашёл внутрь, горбясь. Его лицо было землистого цвета – так брови и глаза казались ещё чернее.

– А, Лале. – Мореника спрыгнула с постели, забрала пустой поднос. – Ты вовремя. Ольжана проснулась, но у мёда бывает побочное действие, так что не хочется оставлять её одну.

Ольжану кольнуло это обращение в третьем лице, но Мореника исправилась.

– Пока не вставай, ладно? – Обернулась к Ольжане. – Вдруг голова закружится или тебя затошнит.

Лале придержал дверь, и Мореника с бархатным «спасибо» выплыла в коридор.

Ольжана приподнялась на ладонях. Поправила подушки, чтобы сесть ещё выше.

– Доброе утро, – сказала она.

– Доброе, – хрипнул Лале. – Как вы?

– Лучше всех. – Ольжана откинулась на подушки. – А у вас как дела?

Не очень, судя по его мешкам под глазами. Хотелось бы верить, что это только из-за переживаний за неё, но Ольжана понимала: они с Лале не были так близки. Всё дело – в чувстве вины.

Лале развёл руками.

– Садитесь, – предложила Ольжана, и когда Лале стал отнекиваться, закатила глаза. – Да на моей кровати уже половина Двора Лиц посидела. Чего вы будете стоять?

В конце концов Лале сдался и устроился на краю её постели. Посмотрел взглядом побитой собаки и сгорбился ещё сильнее.

– Теперь вы будете знать, – сказал он глухо, – что надо послушать меня и сделать наоборот.

– Да бросьте.

– Ольжана, мне очень жаль. – Он стиснул пальцы, сплёл их в замок. – Всё бы обошлось, если бы я не надоумил вас перекидываться. Эта маска… я понятия не имел…

– Хватит. – Ольжана отмахнулась. – Я взрослый человек, и вы не несёте за меня ответственность. Вы не виноваты в том, что я неправильно распорядилась знаниями, которые вы мне дали. Как и в том, что я толстая птичка и не смогла улететь от чудовища.

– Я…

– Вы предупредили меня, потому что хотели помочь. Я могла бы не оставаться тут, но осталась. Могла бы не перекидываться, но перекинулась. – Она потёрла шею здоровой рукой. – Вот и всё.

Лале облокотился о колени. Соединил ладони и прижался к ним лбом.

Ольжана чудом сдержалась, чтобы не погладить его по спине.

– Да ладно вам, никто же не умер. – И осеклась. – Не умер же?

– Нет, не переживайте. – Лале поднял голову. – Из тачератцев никто не пострадал. Пострадали только вы.

Ольжана усмехнулась.

– Удачливая я.

Её залатанная рука лежала на одеяле, похожем на сотканное облако, – Лале скользнул по ней долгим печальным взглядом. Посмотрел на заплатки в вырезе её сорочки. Не случись с Ольжаной того, что случилось, и не будь она сейчас такой лениво-спокойной, ей, может, и захотелось бы натянуть одеяло повыше. А так – лишь отголосок неловкости.

– Видели, да? – Ольжана кивнула в сторону черепа на сундуке. – Наверное, надо быть больным ублюдком, чтобы создать такое.

Лале проследил за её взглядом.

– Наверное. – Он рассеянно провёл ладонью по волосам. Повернулся к Ольжане. – Вас не пугает этот череп? Может, убрать?

Чернеющие глазницы. На верхней челюсти – пустые выступы, лишённые зубов.

Илистый запах реки. Брызги вина. Искры от колдовских огней.

– Да нет. – Ольжана смотрела на череп, не мигая. – Я ужасная трусиха, Лале, но пусть будет.

Флажки и цветы. Мелькающие маски. Утробный рык.

– Мне… – Она замялась, протирая здоровую ладонь о бедро под одеялом. – Мне нравится думать, что чудовище уязвимо. Это будто делает меня менее слабой, понимаете? – Хмыкнула. – Хотя это так глупо.

Лале встретился с ней глазами.

– Я понимаю.

Ольжана разгладила складки на одеяле.

Ей хотелось сказать Лале, что она рада его видеть и действительно на него не сердится. Что ей приятно его